Опять усмехнулся чуть заметно Иван Васильевич и, перебив речь посла, молвил:
- Ведаю о сем и, радея вотчине моей, отослал яз июня восьмого в помочь вам воеводу своего, князя Федора Юрьича Шуйского. Чаю, уж пригнал он с полком своим ко Пскову…
Поклонились низко послы псковские и, позвав слуг своих, стали дары подносить великому князю. Иван Васильевич принял милостиво подарки псковские и, обратясь к брату, молвил:
- Юрий и ты, Степан Тимофеич, ведите гостей в трапезную, угостите их с честию. Яз же погодя немного приду. Извести меня ближе к концу обеда.
В дверях мелькнул стремянный великого князя Саввушка. Иван Васильевич поманил его пальцем и, когда все вышли, приказал ему:
- Никого ко мне не допущать, а ежели вести какие, доложи дьяку Курицыну. У меня дума со старой государыней после обеда, сейчас иду к ней…
В лето тысяча четыреста шестьдесят четвертое пошел княжичу рязанскому Василию Ивановичу семнадцатый год. С восьми лет рос он в Москве, в семье великого князя московского, и за все это время правил Рязанской землей сам государь московский, посадив в Переяславле Рязанском, в стольном граде этого княжества, наместника своего и воеводу. Во главе же рязанской епархии поставлен был епископ Давид, бывший казначей митрополита московского и всея Руси. В силу этого крепко связались оба великие княжества, но государь Иван Васильевич и государыня старая Марья Ярославна хотели большего и решили теперь скрепить дружбу эту еще и кровным союзом: зимой было намечено и свадьбу играть, выдав за князя Василия сестру государя Аннушку, и отослать обоих на великое княжение, на отчий стол в Переяславль Рязанский.
Юный князь Василий был весьма этим доволен, ибо привязался за детские годы к семейству московского князя, а подруга его детства, ласковая Аннушка, уже второй год волновала ему сердце. Обручившись с княжной, счастливый и радостный, уехал князь Василий в свою вотчину. В Москве же начались у Марьи Ярославны заботы и хлопоты. Собирали и шили приданое для Аннушки.
- Наделок-то доченьке таков надобен, - говорила сыну старая государыня, - чтобы семейству нашему сраму от людей не было. Ведь из Московского княжества отдаем девку.
Сама Аннушка, на мать очень похожая, красивая и вальяжная, была спокойна, зная Васеньку с самого детства. Только не могла она пересилить смущения девичьего от слова "невеста" и зорькой алой пылало лицо ее, глаза опускала в землю, а пышная грудь волновалась под шелковой занавеской сарафана, как только услышит это слово.
Приходилось и государю Ивану Васильевичу думать с матерью о делах свадебных: о деревеньках и селах, о собольих, лисьих, бобровых и беличьих мехах и обо всем, что дать надобно в приданое Аннушке. Марья Ярославна вымаливала побольше всего, дабы честь свою поддержать, а Иван не перечил, усмехался лишь весело.
- Не жалей, матушка, - приговаривал он, - не жалей наделка-то для Рязани, сама Рязань вборзе Москве в наделок пойдет!..
Марья Ярославна смеялась в ответ и радостно говорила:
- Уж так ладно все, сыночек, так уж ладно с тобой мы все решили…
Стук в дверь прервал их беседу. Вошел дворецкий и доложил, что прибыл посол от псковичей.
- Государь, посольство-то вельми малолюдно, - добавил дворецкий, - и не из знатных людей…
Иван Васильевич нахмурился.
- Пусть пождет малость в передней, а ты пошли за Федором Василичем.
Скажи: "Велю, мол, ему ко мне прийти".
Данила Константинович ушел, заторопилась и государыня.
- Ин и яз пойду, - молвила она ласково, - тобе и своих делов хватит, а и мне со свадьбой хлопот по самое горлушко…
Дьяк Курицын вошел в покой государя со смущением. Странно было ему, что псковичи, которым и князь утвержден и воевода с полком против немцев послан, отправили послом на Москву с двумя грамотами от веча не посадника или боярина, а какого-то шестника Исака.
- Сие есть неуважение к государю московскому, - сказал он Ивану Васильевичу.
- Надо вызнать, - возразил государь, - вольно сие или невольно содеяно. Призови сюды шестника. Яз сам с ним потолкую. А грамоты как писаны?
- Подобающе писаны. Обращение к тобе, государь, вельми почтительное…
- Ну зови сюды посла-то.
Шестник вошел робко и, помолясь, преклонил колена и молвил:
- Буди здрав, государь наш. Челобитная тобе от Пскова.
- Встань. Будь здрав и ты. Прими, Федор Василич, грамоты.
Курицын прочел первой ту грамоту, где псковичи весьма почтительно шлют великому князую благодарность от всей псковской земли за помощь "против немцев поганых" и неожиданно добавляют, прося прощения, что отправили с грамотой не посадника и бояр, а шестника, ибо "страх имели, что новгородцы не пустят на Москву послов псковских".
Услышав это, Иван Васильевич повел бровями и спросил с удивлением:
- Как же вотчина моя посмела так содеять?
- Новгородцы, государь, вельми злы на нас за земли и воды владыки своего Ионы, - ответил шестник, - поимали мы именья и все оброки владычни.
Хотим своими попами управитися, о сем в другой грамоте писано. Челобитна тобе, государь, от всего Пскова…
- Читай, Федор Василич, - сказал великий князь Курицыну, развернувшему другую грамоту.
В грамоте челобитной псковичи просили великого князя, чтобы "пожаловал он свою вотчину Псков: повелел бы богомольцу своему митрополиту Феодосию поставить во Псков епископа отдельно от Новгорода и родом псковича…"
Выслушав грамоту до конца, Иван Васильевич задумался.
- Дело сие великое есть, - молвил он, наконец, - хотим о том с отцом нашим митрополитом гораздо помыслити. Пусть вотчина моя псковская, обсудив все со тщанием, пришлет ко мне своих посадников и бояр для думы.
Отпустив шестника, повелел Иван Васильевич своему дворецкому Даниле Константиновичу угостить посла с честию.
Когда шестник вышел, великий князь усмехнулся и молвил Курицыну:
- Вот оно - начало, как старину стариной бить. Сие новый клин, который будет меж Псковом и Новгородом, "московский клин". Те и другие от Москвы теперь управы друг на друга просить будут, а не вместе, как ранее было, на Москву огрызаться…
В ту же зиму в день рождения Ивана Васильевича приехал на Москву юный князь рязанский Василий Иванович к невесте своей Аннушке.
В самый разгар свадебных празднеств, к концу января, снова прибыли в Москву послы от Пскова "по слову великого князя", но уж из знатных бояр и бывших посадников во главе со степенным посадником Максимом Ларионовичем.
Пятьдесят рублей новгородских старых вручили они в дар государю от псковской его вотчины.
Из-за тесноты в хоромах от гостей и свадебных пиршеств Иван Васильевич принимал послов в трапезной своей. Еще раз благодарили псковичи государя за помощь против немцев, а воевода государев, князь Федор Юрьич Шуйский, сказал великому князю:
- Государь, немцы с великим стыдом бежали от наших передовых полков, не дерзая битися с московским войском. Псковичи же с малым числом пушек град Нейгаузен осадили и через посредство магистра Ливонского ордена заключили перемирие на девять лет с условием, что епископ дерптский заплатит тобе дань по старине и не будет утеснять в Дерпте ни людей русских, ни церквей православных наших…
Посадник Максим Ларионович говорил после воеводы от псковского веча:
- Государь! Воевода твой люб нам за дерзость ратну и за услуги великие Псковской земле. Дали мы ему тридцать рублев, а всем боярам ратным при нем - пятьдесят рублев. Ныне же челом тобе бьем, государь, отпусти к нам князь Федора наместником своим…
Иван Васильевич просьбу псковичей благосклонно принял и пожаловал князя Шуйского наместником и воеводой во Псков, но на просьбу об устроении особой псковской епархии хотя и ласково, но решительно отказал.
- Ни яз, ни богомолец наш митрополит не можем сего сотворить, не можем старину рушить. Вы и старшие братии ваши новгородцы, тоже моя вотчина, жалуетесь друг на друга, но яз справедлив. Просил Новгород от меня воеводу, дабы смирить вас, яз отказал им, запретил и мыслить о сем межусобии, повелел им тоже никогда не задерживать послов ваших ко мне.
Хочу тишины и мира, а в распрях ваших судьей вам сам буду.
Повелел государь псковичам с миром возвратиться домой и, собрав вече, уничтожить судную грамоту, которую попы их составили об изъятии имений владыки новгородского, и приказал по старине все оставить.
- Во Пскове никогда своего владыки не было, - закончил строго Иван Васильевич, - а посему грехи свои исправьте и все земли, воды и оброки, которые неправедно от владыки поимали, возвратите ему немедля…
После приема у государя угощали псковских послов с большим почетом и лаской, дарили подарки, а главному послу, посаднику Максиму Ларионовичу, пожаловал великий князь двугорбого верблюда из приволжских степей, огромного и длинношерстного.
Несмотря на свадебные дни, приезды послов и разных вестников из разных концов Московской земли, государь Иван Васильевич не прекращал своих ежедневных встреч с боярами, воеводами и дьяками, которым, проверяя совместно с ними те или иные вести, давал поручения по разным государственным делам.
Ныне он с дьяком Федором Васильевичем Курицыным обсуждал вопрос, как влиять на Рязанское княжество, вернее - на юного князя его, через владыку рязанского Давида.
Князь, хмуря брови и поблескивая глазами, красивыми, но почему-то страшными для всех, говорил медленно: