- Я ему снова пытался втолковать, что моя партия категорически против террора, а я строго подчиняюсь партийной дисциплине, но он все еще агитирует, надеется на согласие… видимо, у эсеров силенок маловато… Что из всего этого будет - одному богу известно. Я не очень-то верю в то, что покушение может удаться, - когда царь прибудет к нам на корабль, его и здесь охранять будут со всех сторон. Но даже за саму попытку на виселицу люди пойдут… и к тому же жандармы так раздуют это дело, что и невинных впутают. И повод у них будет отличный, чтобы репрессии по всей стране усилить. Вот уже который день ломаю голову, как помешать Королеву и его дружкам, но ничего путного придумать не могу…
- Может, припугнуть его?
- Да чем припугнешь-то? Он и сам мастер пугать… И ведь не в охранку же заявлять на него…
- Это верно… и он это понимает.
- Я вот о чем думаю, Сережа, нельзя ли как-нибудь проследить за Королевым, разузнать, где у них оружие спрятано, и перепрятать… Безоружные не полезут.
- Ну да, проследить! Заметят если, то могут за агентов охранки принять. А тогда запросто пристукнут в темном углу.
- Прав ты, Сережа, запросто могут… Но с другой стороны - делать-то что-то надо! Прибудем в Ревель, надо с товарищами на берегу посоветоваться. Сейчас как раз в Ревеле должен быть человек из Питера. Мне передавали, что он на завод акционерного общества "Вольта" устроился. Через него связь с Петербургским комитетом установить должны. Скорее бы только это плавание кончилось! Ты ничего не слышал насчет прихода в Ревель?
- Откуда же? Но вообще-то думаю, что скоро - неделю уже в море болтаемся. Время у нас пока есть, давай вместе теперь думать, как Королеву помешать… А сейчас пойдем - скоро уже к обеду сигнал будет.
Электрики поднялись по трапу наверх, выключив в трюме свет. И Мейснер опять остался в темноте. Он стоял, бессильно прислонившись к переборке, ждал, когда утихомирится сердце. Господи! И зачем только слышал он этот разговор? Не к добру, не к добру это. И никому ни звука. А то не жить на свете.
…Сергей бежал по узенькой тропке, прорезавшей бесконечный луг, легко отталкиваясь от земли босыми ногами, ощущая ее такой мягкой, будто бежал он по перине, и каждый толчок ноги поднимал его в воздух, как пушинку, и он медленно, словно был почти невесомым, опускался на тропинку и снова взлетал над ней, пока наконец не повис в воздухе и не поплыл над лугом лицом вниз с широко раскинутыми руками. Но откуда-то сбоку вдруг выплыло что-то темное, страшное, клубящееся, и он почувствовал, как его швырнуло, увидел, как кинулась навстречу земля, а сбоку сверкнуло и загрохотало, в уши вонзился пронзительный звук…
Еще окончательно не проснувшись, он понял, что горн трубит побудку, откинул одеяло, ухватился руками за края подвесной койки, резко выбросил тело вбок и вперед, коснулся ногами палубы и только тогда открыл глаза. Остатки сна клубились в сознании, но руки сами механически делали все, что им нужно. Немного минут отводилось матросу на то, чтобы одеться, сложить и связать койку, умыться и причесаться.
Вокруг Сергея молча и сноровисто увязывали койки матросы, с грохотом бежали к умывальнику. Он едва успел плеснуть тепловатой водой в лицо, как "архангел" вновь затрубил - на этот раз сигнал на молитву.
На церковной палубе собрались почти все, когда Краухов занял привычное место у левой переборки. Неподалеку впереди отдельной группой стояли офицеры в белых кителях, с обнаженными головами. Сергей тоже снял бескозырку, привычно положил ее на сгиб поднятого локтя, уставил взгляд в раскладной иконостас, где, обрамленные сверкающими золотом окладами, темнели скорбные лики святых.
Корабельный священник (на матросском жаргоне именуемый "водолазом") приступил к делу споро. Как всегда, он читал молитву в таком резвом темпе, что ее торжественность начисто терялась. Появлялось ощущение, что батюшка не служит, а отбывает повинность.
Каждому, кто бы взглянул на сосредоточенное, серьезное лицо Сергея со стороны, могло показаться, что человек этот полностью погружен в молитву. Но, к счастью, никому из начальства не дано было заглянуть в его мысли. А думал он о том, что неладно все получается. После арестов в Гельсингфорсе многие связи оказались порванными. Правда, два дня назад удалось установить связь с подпольной группой на "Андрее Первозванном", но товарищи, встревоженные провалом, считали, что сейчас не время для решительных действий и надо исподволь заново готовить силы. Во время стоянки в Ревеле Недведкин пытался встретиться с товарищем, который приехал из Петербурга и работал на заводе "Вольта", однако возле дома, где тот поселился, Костя обнаружил шпика, и только чудом ему удалось не попасть в поле зрения, пройти мимо так, будто он и в самом деле шел мимо этого дома. А тут еще эсеры со своим отчаянным планом покушения. Королев не скрывал, что они уже сумели притащить на корабль револьверы, но где хранили их - об этом упорно молчал. Так что узелок завязывался такой, что не дай боже…
Мысли Сергея прервал решительный возглас: "аминь". Он машинально вместе со всеми перекрестился и пошел к трапу.
А дальше день пошел раскручиваться по привычному распорядку, не оставляя времени для того, чтобы о чем-то толком подумать. После завтрака его послали в носовую башню. Там что-то не ладилось с подъемником снарядов, по-видимому, барахлил электромотор, но артиллеристы сами, без электрика, не могли разобраться.
В башне он увидел унтер-офицера Ярускина и трех матросов, а среди них и знакомого по памятному разговору в Кронштадте Королева. Тот мельком взглянул на него, как показалось Сергею, но настороженно, и отвернулся. Элеватор, на котором подавались снаряды, находился в верхнем положении, но напрасно Ярускин нажимал кнопку спуска. Внизу что-то щелкало, раздавался легкий гул, но элеватор оставался на месте. Сергей тоже попробовал нажать кнопку, но результат был тот же - внизу что-то щелкало, но не срабатывало. Надо было спускаться, проверять контакты, смотреть мотор.
Искать на этот раз пришлось долго, но когда наконец нашел причину, то даже сплюнул от огорчения - почему не подумал об этом раньше? Оказалось, что кончик провода, подававшего ток к мотору, замаслился, и потому контакт не срабатывал. Устранить причину было минутным делом. Когда он снова поднялся в башню, комендоры гоняли элеватор вверх и вниз. Подъемник действовал безотказно.
Командир башни - молодцеватый и всегда ровный в обращении с матросами лейтенант Затурский, подошел в то время, когда Сергей возился внизу, и угостил электрика папиросой, которую Сергей засунул в нагрудный карман - курить в башне строжайшим образом запрещалось.
- Вот что, братцы, - сказал лейтенант, - вы уже порядок навели, так что предлагаю вам минут с десяток передохнуть, а чтобы не скучно было, можете и потравить.
Хотя Затурского знали как офицера справедливого и к матросам внимательного, но ведь известно: барская ласка до порога… При нем "травить" не решились. И тогда Ярускин предложил, чтобы комендор Силантьев почитал вслух газетку "Кронштадтский вестник".
- А чего читать-то? - поинтересовался Силантьев - высокий худущий матрос с сумрачным лицом.
- Там о пребывании государя императора в Москве пропечатано, - сказал Ярускин, покосившись на лейтенанта, - вот ты и валяй оттуда.
Комендор с готовностью развернул газетный лист, примостил его на коленях и громко, но монотонно стал читать вслух, как происходила церемония открытия памятника, как царь принимал парад войск. Матросы внимательно слушали.
- "Его Величество, - гудел голос Силантьева, - был в форме двенадцатого гренадерского астраханского имени императора Александра III полка, наследник цесаревич - в форме четвертого стрелкового императорской фамилии полка. Государыни императрицы были в белых платьях при андреевских лентах. Великие княгини были в лентах ордена святой Екатерины. Государь император, наследник цесаревич и великие князья были также при андреевских лентах".
Он оторвал взгляд от газеты, оглядел слушателей и снова продолжал:
- "Перед самым памятником был разбит белый шатер для Их Величеств, затянутый белыми материями в стиле… в стиле… "етриче".
- Какое еще "етриче"? - подозрительно спросил Затурский. - Что за слово ты читаешь?
- Так тут, вашскородь, что-то вроде и не совсем по-нашему написано, но как будто бы "етриче" .
- А ну-ка, дай сюда газету.
Затурский глянул в указанное Силантьевым место, невольно улыбнулся.
- Тут действительно не по-нашему напечатано. Это слово французское и читается оно: "ампир". Есть такой стиль в архитектуре, такой, понимаешь, строгий, без выкрутасов. Ты, к примеру, здание Адмиралтейства в Петербурге видел?
- Так точно, вашскородь, видал.
- Вот это здание как раз и есть типичный ампир.
В тот момент в проеме распахнутой броневой двери показалось веснушчатое озабоченное лицо вестового Колядина. Увидев Затурского, он вытянулся, скороговоркой сказал:
- Так что, вашскородь, господин капитан первого ранга просят всех офицеров в кают-компанию!
- Иду-иду, - торопливо отозвался Затурский и повернулся к унтер-офицеру: - Ярускин, не дожидайся меня, начинай собирать прицел. Один справишься?
- Так точно!
- Ну и действуй.
Когда Затурский вышел, Силантьев снова взял газету, поглядел в текст и хмыкнул, покрутил головой:
- Чудно как-то получается, братцы, ампир, ампир!.. А мне так и чудится: вампир, вампир…
- Если чудится, так перекрестись, - прервал его Ярускин. - И кончай немедля посторонние разговоры!