- А ты смеешься над астрологией! - налетел визирь на Омара, который записывал итог своих наблюдений над "Чашей нищих"- Северной Короной: "Знак Зодиака - шестой, 29 градусов б минут…" - Мол, звезды - сами по себе, они не влияют на нас. Влияют, как видишь! Из-за какого-то дурацкого расположения каких-то там глупых звезд срывается дело большой государственной важности. Неужто в этой прорве крупных и малых звезд не найдется ни одной, пусть самой невзрачной, что решила бы его в нашу пользу?
Похолодел тут Омар! Вот, человек не верит ни в какую звездную чертовщину, - он, что ни говори, сам ученый, - но, в угоду султану, делает вид, что верит в нее. Сколько же умных людей на земле притворно-бессовестно "верит" тому, что долбит вероучитель-законник, - ибо так удобнее жить, это выгодно?
И верит ли сам вероучитель в то, чему он учит других? Если верит, его еще можно простить: охмурен, несчастный. Но если не верит - и все же учит, то это мошенник, его надо сечь на базаре у всех на глазах.
- А? Навечно обяжешь.
- Поищем, - сухо сказал Омар.
Как надоели ему они со своей бесплодной суетой! Прямо-таки безумие какое-то: изо дня в день кровожадно стучать копьями о щиты. Можно подумать: Вселенная рухнет, если клочок обожженной солнцем земли, именуемый Заречьем, отпадет от сельджукской державы…
Разве мало у вас золота, хлеба, роскошных одежд?
Некий чудак по прозвищу Двурогий тоже метался, как ошалелый, по белому свету, сколачивая копьем и мечом великую, на весь тогдашний мир, державу. Дарий шумел, бесновался Ксеркс. Рим бушевал. Аттила гремел за Волгой.
И каждый, конечно, кричал, что городит свой огород навечно.
Что значит навечно? Это не на десять лет, и не на сто, и даже - не на тысячу. Вечность понятие страшное. Космическое. Вечного нет ничего на земле! Так что не бросайтесь словами, не понимая их смысла.
Разрушь хоть три царства вблизи и вдали,
Пусть кровью зальются в дыму и в пыли, -
Не станешь, великий владыка, бессмертным:
Удел невелик - три аршина земли.
Омар - с досадой:
- Война? Я без всяких звезд могу сказать: она будет неудачной.
Визирь - подозрительно:
- Это почему же, откуда такие сведения?
- Не бывает удачных войн! Война сама по себе уже неудача. Великое бедствие. Сколько людей погибнет. Ради чего? Ради ваших… ваших… Нет, визирь, нет минут и часов, благоприятствующих кровопролитию. И лучше царю никуда не ходить. Ни сегодня, ни завтра. Никогда. Визирь - грубо, с презрением:
- Ты… уткнулся носом в звезды и держи его средь них! Не суй, куда тебе не следует! Наше государство создано войной и держится на войне.
- Ну, а если, - вспыхнул Омар, - звезды скажут, что Меликшах, перейдя Джейхун, тут же погибнет, как погиб его родитель Алп-Арслан?
- Нет! - оскалился визирь. - Этого звезды не скажут. Они не должны так говорить. Ясно?
- Вполне.
Трудно ладить с царедворцами! Ну, что ж. Я - звездочет, я служу вам за деньги - и услужу, так уж быть. Он взял астролябию.
- Погоди! - остановил его визирь. - Я приглашу султана.
Под полудетски-внимательным, даже чуть робким, взглядом султана, которому он, со своим диковинным медным инструментом с кругом и делениями, казался, наверное, чуть ли не колдуном. Омар поправил на алидадной линейке диоптры, спокойно определил высоту солнца, высчитал градус царского гороскопа, установил по таблице расположение звезд:
- Та-ак. Козерог. Альфа. Знак Зодиака - девятый. 21 градус 46 минут долготы, 7 градусов 20 минут широты. Действие - благоприятное.
Омар повеселел. Царь и визирь вздохнули с облегчением.
- Водолей. Ага! Вы ошиблись, Исфазари и Васити. Вот она, та, что на левом плече, бета Водолея! Ее название - Счастье счастии, не так ли? Знак Зодиака - десятый. 10 градусов 56 минут долготы, 8 градусов 50 минут широты. Указан север. Действие - благоприятное. Понятно? - Омар отчеканил: - Бла-го-при-ят-но-е!
Что городит главный звездочет? Васити попробовал робко возразить:
- При чем тут Козерог и Водолей? Ведь речь идет о Стрельце…
- Да, да, о Стрельце! - поддакнул ему султан, который все-таки помнил, что рожден под этим знаком. Омар - снисходительно:
- О повелитель! Извольте взглянуть. - Он ткнул астролябией в звездную таблицу. - В Стрельце - дом воителя Мирриха. И тут еще - Счастье счастий. Все сходится наилучшим образом! - Он полистал толстое астрологическое сочинение. - Поход будет удачен. Не забудьте одно - взять хорошее войско и надеть на средний палец правой руки кольцо с топазом.
- Топаз - мой любимый камень! - воскликнул царь.
- А-а, - начал было Исфазари, но Омар резко его оборвал:
- А Исфазари еще молод! - И бросил на помощников такой взгляд исподлобья, что им показалось: глаза у него превратились в холодные жеято-зеленые топазы.
И, не решившись ему перечить, они, хоть и видели, что их наставник несет околесицу, сочли за лучшее промолчать и исчезнуть.
Султан - восторженно:
- Если ты прав и поход будет удачен, я награжу тебя как пять царей!
- И я - как пять визирей, - отер лоб визирь побелевшей рукой.
***
Итак, султан Меликшах, надев на средний палец правой руки кольцо с топазом и прихватив к тому же огромное войско, переправился через Джейхун.
В звездах он, конечно, не разбирался, но зато был человеком храбрым, в пух и прах расколотил караханидов, захватил Бухару, затем Самарканд, последний - после долгой осады. Хан Ахмед был взят в плен. Но, поскольку он родич Туркан-Хатун, любимой жены Меликшаха, султан подарил ему жизнь, вернул престол и с великой славой и добычей, нагнав страху на всех в Заречье, отбыл домой, в Исфахан.
Узнав об этом, Музафар Исфари, осунувшийся от бессонных ночей, явился к Омару, потрясенный, и рухнул перед ним на колени.
- Учитель! - воскликнул он со слезами. - Разреши мое недоумение. Иначе я заболею. Ведь по звездам не было "выхода", они указывали "возвращение".
- Разве султан не вышел - и не вернулся в блеске славы? - сказал Омар невозмутимо.
- Да, но как ты сумел это предсказать? Я сколько ночей не спал, заново высчитал градусы и минуты Стрельца, ничего не упустил, проверил все звездные таблицы и астрологические сочинения. Расположение звезд до сих пор отрицательно! Может быть, я чего-то не знаю? Объясни, ради аллаха, как ты рассчитал "выход"?
- Никак, - зевнул Омар. Он тоже плохо спал в эту ночь, был у Экдес. - Я ничего не рассчитывал, сказал, что в голову взбрело. Звездам, друг мой, нет дела до нашей земной суеты. Солнце всходит не оттого, что кричит петух. Нужно султану побить хакана - пусть идет и бьет. Чего выжидать? Я знал, будет одно из двух - либо это войско победит, а то будет разбито либо это будет разбито, а то победит. Будет разбито то войско - ну, и слава богу, это - с меня некому будет спросить.
У Музафара - ум за разум: все его астрологические представления вмиг улетучились из головы.
Кто-то подслушал их разговор, - скорее всего Газали, - и донес о нем султану. "Вот как он играет судьбою царей!" - возмутился Меликшах. И Омар не получил обещанной награды. Султан перестал его замечать. И заодно - выплачивать жалование. Но у Омара оставались деньги с прошлых лет, да и визирь, довольный исходом дела, выдал ему из своей казны десять тысяч динаров.
Так что работы в Звездном храме продолжались.
***
Умерла мать.
Мир ее праху! Отбушевала. Отмаялась. Он всю жизнь не ладил с нею. Никак и ничем не мог он ей угодить.
И только теперь до него дошло, что он, сам не ахти какой мягкий, одаренностью своей обязан ей - никому другому, а именно ей, ее бурному нраву. У женщин смирных, тупо-спокойных не бывает способных детей.
Спасибо, мать.
***
Туркан-Хатун до того огорчилась из-за неудачи брата, хакана Ахмеда, что несколько дней, вернее - ночей, не подпускала султана к себе. Собственно, Туркан-Хатун - это скорее титул, "мать-царица тюрков", зовут-то ее - Зохре.
- Или ты хотела, чтобы твой родич побил меня? - рассердился Меликшах.
- Нет.
Лоб упрямо опущен, озирается из-под него, как волчица. Волчица и есть. Степная. Пригожая, молодая, с красивой родинкой на лбу, - поймал он однажды такую на охоте. Так ему приглянулась, что он, глупый, вздумал погладить ее - и отскочил с окровавленной ладонью.
Ту он убил. А эту? Ничем, ни злом, ни добром не проймешь, когда стих на нее найдет. А находит он часто. Но - хороша, чертовка!
К буйной алтайской крови Зохре примешалась коварно-покорная бухарская кровь, и удачная эта примесь сгладила ей скулы, выпрямила нос, смягчила жесткий разрез яростночерных глаз, выбелила кожу. Только губы резко очерчены, чуть оттопырены, всегда полураскрыты, как у многих тюрчанок. Все же, оставаясь тюрчанкой, она по облику уже не та, какой была, скажем, ее бабка. Сопоставь ее с хозяйкой юрты откуда-нибудь с верховьев Улуг-Хема, сразу увидишь разницу. И в язык уроженки Мавераннахра примешалось столько таджикских и арабских слов, что та с трудом поняла бы эту.
- Я хочу, чтобы ты не трогал его!
- Пусть не бунтует…
Ну, после обычных в таких случаях жалостных слез, охов и всхлипываний состоялось примирение. Оно было столь горячим, что царица сразу же затяжелела. И сказала она, когда об этом узнала, великому султану Меликшаху:
- Рожу тебе сына - сделаешь его своим наследником? И, в положенный срок, родила она ему сына. И дали ему имя Мухмуд.
И султан Меликшах хотел объявить его наследником своей царской власти.
Но тут взбунтовался визирь:
- Никогда!