В ритме танца
Он резко вошел в кабинет, остановился у стола, внимательно осмотрелся и громко сказал:
- Вы меня вызывали?
Я, улыбнувшись, предложил ему сесть.
- Да я тороплюсь, - с волнением проговорил мой новый знакомый. - Вы, наверное, не знаете, что такое вдохновение. Я художник, притом профессиональный, за моими плечами Ленинградская Академия. И если ко мне приходит вдохновение, то я сутками не выхожу из своей мастерской. Хотя она не ахти, - продолжал он, - не ахти какая хорошая. Но ничего, дайте время…
- Вы знаете, - перебил я его, - мы бы хотели с вами посоветоваться. Насчет наглядно-художественного оформления города… Ведь скоро праздник - "Ташкенту - 2000 лет".
- Только не сейчас, - взмолился посетитель. - Позже, сейчас у меня начата работа, и пока я не остыл, не отрывайте, пожалуйста, меня… - Он говорил, водя правой рукой по воздуху, словно держал в руке кисть и перед ним стоял большой мольберт.
- Что ж, хорошо, - решил я. - Насильно мил не будешь. Как закончите свою работу, дайте знать.
Он с улыбкой на лице пожал мне руку и так же, как вошел, быстро вышел из кабинета.
Подготовка к празднику была в самом разгаре. Сроки поджимали, дел изо дня в день прибавлялось. Всюду ощущалось, что город живет в каком-то новом трудовом ритме. Вовсю шел ремонт зданий, приводились в порядок улицы. Замелькали крупные надписи на троллейбусах, автобусах и трамваях: "Городу-2000 лет".
Каждый житель города жил в ожидании праздника и хотел непременно принять в нем личное участие. На центральном стадионе с утра до вечера проводились репетиции. В дирекции по подготовке и проведению праздника шли беспрерывные споры о сценарии, о художественном оформлении праздника. Среди творческих работников мелькало и лицо моего нового знакомого, который ни с кем не спорил, да и вообще не вступал в разговор. Приходил на совещание дирекции, сидел молча и так же уходил. Поэтому я однажды не выдержал и обратился к нему:
- Слушайте, вы же профессиональный художник, и почему-то совершенно не принимаете ни в чем участия.
Он, опустив глаза, как-то смутившись, негромко ответил:
- Вы знаете, меня последнее время преследуют сплошные неудачи, и прежде всего творческие. Что-то хочется сделать новое, необыкновенное, но не могу нащупать, зацепить. Честно говоря, страшно устал от своей неудовлетворенности. - Говорил он так искренне, с какой-то болью, что присутствовавшие в дирекции товарищи начали успокаивать его:
- Ничего, это бывает. И у Пушкина до Болдинской осени было состояние не лучше…
Он растерянно улыбнулся, взял со стола свою белую кепку и вышел из комнаты. Вечером, после очередного совещания, я в плохом настроении возвращался домой. Пройдя по улице Ленина, повернул на улицу Навои. Навстречу мне, весело разговаривая между собой, шла группа молодых ребят. Среди них я увидел художника. Поздоровавшись со мной, он отстал от ребят.
- Где вы живете? - неожиданно спросил он меня.
- Возле гостиницы "Москва", на улике Самарканд-Дарбаза. Это новый массив Чорсу, - ответил я.
- Хороший массив. - И, чуть помолчав, продолжил - Знаете, если можно, я провожу вас.
- Хорошо, не возражаю, - согласился я.
И мы вместе зашагали по улице Навои. По пути мы о многом говорили. Наверное, потому, что неожиданно стали понимать друг друга с полуслова.
- Вы вот не творческий работник, вроде бы не художник, не музыкант, а разбираетесь в вопросах творчества. Откуда вы знаете наш мир? - заинтересованно спрашивал он меня. - Ответьте!
- Вы знаете, обычно люди, работающие в мире искусства, как я понимаю, легко ранимые люди.
- Л иначе и быть не может. Хотя, честно говоря, к любой работе надо относиться с душой, как мне кажется.
- Вы очень хотите сделать что-то грандиозное? Не так ли?..
- Угадали, - весело ответил художник.
- Но чтобы что-то создать, - продолжил я, - надо искать…
- Не придумывать что-то непонятное самому себе, а именно искать близкое народу, вернее, доступное и понятное.
- Вы вроде бы не старый, а рассуждаете, как будто прожили целую жизнь.
- Разве дело в молодости или старости. Дело в понимании окружающего тебя мира. И связано, наверное, эго прежде всего с твоим отношением ко всему. Если относиться к делу, к людям со всей серьёзностью, то можно многое познать, всем сердцем ощутить красоту мира и человека как личность. Хотите, я вам расскажу, вернее, подарю один сюжет. Так вот, мне было лет одиннадцать. Однажды отец взял меня с собой в театр "Бахор". Как сейчас помню, в зале было столько зрителей, что яблоку негде было упасть. На сцену вышла стройная женщина. Музыканты заиграли тогда еще не знакомую для меня прекрасную мелодию "Танавар".
Женщина сняла с пояса красивую косынку и ловким движением рук повязала ее на голову. Медленно вошла она в танец, и движенья ее напомнили полет большой сильной птицы. В зале все замерли, так как женщина говорила удивительным языком танца. И тогда она плавным движением подняла руки и резко повернула голову вправо, ее черные длинные косы взметнулись, и все присутствующие в зале повскакивали со своих мест и досматривали танец стоя.
- Вот что значит талант! - глубоко вздохнул я.
- А вы говорите вдохновение. У талантливого человека оно всегда бьет ключом, всегда тревожит.
- И наша Мукарам-апа Тургунбаева была талантом, поэтому народ ее до сих пор любит и помнит. Вот ее бы написать в вихре танца на большом полотне, - вдруг озаренно произнес я. Словно сделал какое-то открытие.
Мой собеседник шел рядом и, глядя на меня сияющими глазами, громко повторял:
- Вы правы… Как вы правы! Я напишу ее, и знаете как напишу! Еще как напишу!..
Расстались мы довольные друг другом.
До открытия финала праздника на центральном стадионе оставалось дней двадцать. Дел изо дня в день прибавлялось. Начали съезжаться артисты и гости со всех городов страны. Улицы одевались в праздничный наряд. В театрах шли праздничные спектакли и концерты.
Ежедневно проходили совещания дирекции по вопросам предстоящего финала праздника. Работники дирекции уже не вступали в спор с творческими работниками, и те делали все, что хотели: бегали, строили, доставали, танцевали, прыгали и даже пели.
Дирекция постепенно теряла свои лучшие кадры, творческая же группа сохранила свой состав до конца. Кроме одного профессионального художника. Он отсутствовал. Исчез. Как шутили в дирекции: "Сквозь землю провалился…"
Возможно, и провалился бы, если б не старики и старушки махалля "Кукча", которые неожиданно явились в дирекцию и устроили нам небольшую "взбучку".
- Дорогие вы наши, - ласково обратился старейшина этой махалли. - Да снимите вы и выбросьте подальше замки с театра "Бахор". Там наша Мукарам Тургунбаева со всем своим родным коллективом танцует.
Мы все опешили, не зная, что сказать.
- Не верите? - возмутились старики. - Тогда пошли с нами.
Попробуй откажи старикам, так они быстро кого хочешь на место поставят. Пришлось нам отправиться в театр, возле которого собралась уже немалая толпа.
А вахтер театра дверей не отпирает. Мы ему так и так, а он ни в какую. Пришлось искать директора, чтобы войти в театр. В фойе во всю стену висела картина.
На ней на переднем плане во весь рост в вихре танца "Танавар" жила Мукарам-апа. За ней в ритме танца замерли восточные красавицы, как бы запоминая каждый жест, каждое движение великой актрисы.
За стариками в театр потянулись люди, чтобы увидеть вновь свою любимую артистку.
И по сей день к старейшему театру "Бахор" приходят посетители - поглядеть на неумирающий талант, увидеть и вспомнить свою юность и молодость. Может, поэтому молодые стали назначать здесь свои встречи и свидания.
И я часто захожу в этот театр, смотрю на портрет, и вместе со всеми радуюсь и ощущаю прилив сил для новых творческих исканий.
А как поживает мой знакомый, профессиональный художник? Честное слово, не знаю. Больше с ним не встречался. Да и зачем ему мешать? Он обрел крылья птицы, воспарил и, наверное, приносит новую радость людям.
Сад саттара-ака
В калитку постучали.
Из дома выбежала девочка лет пятнадцати.
- Вам кого?
- Хозяин дома? - У калитки стоял заместитель председателя райисполкома.
- Папы дома нет, а вот дед дома, - приветливо ответила девочка.
- Что ж, дед даже лучше, - сказал Камил Файзиевич и шагнул во двор.
Так в последние годы каждый свой рабочий день он начинал с обхода домов, подлежащих сносу. Это ему нравилось, так как кругом шла большая, кипучая стройка. Город менял свой облик на глазах. И часто, отвечая на вопросы жителей района, он приводил десятки примеров. "Вот взять, к примеру, - говорил он, - Октябрьский район нашего города. Это крупная строительная площадка. Вон какие здания отгрохали, которые раньше и во сне не снились. Только за последние годы выросли массивы Ц-26, Ц-27, украсился район Дворцом пионеров, гостиницей "Чорсу", Домом кино…" Одной из самых трудных проблем Камил Файзиевич считал снос старых домов.
- Входи, сынок, гостем будешь, - сказал, выходя навстречу, Саттар-ака.
Саттар-ака усадил Камила Файзиевича за стол. Девочка быстро подала чай, горячие лепешки.
Жил Саттар-ака с внуком и двумя правнуками - трое сыновей не вернулись с фронта. Дом был ветхий, латаный-перелатанный, как старый чапан.
"Легче новый построить", - подумал Камил Файзиевич, рассматривая потолок комнаты.
Старик, подавая пиалу крепкого чая, тоже оглядел потолок, пожал плечами, сказал с улыбкой:
- Да, этому дому столько лет, сколько мне самому. Сносить надо!