ГЛАВА ВТОРАЯ
Мэри Макгрегор, хоть и прожила на свете двадцать три с лишним года, так никогда и не поняла, что Джин Броди не вдавалась в откровенность с другими учителями и история ее любви рассказывалась только ее ученицам. Когда через год после начала второй мировой войны Мэри записалась в женскую вспомогательную службу военно-морского флота и стала неловкой и бестолковой медсестрой, на которую часто валились все шишки, она не очень-то вспоминала Джин Броди, хотя никогда не относилась к ней плохо. Но однажды, в самую горькую пору, когда первый и последний кавалер Мэри, капрал, с которым она была знакома две недели, бросил ее, не явился на свидание и вообще больше не показывался на глаза, она перебрала в уме свое прошлое, стараясь понять, была ли когда-нибудь по-настоящему счастлива, и ей показалось, что те первые годы, проведенные с мисс Броди, когда она сидела за партой, слушая разные истории и суждения, не имевшие ничего общего с ее привычным окружением, и были самым счастливым временем в ее жизни. Она подумала об этом между делом и больше уже никогда не возвращалась мыслями к мисс Броди. Она пережила свое унижение и погрузилась в привычное для нее состояние тупой озадаченности, продолжавшееся до тех пор, пока она не погибла во время пожара в отеле в Камберленде, куда приехала в отпуск. Из конца в конец бегала Мэри Макгрегор по коридорам в удушливом дыму. Она то бежала в одну сторону, то поворачивала и бросалась обратно, но и там и там дорогу ей преграждала стена огня. Она не слышала ничьих криков, потому что гул пожара заглушал крики; она не кричала сама, потому что дым душил ее. Повернув в третий раз, она наткнулась на кого-то, упала и умерла. Ну а в начале тридцатых годов, когда Мэри Макгрегор было десять лет, она безучастно сидела в классе мисс Броди.
- Кто пролил чернила? Ты, Мэри?
- Я не знаю, мисс Броди.
- Полагаю, что ты. Я никогда не видела более неловкой девочки. Если даже тебя не интересует, о чем я говорю, по крайней мере сделай вид, что тебе интересно.
Это и были дни, которые Мэри Макгрегор, перебирая в памяти прошлое, признала счастливейшими в своей жизни.
У Сэнди Стрэнджер в ту пору было предчувствие, что эти годы позже будут считаться самыми счастливыми в ее жизни, и, когда ей исполнилось десять лет, она так и сказала своей лучшей подруге Дженни Грэй, приглашенной к ней на день рождения. Пиршество венчали ломтики ананаса со сливками, а самым замечательным во всем празднике было то, что девочек предоставили самим себе. Для Сэнди вкус и вид экзотического ананаса воплощали представление о счастье, и она сосредоточенно разглядывала маленькими глазками бледно-золотистые кубики, прежде чем подцепить их ложкой; ей казалось, что вкус ананаса, от которого пощипывало язык, - это вкус особого счастья, не имеющего ничего общего с едой и отличающегося от того бессознательного счастья, которое испытываешь во время игры.
Девочки оставили сливки напоследок и теперь уплетали их за обе щеки.
- Малышки, вы станете сливками общества, - сказала Сэнди, и Дженни фыркнула сливками в платок.
- Знаешь, - сказала Сэнди, - считается, что эти дни - самые счастливые в нашей жизни.
- Да, все так говорят, - согласилась Дженни. - Говорят: наслаждайтесь школьными годами, потому что никто не знает, что вас ждет впереди. Мисс Броди говорит, что лучшие годы - это пора расцвета, - сказала Сэнди.
- Да, но зато она не была замужем, как наши родители.
- Зато у них не бывает расцветов.
- Зато у них бывает половая жизнь, - сказала Дженни. Девочки замолкли, поскольку это для них было пока еще поразительным открытием, они сделали его совсем недавно; сама формулировка и ее значение были полны новизны. В это невозможно было поверить. Потом Сэнди сказала:
- У мистера Ллойда на прошлой неделе родился ребеночек. Наверное, мистер Ллойд жил половой жизнью со своей женой.
Это предположение воспринималось легче, и они визгливо захихикали в розовые бумажные салфетки. Мистер Ллойд был учителем рисования в старших классах.
- А ты можешь себе представить, как это у них было? - шепотом спросила Дженни.
Сэнди сощурила глазки еще больше, стараясь мысленно нарисовать соответствующую картину.
- Он, наверное, был в пижаме, - шепнула она в ответ.
Девочки покатились со смеху, представляя себе однорукого мистера Ллойда, торжественно шествующего в школу. Потом Дженни сказала:
- Это делается под влиянием минуты. Так это и получается.
Дженни была надежным источником информации, потому что недавно обнаружилось, что девушка, работавшая в бакалейной лавке ее отца, беременна, и Дженни кое-чего нахваталась, когда разразился скандал. Она поделилась своими сведениями с Сэнди, и они занялись изысканиями, которые так и называли - "изыскания", увязывая воедино подслушанное тайком в разговорах и вычитанное в толстых словарях.
- Это все происходит как гром среди ясного неба, - продолжала Дженни. - С Тини это случилось, когда она в выходной гуляла со своим кавалером в Паддоки. Потом им пришлось пожениться.
- А ведь если подумать, то желание могло бы пройти, пока она снимала одежду, - сказала Сэнди. Под "одеждой" она определенно подразумевала трусики, но слово "трусики" звучало бы слишком грубо в подобном научном контексте.
- Да, я этого тоже не понимаю, - согласилась Дженни.
В дверь заглянула мать Сэнди.
- Веселитесь, милочки?
Из-за ее плеча показалась голова матери Дженни.
- Ой-ой-ой, - сказала мать Дженни, поглядев на стол. - Они тут сладким объедаются.
Сэнди это замечание обидело и унизило: можно подумать, главное в празднике - еда.
- Чем же вы сейчас займетесь? - спросила мать Сэнди.
Сэнди метнула на нее взгляд, полный затаенной ярости, как бы говоря: ты обещала оставить нас в покое и не вмешиваться, а обещание есть обещание, ты же знаешь, что это очень плохо - нарушать обещание, данное ребенку, так же можно человеку всю жизнь испортить, - у меня все-таки день рождения.
Мать Сэнди попятилась, уводя с собой и мать Дженни.
- Не будем им мешать, - сказала она. - Ну, веселитесь, веселитесь, милочки.
Сэнди иногда смущало, что ее мать - англичанка и зовет ее "милочка", потому что эдинбургские мамы так не говорили, а говорили "дорогая". У матери Сэнди было яркое зимнее пальто, отороченное пушистым лисьим мехом, как у герцогини Йоркской, а матери других девочек носили твидовые пальто или в лучшем случае ондатровые шубки, которых им хватало на всю жизнь.
Стояла дождливая погода, и в саду было слишком сыро, поэтому девочки не могли пойти докапывать тоннель в Австралию. Они подняли стол с остатками пиршества и перенесли его в угол комнаты. Сэнди открыла крышку ящичка в табурете у рояля и извлекла оттуда тетрадку, спрятанную между двумя стопками нот. На первой странице было написано:
ХИЖИНА В ГОРАХ
сочинение Сэнди Стрэнджер и Дженни Грэй
Это был их еще не законченный рассказ о Хью Каррутерсе, возлюбленном мисс Броди. Его не убили на войне, в телеграмме была ошибка. Он вернулся с фронта, зашел в школу справиться о мисс Броди, и первой, кого он встретил, была директриса мисс Маккей. Она сообщила ему, что мисс Броди не желает его видеть, что она любит другого. С горьким хриплым смехом Хью ушел прочь и поселился в хижине в горах, где однажды Сэнди и Дженни и нашли его зябко кутающимся в кожаную куртку. На данном этапе повествования Сэнди была в плену у Хью, а Дженни удалось ночью сбежать, и она пыталась отыскать в темноте дорогу вниз. Хью готовился пуститься за ней в погоню.
Сэнди вынула из ящика буфета карандаш и начала писать продолжение:
"- Хью, - взмолилась Сэнди, - клянусь вам всем, что для меня свято, что мисс Броди никогда не любила другого, что она ждет вас внизу, молясь и уповая в расцвете лет. Если вы дадите Дженни уйти, она приведет к вам вашу возлюбленную Джин Броди, и вы увидите ее своими собственными глазами и заключите в объятия после разлуки, длившейся двенадцать долгих лет и один день.
Его черный глаз блеснул в свете висевшей в хижине лампы.
- Отойди, девочка, - крикнул он, - и не преграждай мне дорогу. Что я, не знаю, что ли, что эта девчонка Дженни донесет о моем убежище моей бывшей невесте, насмеявшейся надо мной! Что, я не знаю, что ли, что вы обе - шпионки, которых она подослала, чтобы поглумиться надо мной! Отойди от двери, тебе говорят!
- Никогда! - сказала Сэнди, решительно заслонив своим юным гибким телом дверь и вставив руку в задвижку. Ее большие глаза горели лазурным огнем мольбы".
Сэнди отдала карандаш Дженни:
- Теперь твоя очередь.
Дженни написала:
"Одним движением он отшвырнул ее в дальний угол хижины, вышел за порог, в лунный свет, и зашагал широкими шагами, не обращая внимания на метель".
- Вставь про его сапоги, - подсказала Сэнди.
Дженни написала:
"Его высокие сапоги блестели в лунном свете".
- Слишком много лунного света, - сказала Сэнди. - Ничего, когда будем издавать, убавим.
- Ой, но это же тайна, Сэнди!
- Я знаю, - сказала Сэнди. - Не волнуйся, мы это не опубликуем, пока не достигнем расцвета.
- Как ты думаешь, мисс Броди когда-нибудь жила с Хью половой жизнью? - спросила Дженни.
- Тогда у нее был бы ребеночек, правда?
- Не знаю.
- Я не думаю, чтобы они что-нибудь такое делали, - сказала Сэнди. - Их любовь была выше всего этого.
- Мисс Броди говорила, что в его последний отпуск они прижимались друг к другу в страстном самозабвении.
- Ну и что? Они же, наверно, одежду при этом не снимали, - сказала Сэнди. - А ты как думаешь?