- Разумеется, и здесь, и в Ливии есть много пунов, не забывших об этом разбое. - Гадзрубал насупился и сильно потер лоб, - Как тут не вспомнить о мирном договоре, заключенном между Лутацием и Гамилькаром. Одно из его положений гласит: "В этих условиях да будет дружба между Римом и Карт-Хадаштом…"
- Дружба, Гадзрубал, - хитро улыбнулся Фабий, - это всего лишь отсутствие военных действий. Не стоит путать ее с сердечной близостью.
Гадзрубал равнодушно рассматривал инкрустированную столешницу. Даже не верилось, что в зале, где проходили переговоры, накануне вечером был устроен роскошный пир.
- Бесспорно, ты прав, римлянин. Если уж захват вами Сардинии не заставил Карт-Хадашт прекратить дружбу с вами, то, может быть, мы даже достигнем с Римом сердечной близости, если воспользуемся его слабостью и, скажем так, вернем Сардинию… в ее прежнее состояние.
- Вряд ли это можно расценить как дружеский поступок, - после длинной паузы сухо ответил Фабий, и на его скулах заиграли тугие желваки.
- А я и не говорю, что мы намереваемся это сделать, - Гадзрубал благостно вздохнул. - Я лишь хочу сказать, что в не столь уж далекие времена вы поступили не очень порядочно в отношении Карт-Хадашта, которому угрожали восставшие наемники. Теперь Рим сам оказался в довольно шатком положении…
Больше он не стал рассуждать на эту тему, а завел речь о торговле, предоставлении римским судам права входить в новые иберийские гавани, размерах таможенных сборов, о превосходных душевных свойствах вождей иберийских племен, необычайно плодородной здешней почве и так долго повествовал об искусных в любви иберийских женщинах, что даже суровые римляне не выдержали и начали ерзать на мягких сиденьях. Затем он принялся расхваливать благоразумие правителей Египта из рода Птолемеев и воздвигнутый ими близ Александрии маяк.
Антигон давно уже потерял нить разговора и очень хотел появления здесь какой-нибудь новой Ариадны. Ганнибал хитро подмигнул ему. Юный Баркид, казалось, прекрасно понимал хитроумный замысел Гадзрубала.
Внезапно римляне попросили сделать перерыв, и при взгляде на их уже несколько ошеломленные лица Антигон понял, какое чудо совершил стратег. Сенаторы не знали, что делать. Они были вынуждены признать, что передача Риму Сардинии не имела под собой никаких законных оснований и Карт-Хадашт вправе вновь занять остров, жители которого то и дело выражали открытое недовольство слишком жесткими методами римского правления. Не поставить заслон на пути продвижения пунов в Иберии, а добиться от них обещания не воспользоваться нынешним тяжелым положением Рима - вот какая задача была на самом деле поставлена перед послами. Гадзрубал это очень быстро понял. Разговорами о ненавистных Фабию торговых сделках, в которых из остальных послов более-менее разбирались только двое, он окончательно загнал римлян в тупик.
Когда сенаторы удалились, Антигон встал и поцеловал Гадзрубала в лоб.
- Я просто восхищаюсь тобой, - тихо сказал он.
- Сядь, Бомилькар, - устало улыбнулся стратег. - Если римляне это заметят, у нас ничего не получится.
Гадзрубал Барка оперся подбородком о крепко сжатые кулаки и еле слышно пробормотал:
- А я-то думал, что знаю о тебе все…
Ганнибал присел на край стола, покачал ногами и, взглянув на стратега в упор, спросил:
- И где, по твоему мнению, должна проходить граница?
- По Иберу. Пиренеи они нам никогда не отдадут. Но эта река нас вполне устроит.
Из всех вернувшихся римлян больше всего Антигона поразил Фабий. Его помятое лицо кривилось в вымученной улыбке. Он как-то сразу постарел, осунулся и явно намеренно оттягивал продолжение переговоров. Сенатор нарочито медленно садился, долго кашлял и лишь через несколько минут выпрямился, расправил плечи и набрал в грудь побольше воздуха.
Но тут Гадзрубал ехидно улыбнулся и не дал ему возможности начать заранее подготовленную вступительную речь, сказав следующие слова:
- Надеюсь, вы все полностью удовлетворены устроенным вчера в вашу честь торжественным ужином?
- Да, конечно, но… - Фабий недоуменно покачал головой.
Гадзрубал встал, взял у Бодбала папирусный свиток, подошел к римлянам, разложил на столе грязную, плохо выполненную карту и непринужденно оперся на плечо Фабия.
- Вот какие у нас трудности, - нарочито медленно начал он и принялся бесстрастным голосом с поразительной точностью перечислять города, пограничные селения, имена вождей, названия племен, рек и гор. Он несколько раз подчеркивал, что наряду со многими друзьями у них в Иберии есть также и враги.
Потом стратег вновь заговорил о вчерашнем пиршестве:
- Поймите, римляне, мы вкушали плоды мира. Так неужели никто из вас не спросит себя: что лучше - продолжать наслаждаться великолепной едой, превосходными винами и прелестями юных ибериек или гибнуть в кровопролитных битвах на глинистых полях? А теперь скажите, вмешаетесь ли вы, если галлы нападут на ваших союзников - сабинян или этрусков? Вы ведь поспешите к ним на помощь, не так ли?
Фабий с явной неохотой согласился. И тогда Гадзрубал как бы по наитию заявил:
- Со всех чужеземных купцов мы взимаем таможенный сбор в размере сотой доли стоимости их товаров. В знак дружбы между нашими народами мы готовы разрешить римским купцам торговать здесь без всяких пошлин. Но, разумеется, лишь до тех пор, пока в Иберии царит относительное спокойствие. - Минуту-другую он озабоченно почесывал затылок, заставляя римлян застыть в нетерпеливом ожидании. - И если мы установим на здешних землях постоянную границу, это приведет лишь к множеству кровавых столкновений. Как, например, мы сможем помочь живущим по ту сторону границы нашим союзникам, если они подвергнутся нападению общего врага? И уж в этом случае ни о каком освобождении от тамошних сборов даже речи не пойдет. Мы только сможем посочувствовать вам, если в Риме из-за нашествия галлов или каких-либо еще варваров вдруг будет остро не хватать зерна. Ну хорошо, а теперь скажите откровенно: вас сейчас все устраивает? А то ведь, по словам двух местных красавиц, один из вас прошлой ночью жаловался, что его ложе слишком жесткое для любви и слишком мягкое для сна.
Римляне замерли и обменялись недоверчивыми взглядами. Десять добропорядочных мужей свято соблюдали строгие римские обычаи и никогда бы не подумали изменять своим не менее суровым женам. Разумеется, никто из них никогда бы не впустил в свои покои ибериек, но теперь Гадзрубал заставил их подозревать друг друга в супружеской измене.
- А теперь я попрошу тебя, Фабий, отметить на иберийском побережье римские колонии и земли союзных с вами племен. - Гадзрубал склонился над картой. - Должен признаться, что я располагаю далеко не полными сведениями.
И Фабий скрепя сердце был вынужден признать, что в Иберии у Рима нет ни колоний, ни союзных племен.
- Ах вот как? Ну ничего, ничего, - тоном радушного хозяина произнес Гадзрубал. - А поселение ваших друзей-массалиотов есть здесь… и здесь, севернее Ибера, правда? - Он сам сделал на карте соответствующие пометки.
К вечеру текст договора был полностью готов. Римляне, прибывшие сюда с целью вынудить Гадзрубала ограничить пунийские владения территорией южнее Мастии и объявить всю северо-восточную часть Иберии своей и Массалии сферой влияния, были вынуждены признать власть пунов над всей Иберией за исключением Роде и Эмпория, где находились поселения массалитов. Взамен они получили от Гадзрубала обещание не переходить реку Ибер, не оказывать военной помощи галлам в Италии, что, собственно говоря, и не входило в его намерения, и право на беспошлинную торговлю, в котором они не слишком нуждались.
После того как обе стороны, по традиции, призвали своих богов стать свидетелями святости их намерений, римляне удалились, чтобы успеть переодеться перед пиром, устраиваемым в честь их отъезда. Призванный составить греческую версию договора Созил из Спарты устало посмотрел им вслед и вполголоса промолвил:
- Я всегда считал их глупыми, дерзкими и жестокими людьми. Но я никогда не думал, что их мозги настолько залеплены глиной…
Гадзрубал промолчал. Он сидел неподвижно, скрестив руки на груди. Антигон похлопал его по плечу, пун вскинул голову и подметнул ему. Глаза стратега выражали радость и облегчение.
- Благодаря тебе у нас теперь есть десять спокойных лет. - Ганнибал с пониманием взглянул на него и вдруг расхохотался.
- В лучшем случае пять, - тихо ответил Гадзрубал.
- Как поживает мальчик, доставляющий вам столько хлопот? - Антигон поднял кубок. Корабль чуть заметно покачивало. Дувший с другой стороны бухты ветер все сильнее прижимал "Порывы Западного Ветра" к волнорезу.
Братья сразу поняли, кого он имел в виду. Ганнибал молчал, поглядывая на верхушку мачты. Гадзрубал усмехнулся и потерся спиной о борт. Но его серые глаза, как обычно, сохранили суровое выражение.
- Внешне он все больше становится похожим на отца, - равнодушно заметил он.
- Ему нужно еще многому научиться, - Ганнибал чуть привстал и оперся ладонями о стол. - И он будет это делать. Если нужно, я сам вобью знания в его тупую голову - Он отодвинул скамью и начал расхаживать по верхней палубе.