"Ну уж нет. Надо своих людей в прочную бечёвку сплетать, пока не поздно, чужие не в помощь. И всё-таки эцегэ не понять. Знал, что его жизнь для подопечных дорога, а таскался по степи без охраны", - недоумевал Бату. Как бы там ни было, но с Темуджином нужно мириться, и чем скорее, тем лучше. А в этом деле может помочь только Тулуй - это учитель правильно придумал. Только не надо его самого в Коренной улус отпускать - слишком рискованно. Ведь Маркуз в бегах, да и здесь без него как без рук. Тогда кого? Похоже, надо ехать самому... Тем более что по закону улус принадлежит Орду. - Бату, как водой окатило. - Да, так тому и быть. Ханом на время отъезда посадим телёнка Орду, как кыпчакскую каменную бабу... пусть сидит. А делами в улусе будет править Маркуз. Делая ему к поясу приторочим, для шустрости, с ним окрестные кыпчаки смирные.
Да, проскакали годы мимо. Многое изменилось с тех пор, как несколько трав назад Бату приехал сюда из "учёной ямы". Мимолётно сражались, тянули сладкий шербет переговоров то с одними врагами, то с другими, ссорили молодёжь со стариками - капля воды и череп пробьёт. Не заметили в повседневной суете, как отодвинулись от щербатой пропасти, и не так страшна стала жизнь. Есть куда спрятаться при вовсе кислых делах. Горные ущелья для них теперь, как норы для змей, - спасут.
Чтобы Маркуз не приуныл от свалившейся на него напасти, Бату решил сделать ему подарок, но когда пришла пора объявить об этом, оробел... А вдруг ошибся и не понял тайных терзаний наставника? Но кто они с Маркузом друг для друга? Воспитатель и ученик, многоопытный ветеран и юноша... Да, это так, но с некоторых пор всё изменилось, встало с ног на голову. Теперь, после смерти Джучи, они, кроме того, - повелитель и подданный, хан и аталик-советник. Именно так, снизу вверх, правильно ли это? "Надо привыкать..."
- Я теперь старший в роде из мужчин, Маркуз... гм... после Орду, который... Так уж вышло, что в делах семьи последнее слово за мной. Знаешь ли это, учитель?
Если бы во взгляде Маркуза мелькнула снисходительность, Бату бы не решился... но тот внимательно слушал. "Понимает", - обрадовался.
- Моя мать овдовела. Одинокая женщина, как дерево без корней, сохнет до времени. Хорошо ли это, Маркуз?
Маркуз вдруг растерялся, его властные глаза часто заморгали - это было удивительное зрелище...
- Что молчишь, учитель? Подскажи, как делу пособить... - улыбнулся новоиспечённый хан. - Не знаешь, Великий Чародей, а я кое-какие соображения имею.
По тому, как Маркуз (наверное, впервые в жизни) не знал, куда деть узловатые руки, Бату понял, что не ошибся.
- Чего уж там, я не слепой. Ещё с детства помню. Вы так старательно не смотрели друг на друга...
Вот это да! Всесильный Маркуз сидел перед ним, как евражка перед степным удавчиком, не решался рта раскрыть.
- ...что не видели, как на полянах, где ваши кони след в след ступали, расцветают зимой тюльпаны.
- Чёрные тюльпаны, - еле слышно отозвался Маркуз.
- Встань, Маркуз,- Бату поднялся навстречу с медлительной грацией, которой в последнее время с удовольствием следовал, - ты мой второй отец, а если тот отец, кто воспитал, то тогда и первый. Как управляющий делами своего обоха, как повелитель, даю тебе тяжёлую обузу до конца дней твоих - даю тебе свою мать в жёны, такова моя воля: мне нужен счастливый аталик и счастливая мать - грядёт тяжёлое время.
Маркуз всё никак не мог встряхнуться... надо припугнуть... чья наука? Его и наука.
- Или хочешь, чтобы Уке отдали моему дяде Угэдэю? По обычаю положено так. После смерти старшего брата жены переходят к младшему.
- О нет! - наконец пришёл в себя чародей, выплеснув весь ужас в коротком выкрике. - Но, хан... то, что ты задумал, невозможно. Она из знатного рода, ханша, солнце над горами, а я? Не богол, не харачу, по полю пылинкой лечу.
- Какая ты пылинка, не скромничай. Тучи тобой пугать - разбегутся.
Маркуз усмехнулся, мягко поправил:
- Это для тебя, это здесь. А для Великого Хана я преступник, убежавший от справедливого гнева.
- Справедливого? За то, что спас его зад из джурдженьской ямы? За то, что ханство нодарил, как шапку на лысину? Да, весело. Хорошо напомнил, - озорно сощурился Бату. - Вот его, Темуджина, величественным примером и воспользуемся. Смотри, как все ветви срастаются? Кому он свою овдовевшую мать, первую женщину Коренного улуса в жёны отдал?
- Ну и кому? - Этого Маркуз не знал.
- Простолюдину Мунлику, отцу того шамана, Теб-Тенгри, от сетей которого ты Уке спас, когда я ещё в колыбельке голосил. Мунлик - харачу, хоть и всесильного шамана отец, да-да. Ты тоже чародей. Это ли знак Неба? Да и мать моя даром что женщина, умом за трудное дело цепляется, как бурундук за сосну. Вместе и правьте тут, пока я с Темуджином мириться буду в Коренном улусе. А если не сносить мне головы и придут сюда дедовы стервятники, убежите с матерью в горы - Делай своё дело знает. Не мне учить... - И добавил, сглотнув колючий комок: - Названый эцегэ.
Чтобы развеять оцепенение тризны, Бату сладил две разухабистые свадьбы. Первая соединила после двадцатилетних терзаний Маркуза и Уке. Второй парой были Делай и не по возрасту пышная дочь кыпчакского хана Инассу - та самая, из шутливой богатырской сказки, которую Джучи рассказывал когда-то пленённому Делаю, угадав его мечты. Улигер причудливо обернулся былью, а тело сказителя лежит на засыпанных землёй роскошных коврах.
С собой в Коренной улус из ближних нойонов Бату взял только Боэмунда.
- Готов со мной погибнуть, Бамут?
Тот тряхнул своей шевелюрой. Она была рыжее, чем у всех ханов-чингисидов, которым эта рыжина досталась от Луча, снизошедшего на их прародительницу Алан-Гоа. Только вот в Бату крови Рыжих Борджигинов не было и капли.
Боэмунд приосанился, разгладились ручейки морщин на лбу, и хан подумал: таким он своего друга никогда не видел.
- Конечно готов, Бату, - использовал тот привилегию называть хана по имени. - С кем же мне ещё этим заняться? Ума не приложу.
- Чем заняться?
- Гибелью. - Он шутил сегодня, как Делай, грубовато.
Да, таким, как сейчас, Боэмунд, наверное, был в юности. До всего, что с ним случилось потом.
Через каменные зубы алтайских проходов им предстояло добраться до зубов того дракона, который питался не мясом, а человечьими душами. Когда-то в его роскошной шкуре был джурдженьский Алтан-хан, теперь там поселился престарелый, обиженный на весь мир Темуджин...
Превратиться в дракона - это как? Обрести его силу или отдать ему свой разум. В этом им, двоим, и предстояло разобраться.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПОБЕДОНОСНОЕ ИЗГНАНИЕ
Юлюй Чуцай. До 1237 года
Чудные дела творятся в Срединной Равнине. Китайцы самые умные, самые культурные, философские трактаты у них - залюбуешься, военные сочинения (взять того же Сунь-Цзы) - не оторвёшься.
Только вечно правят ими варвары с севера.
Монгольский корень здесь не впервые пророс... Смотрит Юлюй Чуцай на угловатых дикарей свысока, а над собой нет-нет да и посмеётся. Сам-то он кто? Может, его предки тысячи лет назад этот памятник глупости - Великую Стену возводили? Да нет, к сему грандиозному действу они непричастны, потому что Елюй Чуцай - член киданьского царского дома, покорившегося Золотому Дракону. А кидани - считай, те же монголы, и по языку с ними схожи, и по обычаям, в прошлом - скотоводы и охотники. Также столетие назад с севера нагрянули саранчой и покорили Срединную Империю.
Тогдашние китайцы любили бороться за мир. А мир бывает только под чужим ярмом.
С тех пор окитаились кидани, окультурились, власть свою другим северным варварам - джурдженям проиграли. А коренные китайцы только под ногами бегали и стенали.
Так что нечего строить из себя изнеженных невинных жертв - прошлое знать не мешает. Темуджиновы воины по крайней мере по высочайшим повелениям сады не вырубали, поля не вытаптывали, жителей хоть и грабили, хоть и секли под горячую руку, но не пропалывали всё живое методично, как грядку, - не давал Темуджин таких приказов. Его, Юлюя Чуцая, мудрейшие предки всё это здесь делали, уничтожали мирных жителей, женщин и детей расстреливали из луков и пращей, забивали насмерть срубленными тут же жердями, но считали это не преступлением, а чуть ли не сельскими работами. И не по дикости своей - вовсе нет. Из тех же книг, из сокровищниц мудрости вековой (наподобие того же Сунь-Цзы) научились всему этому варвары-соплеменники.
Теперь монголы Темуджина тоже культурнее стали. Сыновья хана Джагатай, Угэдэй и Тулуй страсть к зверствам подрастеряли. Яса не из ковыльных мест произросла, подсказали её строка за строкой уйгурские грамотеи.
Раньше у северных варваров как было? Нухуры - боевые товарищи хана, теперь же - безропотные подданные - из одного котла с ним не поесть.
Поучение древнего китайского полководца Вэй Ляодзы гласит: "Когда солдаты боятся своего полководца больше, чем противника, они побеждают". Зачитали это Хранителю Ясы Джагатаю, по нутру пришлась эта проверенная веками мудрость, как дворовой собаке лакомство с хозяйского стола. Переняли старательные варвары и другие жемчужины - например, казнь всего десятка, если с поля боя бежит один.
Удобно расположив под лакированным столиком тонкие ноги, Юлюй Чуцай, тихо сам с собой посмеиваясь, провёл гребнем по аккуратно уложенной узкой длинной бороде. Его изнеженная рука держала гребень с женским изяществом. Не привыкшая к нагрузкам спина, согнутая как стебель под порывом ветра, делала его похожим на гибкое растение.