В ее глухом, словно бесцветном, голосе послышался горький упрек.
- Вот как? - сказал больной, поворачиваясь к девушке. - Значит, стряпчий знаком тебе, Аполка?
- Мы с нею в родстве, - ответил за девушку Тарноци. - В близком родстве. Мы с Аполкой в детстве несколько лет прожили вместе.
- Ну что ж, хорошо. Садитесь, дорогой адвокат. Из каких Тарноци вы будете?
- Из пятифоринтовых, - отвечал с улыбкой адвокат. Лицо магната исказилось от ужаса.
- Уж не хотите ли вы сказать…
- Нет, нет, - поспешил пояснить свои слова адвокат. - Я - дворянин. Раньше мы прозывались Трновскими.
- Ну, слава богу! - с облегчением вздохнул граф, будто у него камень с сердца свалился.
- Я носил прежде ту же фамилию, что и Аполка, но мой покойный отец переделал ее на венгерскую.
При этих словах Аполка воскликнула:
- Как, разве бедный дядюшка Гашпар умер? Боже мой, а я ничего не знала. Меня никто даже не известил…
Из глаз ее хлынули слезы. Но граф Иштван нетерпеливо махнул рукой:
- Ладно, не хнычь, ну, умер и умер. Что мне за дело до твоих родственников? Я не желаю, чтобы из-за них ты портила свои красивые глазки. Так вот, дорогой адвокат, знаете, зачем я вас позвал? Впрочем, я звал не вас. Я предпочел бы, чтобы господин Памуткаи привез кого-нибудь постарше, потому что старая лиса всегда знает больше молодого лисенка. Но раз уж вы приехали, сойдете и вы.
- К вашим услугам, господин граф!
- Приходилось ли вам когда-нибудь писать прошение на имя короля?
- Приходилось.
- Очень хорошо. Значит, вам известны все тонкости этого дела. Могу себе представить, сколько тут надо знать всяких закавык!
- Все зависит от характера дела, господин граф.
- А дело в том, - торжественно, громче обычного, произнес Понграц, указывая рукой на Аполку, - что я, Иштван Понграц, граф Сентмиклошский и Оварский, удочеряю эту девицу, даю ей свое древнее имя, и так далее, и тому подобное. Поняли, господин адвокат?
У всех присутствующих вырвался возглас удивления.
- О благородная душа! - воскликнул Пружинский, поднимая глаза к небу.
На лицо адвоката набежало облако. Но Аполка, вскочив со стула, подбежала к постели графа и, вне себя от радости, бросилась на колени и стала целовать ему руки:
- Чем я заслужила такую милость, чем?
Больной высвободил одну руку и, погладив девушку по голове, голосом, полным любви, произнес:
- Встаньте, графиня Аполлония! Только, пожалуйста, без сентиментов, никаких сентиментов…
Аполка разрыдалась от радости; она и мечтать не смела о таком счастливом исходе - она не только избавлялась от грозившей ей опасности, но вдобавок еще становилась графиней! Не помня себя от счастья, в неожиданном порыве она бросилась на шею адвокату:
- Вот видишь, Милослав, как добр господь бог!
- Что это за манеры, Аполка? - гневно прикрикнул на нее граф. - Я не хочу, чтобы ты хоть на минуту забывала, кем ты отныне будешь!
Краска залила матово-бледное лицо адвоката. Он вскочил со стула.
- Ваше сиятельство, соблаговолите сперва выслушать меня.
- Говорите, amice! Ведь я для того и пригласил вас, чтобы вы говорили.
- Однако для моего заявления не нужно стольких свидетелей.
- Черт побери, что же такое вы собираетесь мне сообщить? Ну, ладно, Пружинский и вы все, выйдите на минутку. Аполлония, вы тоже удалитесь в свои апартаменты.
- Аполлонии как раз лучше остаться. Все, кроме девушки, вышли из комнаты.
- Итак, чего же вам угодно, сударь?
- Я хотел сообщить вашему сиятельству, что я прибыл не только как адвокат…
- Вот как?
- …но и как проситель.
- Ах, вот оно что! - удивился граф. - И что же вы просите?
- Аполку.
- Аполку! Зачем?
- Я хочу на ней жениться, - просто отвечал тот. Аполка в испуге закрыла лицо руками. Ей казалось, что после этих слов огромный замок сейчас обрушится на них, и даже померещилось, что свод уже треснул и с потолка сыплется штукатурка…
Больной в ярости вскочил, хотел было схватить адвоката за горло, но пошатнулся и повалился на подушки.
- Вы что, с ума сошли? - крикнул он. - Да как вы смеете?! Но Тарноци ничуть не испугался, он невозмутимо играл лентой на своей шляпе.
- Я люблю ее, и это придает мне смелость… И мне кажется, она тоже любит меня.
- Это невозможно! - хрипел граф Иштван. - Скажи ему ты сама, Аполка.
Аполка вдруг уронила наперсток и стала искать его повсюду, словно в целом мире не было для нее дела важнее. Она заглянула даже под кровать, досадливо сетуя: "Куда это он мог закатиться? Вот противный наперсток!"
- Что же ты не отвечаешь, Аполка? Да брось ты к чертям этот наперсток! Не лазь и не ищи его! С ума ты сошла, что ли? Неужели ты можешь покинуть меня, моя букашечка? - нежным, умоляющим голосом взывал больной граф. - Чтобы ты стала женой какого-то адвокатишки! Ни за что! Вели и выдам тебя замуж, так за герцога. И не за какого-нибудь там валахского или немецкого, а, по крайней мере, за одного из Эстерхази. Да и тот еще поблагодарит меня. Ну, что ж ты не отвечаешь, Аполка?
Бедняжка молчала, словно язык проглотила. Она стояла, опустив глаза, словно все еще искала свой наперсток.
- Аполка, - обратился к ней адвокат, и в его голосе звучала тревога и мольба, - так, значит, ты меня больше не любишь? Наберись смелости и скажи правду.
Девушка вздрогнула, подняла свою прекрасную головку и, словно в забытьи, восторженно произнесла:
- Я люблю тебя, всегда любила. Всякий день я думала о тебе, посылала тебе привет с каждым облачком, с каждой ласточкой.
Милослав радостно кивал головой:
- А я каждый день получал твои приветы от облаков, от ласточек.
- Глупости! - хмуро оборвал их граф Иштван. - Этому не бывать! Детское увлечение непрочно, как мартовский снег. Мне очень жаль, господин адвокат, что вы потратили даром время, приехав сюда! А господину Памуткаи я дам нагоняй за то, что он изо всех жолненских адвокатов выбрал именно вас, хотя их в городе как собак нерезаных. А может быть, вы даже и не адвокат?
- Нет, я - адвокат. После смерти отца я открыл свою контору. А господин Памуткаи не виноват, ведь я сам вызвался поехать к вам. Я хотел поговорить с вами и вернуться домой со своей невестой…
Смелость молодого человека начинала забавлять хозяина Недецкого замка. "Черт побери, да это какой-то оригинал, - подумал он, - любопытный субъект. Если так и дальше пойдет, может выйти презабавная история".
- Должен вас огорчить. Домой вы поедете с пустыми руками.
- Но ведь вы, ваше сиятельство, слышали, - Аполка сама заявила, что любит меня.
- Пустяки! Я уже сказал, что за вас ее не выдам, и все!
- Сударь! - воскликнул адвокат сдавленным от волнения голосом. - В Венгрии существуют законы!
На губах магната заиграла презрительная усмешка:
- Еще бы!
- И вы не имеете никакого права удерживать ее. Ведь вы ей ни отец, ни опекун.
- И тем не менее я могу ее удержать у себя. Она - военная заложница в моем замке. Вместо другой дамы. Привезли вы с собой ту даму?
- Ах, вот как! Военная заложница? - Теперь уже адвокат усмехнулся иронически. По-видимому, ему была известна история с заложницей.
- Да-с, пока что она - военная заложница, но вскоре станет графиней Понграц. А вам, молодой человек, я советую поскорее покинуть замок.
Тарноци упрямо покачал головой:
- Без девушки я не сделаю отсюда ни шагу. Идем, дав мне руку, Аполка!
С этими словами адвокат подошел к девушке, которая стояла, прислонившись к буфету, белая, как фарфор на его полках.
- Берегитесь, domine, это не кончится добром, - добродушно предупредил его граф. - К чему вся эта комедия?
Но Тарноци не собирался отступаться: он обнял девушку за плечи и увлек ее за собой к выходу. Аполка, как во сне, нерешительно сделала несколько шагов, потом обернулась и с мольбой устремила на графа затуманенный взгляд:
- Не сердитесь на меня. Я не могу иначе. Я люблю его и принадлежу ему!
Откинув голову назад, Понграц расхохотался. Это был страшный, душераздирающий хохот сумасшедшего. Потом, вынув из-под подушки белый костяной свисток, он поднес его к губам.
На резкий свист распахнулись две скрытые коврами двери, и четверо стражников, вооруженных алебардами, бесшумно вступили в комнату.
- Телохранители! - ровным голосом приказал граф. - Схватить этого человека и бросить его в подземелье. Смотри, Маковник, ты мне головой отвечаешь за него!
Маковник и его присные набросились на адвоката; напрасно тот протестовал против такого вопиющего нарушения свободы личности. Правда, он отбивался кулаками от вооруженных телохранителей Понграца и так огрел Маковника, что у того на виске лопнула какая-то жилка и левый глаз налился кровью и вылез из орбиты. Но все было тщетно: здоровяки-телохранители в конце концов скрутили непокорного адвоката и, несмотря на мольбы Аполки, бросили его в каземат, из которого несколько лет назад Эстелла так хитроумно вызволила Кароя Бехенци.
На шум свалки сбежались все приближенные графа. Пружинский проводил еле державшуюся на ногах Аполку в ее покои, а граф обрушился на Памуткаи:
- Ты осел, полковник! Немедленно отправляйся в город и привези мне другого адвоката.