- Ребята! - сказал Василий. - Есть у меня просьба до вас. Один боярин обманом закабалил бедную сироту, единственную дочь у старухи-матери. В нынешнюю ночь хочет он взять ее силой к себе во двор. Надобно ее отстоять. Каждому из вас будет по десяти серебряных копеек за работу.
- Благодарствуем твоей милости! - закричали стрельцы. - Рады тебе служить всегда верой и правдой!
- Только смотрите, ребята! Никому ни полслова.
- Не опасайся, Василий Петрович! И пыткой у нас слова не вымучат!
- Я полагаюсь на вас. За мной, ребята!
Василий, сойдя с лестницы, сел с Борисовым в одноколку и выехал со двора на улицу. - Если кто меня спросит, Гришка, - сказал он слуге, - то говори, что меня потребовал к себе князь Долгорукой.
Он пошевелил вожжами и поехал шагом, для того, чтобы шедшие за ним стрельцы не отстали. В некотором расстоянии от дома Смирновой он остановился и вышел из одноколки, приказав Борисову и стрельцам дожидаться его на этом месте. Подойдя к воротам, он постучался в калитку. Залаяла на дворе собака; но калитка не отпирается. Между тем при свете месяца приметил он, что из ворот дома Милославского вышли три человека в татарских полукафтаньях и шапках. У каждого был за спиною колчан со стрелами, а в руке большой лук. В нетерпении начал он стучать в калитку ножнами сабли.
- Кто там? - раздался на дворе грубый голос.
- Отпирай.
- Не отопру. Скажи прежде, наш или не наш?
- Отпирай, говорят! Не то калитку вышибу!
- А я тебя дубиной по лбу, да с цепи собаку спущу. Много ли вас? Погодите! Вот ужо вас объезжие! Они сейчас только проехали и скоро вернутся! Вздумали разбойничать на Москве-реке! Шли бы в глухой переулок!
- Дурачина! Какой я разбойник! Я знакомец вдовы Смирновой. Мне до нее крайняя нужда.
- Не морочь, брат! Что за нужда ночью до старухи? Убирайся подобру-поздорову, покамест объезжие не наехали. Худо будет! Да и хозяйки нет дома.
- Скажи по крайней мере, где она?
- Не скажу-ста. Да чу! Никак объезжие едут. Улепетывай, пока цел!
В самом деле раздался вдали конский топот. Легко вообразить себе положение Бурмистрова. Не зная, где живет тетка Натальи, он хотел спросить о том у вдовы Смирновой и сказать ей о своем намерении. А теперь он не знал, на что решиться. Выломить калитку и принудить дворника сказать, где хозяйка или дочь ее - невозможно; шум мог разбудить людей в доме Милославского и все дело испортить. Притом угрожало приближение объезжих. Гнаться за вышедшими из ворот людьми Милославского - также невозможно; они давно уже переехали Москву-реку и оставили лодку у другого берега. Бежать к мосту - слишком далеко; потеряешь много времени, и притом как попасть на след этих людей? Оставалось возвратиться домой и успокоить себя тем, что употреблены были все средства для исполнения доброго, но невозможного намерения. Василий почти уже решился на последнее и пошел поспешно к своей одноколке; но какой-то внутренний, тайный голос твердил ему: действуй! Лицо его пылало от сильного душевного волнения, и он дивился: почему он с таким усердием старается защитить от утеснителя девушку, никогда им не виданную и известную ему по одним только рассказам. Он сел в одноколку.
- Куда ты теперь? - спросил Борисов.
- Сам не знаю куда! - отвечал Василий. - Поеду, куда глаза глядят, а ты с нашими молодцами перейди через мост да подожди меня у лодки, вон видишь, что стоит там, у того берега.
- Ладно! Однако ж не забудь, что скоро светать начнет. А нам, я чаю, надо воротиться домой до рассвета. А то народ пойдет по улицам. Тогда на берегу стоять будет неловко. Если спросят нас: что мы тут делаем? Не сказать же, что лодку или реку стережем. Для лодки-то одиннадцати сторожей много, а Москву-реку никто не украдет.
- Разумеется, что должно возвратиться домой до рассвета. Ступай же на тот берег, а я поеду. Прощай!
Василий скоро скрылся из вида. Борисов и стрельцы переправились через мост, дошли до указанной лодки и сели на берегу. Прошел час: нет Бурмистрова. Проходит другой: все нет, а на безоблачном востоке уже появилась заря.
- Что это вы, добрые молодцы, тут делаете? - спросил вооруженный рогатиною решеточный приказчик, проходивший дозором по берегу Москвы-реки.
- Звезды считаем, дядя! - отвечал Борисов.
- Дело! А много ли насчитали?
- Тьмы тем, да и счет потеряли, и потому сбираемся идти домой.
- Дело! А какого полка и чина твоя милость и как прозвание?
- Я небывалого полка пятидесятник Архип Неотвечалов.
- Дело! А не с лихим ли каким умыслом пришли вы сюда, добрые молодцы - не в обиду вам буди сказано - и по чьему приказу?
- Не с лихим, а с добрым. А по чьему приказу - не скажу, да и сказать нельзя. Накрепко заказано. Э! да уж солнышко взошло. Пойдемте, ребята, домой.
- Дело! А не пойти ли мне за вами следом?
- Пойдешь, так в реку столкнем.
- Дело! Ступайте домой, добрые молодцы. Нет, чтобы вы на объезжих натолкнулись. С ними народу-то много, так с вами управятся. Шутками не отбояритесь! А мне одному, вестимо, с такою гурьбой не сладить.
- Дело! - сказал Борисов, передразнивая приказчика, и пошел скорым шагом со стрельцами по берегу Москвы-реки. Солнце уже высоко поднялось, когда они вошли в свою съезжую избу.
V
Наружность иногда обманчива бывает.
Д м и т р и е в.
- Иди попроворнее, красная девица! - говорил дворецкий Милославского, Мироныч, Наталье, ведя ее за руку по улице, к берегу Москвы-реки. - Нам еще осталось пройти с полверсты. Боярин приказал привести тебя до рассвета, а гляди-ка, уж солнышко взошло. Ванька! Возьми ее за другую руку, так ей полегче идти будет. Видишь, больно устала. А ты, Федька, ступай вперед да посмотри, чтоб кто нашу лодку не увел. Теперь уж скоро народ пойдет по улицам.
Федька побежал вперед.
- Оставь меня! - сказала Наталья другому слуге, который хотел взять ее за руку. - Я могу еще идти и без твоей помощи.
- Видишь, какая спесь напала! Не хочет и руки дать нашему брату, холопу. Не бойсь, матушка! Не замараю твоей белой ручки! А если бы и замарал, так завтра пошлют белье стирать или полы мыть, так руки-то вымоешь.
- Не ври пустого, Ванька! - закричал Мироныч. - Наталья будет ключница, а не прачка.
В это время послышался вдали голос плачущей женщины. Дувший с той стороны ветер приносил невнятные слова, из которых можно было только расслышать: "Голубушка ты моя! Наташа ты моя!" Наталья оглянулась и увидела бежавшую за нею мать. Из дома тетки Наталья ушла тихонько с присланными за нею от Милославского людьми; она не хотела прервать сна своей престарелой матери, проведшей всю ночь в слезах и в утомлении уснувшей перед самым рассветом. Бедная девушка хотела к ней броситься, но, удержанная Миронычем, лишилась чувств. В то же время и мать, потеряв последние силы, упала в изнеможении на землю, далеко не добежав до дочери.
- Провал бы взял эту старую ведьму! - проворчал Мироныч, стараясь поднять Наталью с земли. - Ах, Господи! Да она совсем не дышит! Уж не умерла ли? Коли вместо живой принесем к боярину покойницу, да он нас со света сгонит. Ахти, беда какая!
- Потащим ее скорее, Мироныч! - сказал Ванька. - Вон кто-то едет в одноколке. Пожалуй, подумает, что мы ее уходили!
- Что вы делаете тут, бездельники? - закричал Бурмистров, остановив на всем скаку свою лошадь.
- Не твое дело, господин честной! - отвечал Мироныч. - Мы холопы боярина Милославского и знаем, что делаем. Бери ее за ноги, Ванька. Потащим!
- Не тронь! - закричал Василий, соскочив с одноколки и выхватив из-за пояса пистолет.
Мироныч и Ванька остолбенели от страха и вытаращили глаза на Бурмистрова. Он подошел к Наталье, взял ее осторожно за руку и с состраданием глядел на ее лицо, покрытое смертною бледностью, но все еще прелестное.
- Принеси скорее воды! - сказал он слуге.
- А где я возьму? Река не близко отсюда!
- Сейчас принеси, бездельник! - продолжал Василий, наведя на него пистолет.
- Аль сходить, Мироныч? - пробормотал Ванька, прыгнув в сторону от пистолета.
- Не ходи! - крикнул дворецкий, неожиданно бросясь на Бурмистрова и вырвав пистолет из руки его. - Слушаться всякого побродяги! Садись-ка в свою одноколку да поезжай, не оглядываясь! Не то самому пулю в лоб, разбойник! - С этими словами навел он пистолет на Бурмистрова.
Выхватив из ножен саблю, Василий бросился на дерзкого холопа. Тот выстрелил. Пуля свистнула, задела слегка левое плечо Василья и впилась в деревянный столб забора, отделявшего обширный огород от улицы.
- Разбой! - завопил дворецкий, раненный ударом сабли в ногу, и повалился на землю.
- Разбой! - заревел Ванька, бросясь бежать и дрожащею рукою доставая стрелу из колчана.
В это самое время послышался вдали конский то пот, и вскоре появились на улице, со стороны Москвы-реки, скачущие во весь опор объезжие и несколько решеточных приказчиков.
Бурмистров, бросив саблю, поднял на руки бесчувственную девушку, вскочил в одноколку, левою рукою обхватил Наталью и, прислонив ее к плечу, правою схватил вожжи и полетел, как стрела, преследуемый криком "держи!". Из улицы в улицу, из переулка в переулок гнав без отдыха лошадь, он скрылся наконец из вида преследователей и остановился у ворот своего дома.
- А! Василий Петрович! - воскликнул Борисов, вскочив со скамьи, на которой сидел у калитки, нетерпеливо ожидая его возвращения.
- Отвори скорее ворота.
Борисов отворил и, пропустив на двор одноколку снова запер ворота.