- На правом, на правом, - быстро заговорил князь Оболенский, - но дивит меня то, что и юный государь наш уже все добре разумеет в ратном деле и вельми памятлив и скорометлив.
Иван радостно улыбнулся на слова воеводы, а растроганный Василий Васильевич сказал:
- Надежа он моя на государствовании, бог даст, вборзе все труды со мной разделять будет.
Помолчав немного, он добавил, обращаясь к воеводе:
- Приказывай полкам, Василий Иваныч, как найдешь лучше…
- К ночи, государь, пошлю вестников князю Стриге и все укажу, а утре пойдем и мы к Галичу.
Спешным порядком прошли войска великого князя московского вниз, к устью Обноры, вышли на лед Костромы-реки и так же спешно пошли вверх по ней к устью Вексицы. Этим путем полки Василия Васильевича вскоре прибыли к месту Железный Борок, где Свят-Иванов монастырь стоит.
Здесь, в обители, поджидали их уж давно вестники из Костромы, сведавшие от дозорных великого князя, что идет он к Галичу. То были: боярский сын Терентий Кольцо, а с ним пушечник Ермила, молодой мужик, ражий детина - косая сажень в плечах.
Оба государя, отец и сын, разместились в келарских покоях Иванова монастыря. Князь Оболенский еще не успел выйти от них, как доложили им о вестниках. Василий Васильевич приказал привести их тотчас же.
Когда вошли вестники, Иван сразу узнал в пушечнике рыжеволосого курчавого Ермилку-кузнеца, того самого, что в войско просился у воеводы Стриги в первый поход княжича по пути к Владимиру. Это он сказал ему тогда: "Много бают как бы на глум, а ты бери на ум".
Теперь Ермилка не проявлял более дерзости, стоял почтительно, кланялся и крестился истово и строгостепенно держался, как настоящий военный начальник.
- Будьте здравы, государи, - сказали разом оба вестника, кланяясь в пояс и касаясь рукой пола.
- Будьте здравы, - ответил Василий Васильевич быстро, - да сказывайте, как у Галича!
- У Галича, государи мои, - начал боярский сын, - Шемяка на самой горе пред градом стоит с великой силой, и конников у него множество, а пешей рати и того более. Град же крепит спешно и пушки на стены ставит.
Есть у него и самострелы и рушницы. О сем пушечник скажет.
Ермила поклонился низко и, тряхнув рыжими кудрями, заговорил медленно:
- Пушки же у него, государи: тюфяки и пищали разные, есть еще из огненной стрельбы - рушницы. Токмо мыслю, не устоять граду от наших ломовых пищалей. Особливо добры из ломовых-то "Певец", "Медведь" и "Орел".
Накидаем мы им и каменных и железных орехов…
- А какие места круг горы той, на которой войско шемякино? - прервал кузнеца князь Оболенский. - Мне точно надо знать: где там овраги, леса, болота и речка? И как борзо вороги могут в град свой войти и в нем затвориться?
- О сем, княже, повелел довести тобе, яко воеводе набольшему, князь Стрига, - ответил боярский сын Терентий Кольцо, - и яз повестую сей часец.
Знамо тобе, воевода, что Галич стоит на полуденном берегу Галицкого озера с уклоном ближе к восходу. Берег-то тут низкой и прямо ведет ко граду.
Одно тут лихо: овраги глубоки, лесом все поросли и кустами непролазными.
Летом тут никакого доступу нет, а зимой, сказывает князь Стрига, тут хоть и трудно идти, но всего ближе ко градным стенам. С других же сторон окружает град, словно стеной, множество холмов крутых, как горы. Не можно тут по крутизне лезть, когда сверху и камни, и пушки, и стрелы пущать будут…
- А меж гор тех есть ко граду проход? - спросил Оболенский.
- Есть, княже, - ответил Терентий Кольцо, - но вельми тесен, и там пешая рать стоит, малая рать, но не собьешь ее, а с боков пройти к ним не можно в теснине той… Да вот чертежи ратные воевода наш шлет тобе: тут все овраги и горы самим воеводой помечены.
Василий Иванович Оболенский жадно схватил карту и, развернув ее, обратился к Ивану:
- Прошу тя, государь, погляди со мной…
- Заместо моих очей, - взволнованно воскликнул Василий Васильевич, - ныне у меня твои очи, Иване!
Иван взглянул на карту и увидел там начертанный град со стенами и башнями. Действительно, стоит крепость, как сказывал вестник, на юго-восточном берегу Галицкого озера, а со всех других сторон, как подковой, окружен непрерывной цепью крутых холмов. В одном только месте обозначен очень узкий проход ко граду.
- А здесь вот овраги, - указал князь Оболенский, - идут они до самой стены, почитай. А тут гляди, государь, проход тесный помечен. Воспоминаю места сии. Весьма умело все обозначено…
Оболенский загляделся на карту и словно забыл обо всем, водя пальцем по чертежу и повторяя про себя:
- Добре содеяно, добре…
- А где же ратная сила Шемяки стоит? - нерешительно спросил Иван.
Вопрос этот не сразу дошел до воеводы.
- Добре, добре, - громко шептал он и, вдруг обернувшись к Ивану, сказал: - Прости, государь, не уразумел яз речей твоих.
- Где Шемякина сила стоит? - повторил Иван свой вопрос.
- А вот тут, где вот палочки рядами, как частокол, наставлены, - указал Василий Иванович и, обратясь к вестнику, спросил: - Пеши и конники тут вместе али конники в других местах? И кого из них больше?
- Конники одни позади главной рати стоят, - ответил вестник, - другие же дозоры окрест града всего правят. Главно же стоят конники против озера.
Конных-то у Шемяки множество, а пеших и того более.
- Отпустите их, государи, - сказал воевода, - с пути им пообедать надо, да и опочинуть. Мы же до того времени обсудим всё, как чему быть.
Когда же надобно будет, яз их покличу…
- Пусть идут, - ответил Василий Васильевич.
- Потом яз им все расскажу, - добавил набольший воевода.
Когда вестники, низко поклонясь государям, вышли из покоев, князь Оболенский, разложив на столе карту воеводы Стриги, сказал:
- По сим чертежам все уразумел яз и ведаю, как нам деить надобно.
Ежели Шемяка и поныне не затворяется во граде, а все на горах стоит перед градом, - значит, на полки свои крепко надеется…
- Злодей-то, - взволнованно перебил воеводу Василий Васильевич, - на все ныне идет. Мыслит нас совсем задавить, ну, да как бог судит!
Великий князь вышел из-за стола и, привычно обернувшись в сторону, где образа, опустился на колени и закрестился. Соправитель и воевода Оболенский тоже закрестились. Помолясь, Василий Васильевич при помощи Васюка тяжело поднялся с колен и опустился на скамью. Грудь его высоко вздымалась, а из-под длинных ресниц, вдавленных внутрь век, текли слезы.
- Положив упование на господа, - заговорил дрожащим голосом великий князь, - и на пресвятую его матерь, и на креста честного силы надеясь, отпускай, Василь Иваныч, полки с воеводами и царевичей с татарами к Галичу, как сам рассудишь.
Наступило молчание.
- Мыслю, государи мои, - медленно заговорил князь Оболенский, - наперво надобно уразуметь нам, куда и зачем отпускать полки и где на врага ударить нам выгодней…
Воевода набольший замолчал и снова задумался, глядя на карту и крутя всей горстью свою седеющую курчавую бороду.
- Вот, гляди, государь Иван Васильевич, - обратился он к Ивану, показывая пальцем на тесный проход в горах. - Тут приступать, через сию теснину, - токмо людей губить без пользы. Посему мыслю поставить здесь пищаль и вдоль прохода палить, и вместе с ней рушницами и самострелами бить, ежели враг-то на нас пойдет. Приковать тут надо врага к теснине-то, дабы и наступать не мог и уйти от нее не мог. Мы же должны манить их, якобы тут приступать ко граду хотим.
Иван оживился и с жадностью следил за указаниями воеводы, водящего пальцем по карте.
- То же мыслю содеять и тут, - продолжал воевода, указывая на подступы к городу со стороны озера.
- Пошто сие? - спросил Иван.
- Дабы и тут полки их приковать к месту, - ответил Оболенский. - Пройдя озером по льду, поставим мы конных и пеших против града, где лучше всего приступати. Они сами о том ведают, и тут у них и пушек и людей больше всего будет. И тем самым полки их мы пред собой держать здесь станем, а ночью отошлю наилучших и крепких воев к оврагам, дабы через те овраги пошли на гору к полкам Шемяки еще до рассвета, а первее того стрельбой огненной почнем бить, как бы приступаем ко граду от озера и от теснины…
- Уразумел яз мысли твои, Василий Иваныч! - радостно воскликнул великий князь. - Вельми мудро рассудил ты! Чертежей твоих не вижу, но мысленно все зрю… Силу их надвое…
- Истинно, государь, ежели бог допустит все так, как мною замыслено, - молвил воевода и, встав со скамьи, добавил с поклоном: - А теперь, государи мои, дозвольте отойти мне в покой свой, дабы еще подумать и нарядить потом вестников ко всем воеводам и царевичам…
- Иди, иди на ворога злого, Василий Иваныч! - ласково сказал великий князь. - Да благословит тя господь и укрепит руку твою для сокрушенья лиходеев наших. Яз же убогий, по слепоте своей, тут с сыном останусь…
Князь Оболенский вышел, а Василий Васильевич сказал Ивану глухим голосом:
- Ох, Иване, жребий нам тут, под Галичем, вынимать сужено, а на счастье аль на горе - то господь ведает…
Января двадцать седьмого не было вестников до самого ужина. Все это время Василий Васильевич томился, а с ним молча сидел и Иван в тоске и страхе. И вот, когда огни вздувать стали и свечи зажигать, прибыли вестники. Государь приказал Васюку немедленно звать их.
- Какие вести? - вскрикнул он, услышав шаги пришедших. - Какие вести?