- Мы просто хотели проявить почтение к богатейшему купцу и банкиру, - промолвил Ганнон, чуть прикрыв пухлыми веками свои страшные немигающие глаза. - Если сегодня будут приняты не устраивающие тебя решения, ты можешь взять и просто разорить некоторых членов Совета. А так твое присутствие накладывает определенные обязательства.
- Выходит, я сегодня имею право голоса?
Суффеты пошептались между собой и неохотно кивнули.
- Очень хорошо. В таком случае, как временный член Совета Карт-Хадашта и добропорядочный пун, скажу, что необычайно удивлен. Удивлен тем, что именно Ганнон, называемый Великим, так сильно обеспокоен защитой интересов города. Уж ему-то следовало помолчать. Почему-то он совсем не заботился о них во время войны с Римом, а, напротив, всячески препятствовал выделению денег на содержание армии и флота и настоял на замене способного наварха Адербала своим никчемным ставленником, - голос Антигона зазвенел от еле сдерживаемого гнева. - В Ливийской войне, как стратег, он показал себя полнейшим ничтожеством. После того как он объявил спасших город Гамилькара и Гадзрубала нашими губителями, а римских разбойников, напротив, чуть ли не лучшими друзьями, могу сказать лишь одно: по-моему, он нуждается в лечении.
- Не оскорбляй наш слух, метек, - Один из суффетов снова ударил в гонг, - И лучше умерь пыл.
- Я сейчас не метек, а, если так можно выразиться, уста стратега Ливии и Иберии, - Антигон подошел к суффетам и с презрительной улыбкой показал им письмо так, чтобы они могли прочитать только определенные места. Остальное он счел нужным скрыть от посторонних глаз.
- Не теряйте спокойствия из-за пустопорожней болтовни метека, друзья, - процедил сквозь зубы Ганнон, жестом заставляя замолчать своих не на шутку разбушевавшихся сторонников, - Так чего хочет Гадзрубал?
- Во-первых, чтобы на этом заседании никто не пресмыкался перед тобой, Ганнон, а во-вторых, пусть сегодня здесь прозвучат грубые, но правдивые слова.
Ганнон скрестил руки на груди и чуть приподнял двойной подбородок. Минуту-другую он стоял молча, стараясь унять дрожь в пальцах, а потом взглядом дал понять суффетам, что намерен один справиться с метеком.
Антигон искоса взглянул на своего главного соперника. На Ганноне сегодня была длинная шелковая туника с пурпурными полосами. На плечи он набросил не менее длинный шерстяной шарф с вышитыми узорами, носить который имел право лишь верховный жрец Ваала. Лысеющую макушку прикрывала круглая войлочная шапка с позолоченными краями. Антигон с горечью подумал, что прошло уже почти четыре года со дня гибели сверстника Ганнона - Гамилькара, а пятидесятипятилетний вождь "стариков", чья аккуратно подстриженная бородка уже почти совсем поседела, продолжает по-прежнему творить зло. Но одновременно грек чувствовал какую-то колдовскую силу, исходившую от этого страшного человека.
- Продолжай, метек, - Ганнон ткнул в него пальцем, украшенным перстнем с зеленым камнем. - О чем еще просит Гадзрубал?
- Стратег Ливии и Иберии не просит, Ганнон, а приказывает. - Антигон посмотрел сперва на Баркидов, потом на суффетов. - Нужно полностью соблюдать условия договора, подписанного двенадцать с половиной лет назад. Напомню их. Стратега избирает войско, Карт-Хадашт содержит флот, внушающий страх его врагам, и выделяет средства на содержание постоянной армии, способной защитить город и прилегающие к нему земли. На выполнение этих важнейших задач Совет за десять лет не израсходовал из казны ни единого шиглу - все оплачивалось серебром, добытым Баритами в Иберии.
- Все верно, метек, - Ганнон скривил губы в подобие улыбки и даже закатил змеиные глаза, - Но времена изменились. У Гадзрубала войска больше, чем предусмотрено. Я уже не говорю о флоте.
- Это не важно, пун. Времена действительно изменились, ибо сейчас завоеванные иберийские земли настолько обширны, что для зашиты их требуется очень много солдат. Но я не хочу спорить с тобой, так как представляю здесь стратега и отдаю приказы от его имени.
- За такие слова, метек, - Ганнон замер, в упор глядя на Антигона, - я брошу тебя в огонь, как только ты покинешь дворец, а затем прикажу размельчить пепел мельничными жерновами и развеять его по ветру.
- Попробуй, - Антигон надменно вскинул брови. - Давай попробуй, Ганнон. Но лучше побереги себя. Ты ведь говоришь сейчас отнюдь не с мелким пунийским торговцем, которому страх внушает одно только твое имя.
- Я говорю с жалким метеком, - с усилием вытолкнул из себя Ганнон и непроизвольно дернулся в судороге.
- Может, продать тебе еще одно поселение, пун? Ты ведь, кажется, любишь выкладывать деньги за никчемные вещи? Или лучше бросить на твой дворец пятьдесят боевых слонов?
Баркиды весело заулыбались, кое-кто из "стариков" прикрыл рот рукой, Ганнон не сводил с Антигона своих широко раскрытых змеиных глаз, но так и не смог заставить грека опустить взгляд.
- Подумай, пун, с кем ты разговариваешь, а уж потом открывай рот, - с показной заботой произнес Антигон. - И вообще, не совершай ошибок, умаляющих твое величие. О нем, правда, сейчас говорит весь город. - Он поднял лист папируса. - Вот лишь несколько строк о тебе, Ганнон, написанных лучшим поэтом города. Слушай:
Тень кипарисов упала, скрыв облик жрецов,
так велика она в роще священной Танит.
Еще более Западный вал величав:
воинов всех он закрывает тенью своей.
Но до Ганнона ему далеко: его
мрачная тень полностью Ливию всю покрывает.
- Сколько еще ты будешь предписывать жрецам храма Танит, где именно они могут восхвалять богиню, а где - нет? - воскликнул Антигон, стремясь заглушить многочисленные выкрики. - Сколько еще, о высокочтимые члены Совета, этот хитрый и жестокий человек будет определять количество воинов в казармах Большой стены?
Он дождался, когда стихнут смех и громкие возгласы, и снова поднял свиток.
- Поэт также воспел в стихах великолепие. Судите сами, насколько ему это удалось.
Великолепен мясник, перерезающий ловко
горло быку.
Великолепен и Рим, всех италийцев
лишивший мужского достоинства.
Великолепнее всех высокочтимый Ганнон,
умело народ свой острой тростинкой кастрирующий.
Ганнон тяжело вздохнул и опустил глаза. Большинство его сторонников откровенно давилось от смеха. Многие от восторга хлопали себя по ляжкам. У одного из суффетов даже слезы выступили на глазах, второй безуспешно шарил вокруг себя в поисках бронзовой палочки. Внезапно он не выдержал и захохотал на весь зал.
"Более десяти лет у Ганнона не было в Совете более-менее достойного противника, - размышлял Антигон. - Еще два-три таких заседания, и ему придется признать свое поражение. Но ничего подобного больше не произойдет. Гадзрубал далеко, а меня во второй раз уже не пригласят выступить в Совете".
Пун, казалось, почувствовал на себе взгляд Антигона. Он сверкнул глазами, и грек вдруг понял, что Ганнон с каким-то даже уважением смотрит на него. Он подумал, что было бы замечательно, если бы его заклятый враг перешел на сторону Гадзрубала и употребил свой ум и способности на упрочение могущества Кархедона. Но нет, об этом не стоило даже мечтать.
Постепенно под несмолкаемые звуки гонга в зале воцарилось спокойствие. Сидевший неподалеку от Антигона Бошмун медленно встал и тяжело повернул голову в его сторону:
- Давай ближе к делу, метек. Ты хорошо потешил нас чужими плохими стихами, а теперь скажи, чего ты на самом деле хочешь?
- Ничего особенного. Сохранения войска и флота в прежнем составе и отказа от создания какого-либо надзорного ведомства. Надеюсь, вы поняли, что имел в виду поэт? Слишком уж вы потакаете Ганнону в написании беззаконных указов. Вы же себе этим только руки пачкаете.
- Ты знаешь, как распределяются голоса. Что будет, если результаты голосования тебя не устроят?
- Я к этому готов. - Антигон согласно кивнул и, дождавшись, когда смолкнет шум возмущенных голосов "стариков", продолжил - Значит, Ганнон еще более усилит свое влияние. В прошлом году мои дела шли прекрасно. Общий оборот всех моих товаров, прошедших через пунийские гавани и сторожевые посты в Ливии, составил приблизительно двадцать девять тысяч талантов серебром. Соответственно велика была и сумма таможенных сборов, поступивших в казну Карг-Хадашта. Я ничего не имею против проверки моей торговой и банковской деятельности, но пусть этим займутся честные, непредвзято настроенные люди. Но если Ганнон осуществит свой план и его люди будут повсюду совать свой нос, я переберусь куда-нибудь в другое место. Скажем, в иберийский Карт-Хадашт.
Он сделал намеренно долгую паузу, во время которой никто не только не произнес ни слова, но даже ни разу не кашлянул.
- Вы хорошо меня знаете. А если кто думает, что я шучу, пусть поговорит с Ганноном, - в голосе Антигона зазвучала неприкрытая угроза. - Далее Гадзрубал просил передать, что в его обязанности как стратега Ливии и Иберии не входит превращение Ганнона в некоронованного царя Карт-Хадашта. И если это произойдет, поступления серебра немедленно прекратятся, а все иберийские гавани будут закрыты для пунийских кораблей. Решайте сами.
Антигон прищурился, громко щелкнул пальцами и осторожно закрыл за собой двери из желтого кедра.
Военные рожки зазвучали, когда солнце взошло уже над горной грядой, протянувшейся к юго-западу от бухты. Антигон осторожно взял женщину под руку и с удивлением ощутил, что под шелковистой мягкой кожей у нее перекатываются крепкие мускулы.
- Никак не могу сразу привыкнуть к твоему имени, хотя мою сестру тоже зовут Аргиопой.