Много труда стоило казакам оттащить Кудлая от своей жертвы; когда же собаку оттащили, то глазам всех представилось ужасное зрелище: шляхтич лежал неподвижно, запрокинувши голову, с перегрызенным горлом, из которого выливалась широкая струя густой крови и расплывалась страшным пятном на белом снежном ковре.
С минуту все стояли неподвижно, пораженные этой картиной.
- Помстился, товарищ! - произнес наконец Мазепа. - Теперь настал и мой черед! Гей, хлопцы! - вскрикнул он бешено. - В Пологи! За мной!..
XLVIII
В то время как в приемной игуменьи происходила сцена между Фридрикевичем и Галиной, Тамара шагал в волнении по небольшой комнатке монастырского привратника, поджидая возвращения своего патрона. Несмотря на такой благоприятный поворот дела с Галиной, суливший ему не одну тысячу червонцев, Тамара был, видимо, в самом дурном расположении духа; лицо его, желтое, измятое, носило на себе следы крайнего неудовольствия и раздражения. Очевидно, были какие-то тайные причины, приведшие Тамару в столь дурное настроение духа. Действительно, накануне, с вечера, он получил из Острога самые неутешительные известия.
Отправляясь с комиссарами из Варшавы в Острог, он твердо знал, что задача комиссии состоит в том, чтобы завести переговоры с Ханенко и назначить его гетманом на Украйне вместо Дорошенко. На помощь Ханенко должен был выступить и Собеский с польским войском, чтобы союзными силами уничтожить Дорошенко вместе с его мятежным Чигиринским гнездом. Такая задача комиссии обеспечивала Тамаре полную безопасность, и вдруг вчера вечером он получил из Острога самое неожиданное известие. Оказалось, что несколько дней тому назад явились послы от Дорошенко со своими условиями, и комиссары вступили с ними в переговоры.
Это известие обдало Тамару словно ушатом ледяной воды. Меньше всего в жизни желал бы он теперь встретиться с посланцами Дорошенко. Многие из этих проклятых хлопов знали его в лицо; они могли передать о встрече с ним Мазепе. Да, черт побери, и сам Мазепа мог, наконец, явиться со дня на день к комиссарам!
И прежде при одной мысли о встрече с Мазепой Тамару кидало в холодный пот, теперь же, после похищения Галины и особенно после продажи ее Фридрикевичу, - мысль эта, кажется, в состоянии была лишить его рассудка. Он предпочел бы скорее отправиться живым в преисподнюю, чем предстать перед лицом Мазепы. А между тем встреча эта была теперь так возможна!
- Брр… - прошептал вслух Тамара и даже передернул плечами, так как явственно почувствовал в области своего сердца прикосновение чего-то скользкого и холодного.
Хорошо еще, что известие не застало его врасплох и дало возможность приготовиться ко всему заранее!..
Узнав о появлении в Остроге Дорошенковых послов, Тамара тотчас же решил в уме не возвращаться ни в каком случае в Острог, а, получивши с Фридрикевича деньги, постараться немедленно убраться в глубину Польши. Решив это, Тамара призвал одного из преданных ему слуг, именно того, с которым повстречался Мазепа, и приказал ему немедленно скакать в Острог и, забрав всю челядь и весь обоз, выехать в ту же ночь из замка и двинуться по дороге к Дубно, где и он, Тамара, не замедлит к ним присоединиться. Истинную причину такого стремительного бегства Тамара, конечно, скрыл от слуги и объяснил его тем, что в Дубно их ожидает хорошенькое дельце, при котором можно будет ловко погреть руки. На случай же, если бы кто пожелал осведомиться о том, где находится он, - Тамара отдал приказание отвечать всем, что - на венчании у пана комиссара Фридрикевича.
Отдав все эти распоряжения, Тамара все-таки не успокоился. С большим трудом заставил он себя, в сопровождении слуг, отправиться утром в соседнюю деревушку Пологи, чтобы приготовить там все необходимое для венчанья. Он нашел там крошечную деревянную церковку, совсем покачнувшуюся от старости, и такого же ветхого, старого священника.
Предчувствуя что-то недоброе в этом венчании, старичок настоятель хотел было отказаться, но Тамара пугнул его так грозно, упомянув об огне и "червоных чоботках", что бессильный старик сразу умолкнул.
Повторив еще раз свою угрозу, Тамара поспешил вернуться в монастырь, оставив предварительно возле старичка настоятеля двух своих слуг.
Возвращаясь назад к монастырю, Тамара гнал лошадей сколько было силы: за каждым кустом, за каждым деревом ему чудился уже Мазепа и его сообщники, с каждой минутой страх его возрастал все больше и больше. Одно имя Мазепы наводило на этого трусливого гада какую-то безумную панику. Даже здесь, в защищенном стенами монастыре, он болезненно вздрагивал при всяком скрипе дверей.
- Нет, нет, - прошептал он наконец вслух, подходя в сотый раз к окошечку, выходившему на Монастырский двор, - получить только денежки и - гайда в Польшу, а тут уже пусть ссорятся пан Фридрикевич с Мазепой сколько их душе угодно, а мое дело сторона!
Приложившись лицом к холодному стеклу, Тамара принялся смотреть на двор, с нетерпением ожидая того момента, когда двери, ведущие в покои игуменьи, отопрутся и из них выйдет Фридрикевич.
На этот раз ему пришлось ждать не долго. Вскоре двери распахнулись - и из них не вышел, а скорее вылетел Фридрикевич, с лицом, сияющим от удовольствия.
- Удача, - проворчал себе под нос Тамара, - ну, тем лучше, подавай, пане, деньги на стол - и баста!
Фридрикевич быстро прошел по занесенному снегом двору и через несколько минут уже был в небольшой комнатке, в которой находился Тамара.
- Ну, что? - встретил его последний с веселой улыбкой. - По сияющему лицу пана вижу, что мой совет оказал свое действие.
- Удача! С двух слов она поверила мне и посмотрела на меня такими глазами… такими глазами! - Фридрикевич подкатил под лоб глаза и вскрикнул, захлебываясь от восторга: - О, она невинна и чиста, как самый нежный полевой цветок.
- Го, го! - хихикнул Тамара. - Проказник амур, вижу, оседлал пана не на шутку! Когда же ехать?
- Сейчас! А что, у тебя, пане, все готово?
- Все, только садись, пане, и поезжай. Верстах в десяти отсюда есть крошечное сельцо - Пологи; нашелся и поп; он не хотел было венчать, начал отпираться, да я пугнул его так, что у него от страху чуть не отняло язык, и оставил еще при нем на всякий случай двух из нашей стражи… в церкви уже все готово.
- Как? - вскрикнул изумленно и гневно Фридрикевич, отступая на шаг. - Или я ослышался, или пан действительно предлагает мне, благородному шляхтичу Речи Посполитой, венчаться в схизматической церкви, у схизматического попа?!
- Так, так, пан не ошибся, - я действительно предлагаю ему это, но… но, постой, пане, не горячись. - Тамара удержал его за руку и лукаво улыбнулся. - Дослушай и, бьюсь об заклад на сто золотых, - ты станешь благодарить меня. Итак, послушай же, как все это будет: ты берешь с собой девушку, привозишь ее в церковь и объясняешь ей по дороге, что Мазепа попросил тебя постоять вместо него под венцом. Она ничего не понимает и охотно поверит этой сказке. Подумай, что бы было, если бы ты, пане, привез ее в костел? А? Как она ни проста, - прости меня, пане, что я так отзываюсь о твоей богине, - но все же она поняла б сразу, что попалась в ловушку. Поднялся бы крик, слезы, рыданья… Надо было бы употребить насилие, и все удовольствие было бы испорчено вконец. А так, как я советую, все обойдется тихо и мирно: она с радостью даст себя перевенчать с тобою, а когда ты привезешь ее в замок и объявишь ей, что перевенчана она не с Мазепою, а с тобой, то хе–хе–хе–хе! Ей не останется ничего, как только покориться мужу. Но постой, постой! Это еще не все. Самое-то главное заключается в том, что если для Галины брак, совершенный в церкви, будет святым и законным, - для тебя, как для католика, он не будет иметь никакой цены. Ergo - пока красотка будет прельщать тебя, ты и будешь считаться ее супругом, - когда же полевой цветок надоест, ты можешь оставить ее и заключить другой, еще более блистательный, союз!
- У тебя золотая голова, пане! - вскрикнул в восторге Фридрикевич, когда Тамара умолкнул. - Клянусь моим патроном, я никогда с тобой не расстанусь.
- Благодарю, благодарю, рад служить всем, чем могу, товарищу, - отвечал польщенный этим восторженным отзывом Тамара, - надеюсь, что цепи дружбы окажутся крепче сетей амура, и мы обделаем еще с паном не одно веселенькое дельце. Одначе времени даром терять нечего… Лишь только выйдет наша черничка - сейчас же лети в Пологи. Сани уже ожидают вас у монастырских ворот, люди знают дорогу, через час вы будете в церкви и…
- Как, - перебил его изумленно Фридрикевич, - разве ты не едешь с нами?
- Хе, хе, хе! Плохой из тебя политик, пане! - рассмеялся мелким смешком Тамара и слегка дотронулся до груди Фридрикевича. - Подумай сам, что бы вышло, если бы я поехал с вами? Да если бы только красотка увидела меня, она сразу поняла бы, что ее везут и…
- Ты прав, тысячу раз прав, друже! - перебил его поспешно Фридрикевич.
- То-то же, ведь я уже недаром просидел целую ночь, обдумал все от альфы до омеги! Итак, я постараюсь на время не показываться в Остроге, кстати, вот только что получил от своего управителя письмо: просит меня немедленно в мои поместья в Литву, вот я и слетаю туда… А ты, пане, сослужи мне службу: если там в Остроге рассердятся за несвоевременную отлучку, замолви словечко!
- Горой встану!
- Спасибо! - Тамара с театральным пафосом пожал руку Фридрикевичу и продолжал деловым тоном: - В две недели я покончу свои дела и возвращусь к пану назад, а когда пройдут первые медовые недели, я уверен в том, что Галина будет благодарить меня до конца своих дней за то, что я вырвал ее из рук грубого хама и передал отважнейшему и, прости за правдивое слово, прекраснейшему из всех рыцарей Речи Посполитой.
Багровое лицо Фридрикевича заблистало от удовольствия.