6
Недели за две до званого ужина Харли Рид наткнулся в студии телевидения на Аннабел Рис. Он присутствовал на совещании в качестве консультанта телевизионного спектакля, где изображался художник. У Аннабел как раз кончился рабочий день. Она была продюсер-документалист. Пошли выпить.
- Там они говорят, что якобы их этот художник - в отставке. Полный бред. Художники не уходят в отставку. Откуда им уходить?
- Но ты им объяснил, я надеюсь, - сказала Аннабел. Она обожала Харли. - В общем, потеря твоего драгоценного времени, эти консультации.
- Ну почему, мне даже нравится - следить, чтоб все было точно, - сказал Харли. - В данном случае, кстати, художник вообще не вполне убедительный. Зачем, скажем, он отводит взгляд от холста, когда рука орудует кистью? Нет, я люблю, чтоб все делалось точно. Лично я, будь я дворецким или лакеем, все делал бы точно. Я знаю, как это делается.
- Откуда ты знаешь? - сказала Аннабел. - Опыт, что ли, имел?
- Да, в качестве нанимателя, - сказал Харли. - С тех пор, как мы с Крис, у нас всегда есть слуга, а то и двое.
- Ах, это интересно, хотелось бы узнать поподробней, на будущее, когда я стану делать про тебя передачу.
- Насчет дворецкого - да ну его, по-моему, - сказал Харли. - Если честно, такие вещи художнику ни к чему. На другом-то полюсе голод, мансарды. Если публика будет думать, что ты чересчур богат, решит - халтурщик, а если ты беден, думают - что-то с его искусством не то, почему не продается?
Но Аннабел было не сбить. Она взяла на вооружение идею, которая, она чуяла, впечатлит начальство, когда приспеет пора проталкивать передачу о Харли. Эти его выкладки нисколько ее не трогали. (Художник... дворецкий... можно и богатую австралийку приплести, спутницу жизни...)
- А как фамилия твоего дворецкого? - спросила Аннабел.
- Хоспис, - сказал он.
- Ну да! Не верю.
- Я сам не верил. Но это правда, так у него во всех бумагах значится, в рекомендациях. Мы его только что взяли.
- Ну и как он?
- Великолепен. Вот только уже поговаривает об отпуске на месячишко.
- Так он и выразился - на месячишко? - прицепилась Аннабел.
- Нет, он сказал: "На месяц, сэр". Ему нужен отпуск, чтоб свозить жену-гречанку обратно в Грецию, где ей приспичило выцарапать приданое. Дюжина простынь, шесть наволочек - воображаю. Только что поженились, глупцы.
- По-твоему, глупость - жениться?
Харли пропустил это мимо ушей.
- Крис решила его отпустить. Но сперва он нам понадобится для кое-каких оказий, включая ужин. А потом - пусть себе катится в свою Грецию. Небольшой такой ужин, мы решили, но на уровне.
- Крис меня пригласила, я просто в восторге, - сказала Аннабел.
Он ей перечислил гостей, кое с кем она была незнакома.
- Очень соблазнительно, - сказала она.
- Составится любопытный коктейль, - сказал Харли. - А что еще требуется от званого ужина.
- А я мечтаю увидеть Хосписа, - сказала Аннабел.
- Не на что там смотреть, - сказал Харли. Он улыбнулся Аннабел и заплатил за выпитое.
Кузену своему, Роланду Сайксу, с которым ужинала в тот вечер, Аннабел сказала:
- Я слышала, ты идешь на ужин к Крис Донован?
- Я приглашен. Но не знаю, получится ли у меня, - сказал он; он всегда так говорил: не стоило обращать внимания.
- Я Харли видела, - сказала она. - Он мне перечислил, кто будет. Будут эти молодожены. Он - сын этой богатющей бабы, миссис Дамьен, австралийки. Помнишь, про нее еще статья была в какой-то газете. Так вот, ее сын женился на Маргарет Мерчи из Сент-Эндрюса. Харли говорит, они познакомились в "Марксе и Спенсере", во фруктовом отделе.
- Мерчи? - насторожился Роланд.
- Ну да, старинная шотландская фамилия.
- Знаю. Из Сент-Эндрюса, говоришь?
Родство с Роландом у Аннабел шло по материнской линии, у него с ней - по отцовской. Имея каждый родных братьев и сестер, эти двое были ближе друг с другом, чем с ними. Аннабел была на пять лет старше. Привязанность началась давным-давно, с его четырнадцати, ее девятнадцати лет. Могли бы, конечно, пожениться, стать любовниками, если бы Роланда сызмальства не тянуло больше к мужчинам, чем к женщинам. Роланд снимал просторную квартиру вместе с одним занятым журналистом, к которому питал исключительно дружеские чувства, и только; тот вечно притаскивал на ночь девиц, по уик-эндам уж непременно, но огромность квартиры позволяла Роланду в глаза их не видеть. Ему было дома вполне уютно. Но свои печали-заботы он нес к Аннабел. Уже несколько лет он подумывал, не стоит ли наконец осесть "на одной стороне", как он выражался, имея в виду, что не мешает покончить с гомосексуализмом, жениться. Предприятие было заведомо трудное, легко ли сказать, неясно даже, как приступиться. Главное, все же знали, что он гомосексуалист, и у тех девушек, на которых ему в общем-то хотелось жениться, шансов он пока не имел никаких. Вот эти печали он и выплакивал в жилетку Аннабел; слава богу о любви между ними уже не могло быть и речи. И когда это было. Теперь их связывали добротные родственные узы. Мысль о том, чтобы лечь в постель с кузеном Роландом, абсолютно не улыбалась Аннабел, он же при своем новом течении мыслей находил ее слишком старой. И все равно они были ближе друг другу, чем большинство кузенов, чем большинство родных братьев и сестер.
Профессией Роланда была генеалогия, и он был честный специалист, как ни подмывало его порой воспарить в облака мифологии, дабы скрепить разыскание. Он работал на одну крупную фирму частных следователей, главной заботой которых было шпионить за любовниками и обнаруживать канувших без вести. Но основной свой доход фирма получала от трудов Роланда. Он прослеживал родословные разных людей. По большей части это были люди, сколотившие состояние и прозревшие, что они происходят, скорей всего происходят, от какого-то знатного дома, семейства, знатной особы; и многим хотелось иметь какой-нибудь герб и девиз, чтобы выгравировать на ложках и вилках, отлить на печатках. Скажем, члены секты мормонов, святых последнего дня, - для генеалогов в Англии просто подарок; от Юты от одной колоссальный доход, ибо происхождение от Джозефа Смита или другого из отцов-основателей у них считается грандиозной личной заслугой.
Одним словом, у Роланда дел хватало. Он знал, где искать документы, в какие лазить ведомости, исторические архивы, где откапывать записи, в каких рыться приходских книгах по всей стране, и геральдику всех родов он знал наизусть, и тех, что цветут поныне, и тех, что давно угасли. Вдобавок он был отличнейший палеограф, он умел толковать все тонкости почерка, особенности правописания, знал все арго писцов, конторщиков, клира, законников, судей, помещиков, почивших много веков назад. И он был в своем деле честен: в пух разбивал столько же ложных притязаний на знатность, сколько обнаруживал истинных прав. Правда, с трактовкой дело обстояло сложней: были зоны сомнения. Роланд твердо выражал сомнение там, где имело место сомнение, ну а если клиентам хотелось толковать сомнение в свою пользу, - это уж их личное дело.
Сидя у Аннабел в буро-зеленой гостиной, Роланд ждал, когда таймер возвестит, что ужин готов. И, крутя в пальцах рюмку с аперитивом, заглядывая в нее, он пробормотал:
- Мерчи из Сент-Эндрюса, говоришь?
- Ты их знаешь? - спросила Аннабел.
Роланд, безумно занятой молодой человек, обычно не сразу припоминал, что именно связано с той или иной фамилией. Как врачу-специалисту, ему приходилось сверяться с записями, если клиент являлся к нему, сообщая, что бывал у него прежде. Слава богу под рукой было компьютерное обеспечение. Но на память тоже не приходилось жаловаться.
- Что-то про Мерчи было в прошлом году. Из Сент-Эндрюса, кстати, - пробормотал он. - Но конечно, детали... надо проверить. Кое-что я сверял, да, но там что-то еще оставалось. Претензии на какое-то там наследство, суд отказал, в газетах писали. Но кто сказал, что это именно та самая семья?
- Мы увидим девицу восемнадцатого числа.
- Я не уверен, что смогу выбраться.
- Ах, лапка, ну конечно ты сможешь выбраться на этот ужин. Если в мире есть что-то прекрасное, так это ужины у Харли и Крис Донован. И мне необходимо, чтоб ты там был, мы же потом все должны обсудить.
Динь-динь-динь, - прозвякал таймер. Аннабел побежала на кухню, оттуда крикнула Роланду:
- Кушать подано!
Вдруг он подумал: "Ну что, что бы я делал без Аннабел?"
Она сказала:
- Ты прическу переменил. - Обычно волосы у него были темные, на косой пробор. А теперь он постригся бобриком, на темени крохотный хохолок, очень коротко по бокам и подкрашено под седину.
- На сто восемьдесят градусов, - сказал он.
- Едва ли такое может убедить женщину в том, что ты сам на сто восемьдесят градусов переменился, - сказала Аннабел.
- Нынешней юной девице вообще на все это плевать.
- Зато мне, например, не плевать, - сказала Аннабел, - а я не такая уж древняя.
Ей было тридцать два, ему двадцать семь.
- Ладно, пока похожу, на пробу, - сказал Роланд. - Может, ты и права. Но какие, собственно, возражения?
- Вид такой, как будто ты много часов проторчал у парикмахера, - сказала Аннабел.
- И проторчал.
- Но они же отрастут моментально. И сколько еще часов тратить придется, чтоб такое поддерживать. Нет, я не говорю, - спохватилась она, - что тебе не идет. Ты просто прелесть с этой прической.
- Спасибо. Рад слышать. А то я сам себе надоел.