- Тут спокоен яз, - медленно заметил Иван, - за Юрьем да за тобой, Федор Василич, как за каменной стеной. За Рязань страшусь, не ведаю добре яз заставы рязанской, и в воеводу веры у меня нету…
- Ништо, - вмешался воевода князь Стрига-Оболенский, - ежели воевода замешкается, то царевич Касим подоспеет…
- Касим-то везде поспеет, - подхватил Басёнок, - как птица летает…
- Опричь того, - продолжал Стрига-Оболенский, - у нас конные дозоры до Бела-омута, а там рязанские. За Рязанью же рязанские дозоры по Оке до Усть-Пары, а от Пары до Касимова-градка - касимовы татары…
- Яз, воеводы, до сего часа не сказывал вам, - снова заговорил Иван, - от брата Юрия весть мне была. Он одобряет мой замысел, а, опричь того, сам придумал манить татар на Коломну…
- Татары, татары! - увидев пыль за Окой и заглушив слова государя, закричали кругом.
Затрубили трубы, поднялись и заплескались знамена, а конные и пешие воины начали строиться.
В пыли показались конники и скачут все ближе и ближе, хотя разобрать, чьи это воины, еще нельзя.
- Дать знать полкам у переправ и бродов, - крикнул Иван, - дабы упредить от бою, ежели сии конники князя Юрия!..
Помчались разом вестники от холма во все стороны отдавать воеводам и начальникам воинским приказ государя.
Ближе и ближе конники, и видно уже, как плещут на древках их московские стяги. С полного хода пошли у переправ конники вброд и вплавь через Оку. Выходят на берег, тут же разворачиваются боевым строем и становятся плечо о плечо с другими московскими полками. Вдруг громкое "ура" загремело по всему берегу - воины узнали князя Юрия, спешившего к ставке великого князя Ивана.
Обнялись братья и облобызались, и Юрий говорит торопливо:
- Все сделано, что мной было придумано и тобой, государь, одобрено.
Заманил яз татар на Коломну. Часу не пройдет, тут будут. Яртаул же их мы почти весь посекли. Отпусти меня ныне, государь, к полкам моим. Чаю, они по приказу моему уж у Каширы стоят. Велел им, как с тобой решено, от Тарусы и Алексина сюда пригнать…
- С богом, Юрьюшка, с богом, - ласково молвил Иван, не отрывая глаз от степей заокских, где далеко-далеко, еле видно, словно дым, опять заклубилась пыль…
Татары напали стремительно, и вдоль всего берега, и справа и слева от Коломны, завязались ожесточенные бои у всех переправ через Оку. Татары прут неудержимо через броды, плывут на конях и, будучи отбиты, но подгоняемые следующей волной степной конницы, снова стремятся к речным переправам. Из степи же мчатся непрерывно конные полки с гиком и криком, с неистовыми воплями и бросаются к реке. Все же бой идет в перестрелках и кое-где только в недолгих рукопашных схватках мелких отрядов…
Снова волнуется Иван от нетерпения, ждет вестников от Юрия из Каширы и от царевича Касима из Рязани, где тот соединился с рязанским воеводой.
Уж пятый час как подошли татары и бьются у переправ.
Хмуриться и волноваться начал и сам Федор Васильевич Басёнок, а князь Стрига-Оболенский не выдержал и сказал Ивану:
- Государь, не пора ли нам обход поганых начать справа от Каширы, а слева от Бела-омута? Жмут они нас в лоб у Коломны, прорвать могут…
- В обход, говоришь? - медленно ответил Иван, бледнея. - А как обходить-то - со лба или с тыла?
- С тыла бы лучше, - усмехнулся Басёнок, - да ведь мы-то с ними лоб ко лбу бьемся…
- Пождем еще половину часа, а там как бог даст и как вы, воеводы, решите…
- Вестник от князя Юрия к государю! - крикнул начальник княжой стражи Ефим Ефремович, подскакав к ставке с конником князя Юрия.
- Будь здрав, государь, - быстро и враз начал вестник, - князь Юрий повестует: "Последние полки Седи-Ахматовы прошли на Коломну. Съединились мы с царевичем и воеводой рязанским возле Зарайска, как ты нам указал.
Полкам же своим повелел яз, перейдя реку у Каширы, правым берегом идти до Усть-Осетра и к Зарайску. Воевода же рязанский гонит с конными полками к Белу-омуту. Мы ж с царевичем Касимом прямо в тыл татарам…"
- С богом в обход, воеводы! - перекрестясь, громко крикнул Иван. - Сей часец можно и со лба начинать. Навстречу князю Юрию и рязанским…
- Будь здрав, государь! - крикнули разом оба воеводы и помчались каждый к полкам своим.
Оставшись в ставке с одним Иваном Юрьевичем, братом своим двоюродным, Иван напряженно следил за кровавой борьбой у переправ…
- Государь, - обратился к нему молодой воевода, - дозволь мне с полками своими, дабы сбить в кучу поганых теснее, в лоб им от Коломны ударить…
- Прав ты, прав, - радостно отозвался Иван, поняв его мысль. - Сие укрепит наших воев, и сим исхитрим у татар немало: отвлечем их от обходов…
Ускакал воевода, и в ставке остался один Иван, и вдруг тревога и страх охватили его. Не за себя страх, а за то, что не все правильно им решено было с воеводами и что уйдут из сетей татары…
Но вот видит он, мчатся полки Ивана Юрьевича, слышит их крики "ура", и гуще летят русские стрелы, и теснят у переправ воины татар, вот и реку переходят на бродах…
- Ур-ра! Урра-а! - гремит всюду, но татары не сдаются.
Гуще и гуще скопляются они у реки, а русские, хоть и бьются крепко, отступать кое-где начинают, татары же кричат и визжат, сверкая кривыми саблями. Отбивают их русские, снова теснят и снова отступают. Больше и яростней разгорелся бой, дрожат руки у Ивана, и словно окаменел он на коне своем, не сводит глаз с битвы. Вся душа его и вся жизнь его дрожит и бьется с каждой переменой в сражении, и все же он слышит, как рядом с ним старик Илейка, когда начинают теснить татары, громко шепчет:
- Господи, помоги! Не погуби, господи!..
Когда же гнутся татары под ударами московских воинов и бегут, он, не то плача, не то смеясь, кричит:
- Бей, православные! Бей поганых…
Этот крик и жалостный шепот истерзали всю душу Ивану, и в гневе готов он был накричать на старого дядьку, но вдруг на реке все переменилось.
Будто чудо случилось: отхлынули от реки все татары, а в степи слева и справа заклубилась пыль. Вздрогнул Иван от радости и закричал громким и звучным голосом, подобно отцу своему:
- Наша пора наступила! Вперед на поганых!..
Окруженный стражей, при кликах "ура", поскакал он к берегу, к переправам, которые уже миновали московские конники, гонясь за бегущими татарами…
С трепещущим сердцем скачет Иван по полю и видит, как наперерез татарам то справа, то слева один за другим вылетают из засад отряды русских конников и, сверкая саблями, врубаются в ряды врагов и секут их без пощады. В смятении великом мечутся татары из стороны в сторону и вдруг, словно обезумев совсем, помчались назад, но, встретив полки, которые за ними гнались из Коломны, закружились в кольце русских со всем полоном своим и с обозами…
Уже полная луна ярко озаряла окрестности, когда окончилась битва.
Иван с воеводами вместе объехал поле, усеянное трупами людей и коней, осмотрел обозы татарские с награбленным имуществом и товарами, мельком оглядел коней татарских и поехал к полону, окруженному теперь уж не татарской, а русской стражей.
Догнав его, подскакал на взмыленном коне только что вернувшийся из погони царевич Касим.
- Будь здрав, государь! - крикнул он, прикладывая руку ко лбу, устам и груди. - Живи сто лет, государь!
- Будь здрав и ты, - приветливо ответил Иван. - Много ль ушло ордынцев-то?
- Две сотня бежал. Мой гнал и сек много. Полсот в Орду не пригонит…
- Пущай бегут, не жалей о том, - весело усмехнувшись, сказал Иван, - не своих же нам слать к хану с вестью о победе…
Среди плененных татарами были не одни только русские, но были также черкесы, мордва, камские булгары и прочие. Радостные возгласы и плач женщин услышал Иван в толпе испуганных и измученных людей, узнавших великого князя. Иван круто повернул коня и, отъехав в сторону, сказал взволнованно воеводам, сопровождавшим его:
- Челом вам бью и воям всем нашим за верную службу государям своим и Руси православной. Утре скажет сие князь Юрий от лица государей пред полками. Сей же часец яз с братом поеду в Коломну.
Иван помолчал и добавил:
- Как нарядите всё, что надобно, с Юрием в Москву все жалуйте, и ты, царевич Касим, победу праздновать…
Под гул благодарственных и напутственных слов Иван поехал с Юрием в сопровождении стражей.
Дорогой братья молчали, но обоим было хорошо и радостно, как в детстве, когда так же вот не раз ездили они вместе и в дни горя и в дни радости, и ездили с ними и Васюк и этот вот старый Илейка.
В Коломну прискакали они в одиннадцатом часу ночи, но в хоромах воеводы не спали, ожидая государя. На дворе Ивана охватил прелый и мирный дух хлевов и конюшни, а когда он слезал с коня, то ясно так почуял запах конского пота и разогретых ремней конской сбруи…
- А помнишь, Иване, - засмеявшись, спросил вдруг Юрий, - как ночью нас в селе Танинском сонных из возка выводили?
Иван засмеялся тоже и молвил:
- Кашу потом ели и за столом уснули…
Где-то в хлеву сонно прокричал петух, и на его крик стали откликаться один за другим петухи в соседних дворах. Особая ночная тишина и покой родной земли чуются кругом.
- Разгромили поганых мы, Юрьюшко, - говорит Иван, сладостно потягиваясь, - и нет страху. Не грозит никому уж ни смерть, ни пожар, ни полон…
Юрий смотрит на брата, улыбаясь, но глаза его сами закрываются от усталости.
- Спать хочу, Иване, - молвит он вполголоса и длительно позевывает.
Иван тоже позевывает и, вспомнив Марьюшку и Ванюшеньку, глубоко и радостно вздыхает.
- Завтра на рассвете яз в Москву еду, - говорит он, - а ты заверши тут все, что надобно, и возвращайся с полками борзо. Вези и товары.