- Твоя мать во многом права, пусть, - промолвил он наконец дрожащим голосом. - Но она лжет, что ты не мой сын. Ты мой! Ты - сын тхакура! Ты владелец крепости…
Прежде чем отец успел закончить, я воскликнул, обращаясь к матери:
- Слышишь, что сказал отец?
- И ты с ним заодно? - изумленно проговорила мать, все еще не решаясь поверить моим словам. - Так-то ты ценишь материнскую любовь? Змееныш! - Слова заклокотали у нее в горле, но вдруг она рассмеялась каким-то безумным смехом и обернулась к отцу: - Ну, тхакур! Забирай своего наследника! И прощай…
С этими словами она опрометью бросилась к зарослям у старых полуразрушенных водоемов, куда обычно приходили на водопой пантеры. Мать бежала, не оглядываясь, а я растерянно смотрел ей вслед. Отец вскрикнул и ринулся за матерью.
- Женщина, - кричал он на бегу, - остановись! Заклинаю тебя! Остановись! Ради сына!
Но мать бежала все быстрее и вскоре скрылась в кустарнике. Через мгновение оттуда послышался страшный вопль, и я увидел отца, схватившегося с двумя пантерами. Я закричал, зовя на помощь. Из табора прибежали люди с зажженными факелами, но было уже поздно. Отец и мать погибли.
Я остался один.
Слезы застилали мне глаза. Я вспоминал скорбное лицо матери. Только любовь помогала ей переносить равнодушие отца, не мое презрение она не смогла вынести и решила умереть. Мое сердце обливалось кровью. В ту ночь я остался сиротой.
Ко мне подошли Исила и Манка.
- Как это случилось? - спросил один из них.
Я не отвечал и продолжал плакать.
- Наверно, он узнал обо всем, - сказал Исила.
Манка покачал головой и не ответил.
Они ушли, а я заплакал еще безутешнее. В голове проносились несвязные мысли: я видел себя то тхакуром, владельцем крепости, то мне казалось, что это я убил отца и мать. Я не представлял себе, что теперь со мной будет.
Луна скрылась за горами. Одиноко сидел я в предрассветной мгле, погруженный в тревожные думы, как вдруг кто-то нежно погладил меня по голове. Я обернулся и увидел Пьяри, дочь Исилы. У нее была очень светлая кожа и большие удлиненные глаза. Недавно ей исполнилось девять лет. Подобно девушкам из касты канджаров, она повязывала голову платком. Она дружила с детьми канджаров и переняла все их повадки и обычаи. Она была более развитой и сильной, чем ее сверстницы, а в ловкости могла потягаться с любым из мальчишек.
- Сукхрам, - нежно сказала она.
Я молча поднял на нее глаза.
- Ты плачешь?
Я уткнулся ей в плечо и горько зарыдал, а она нежно гладила меня по голове.
- Пьяри, иди домой, - позвал Исила.
- Не пойду.
Исила не понял, в чем дело, он подошел ближе и потянул дочь за руку. Пьяри заплакала.
- Не пойду я с тобой! - упиралась она.
- Что это на тебя нашло?
- Я останусь с Сукхрамом.
Люди из табора слышали этот разговор. Они засмеялись, но кто-то сказал: "Позови и его, Исила. Сукхрам ведь нам не чужой".
- Ну, Сукхрам, - сказал тогда Исила, - вот тебе мое решение: пусть будет так, как хочет Пьяри, будешь жить у нас. Но если ты обидишь ее или станешь презирать и корчить из себя невесть что, то, как бог свят, мой кинжал напьется твоей крови, а когда я умру, то за меня будет мстить злой дух ната Исилы.
Мы вернулись в табор. Я перенес весь наш скарб в хижину Исилы. Кроме Пьяри и ее отца в хижине жила мать Пьяри, Сауно. Пьяри была единственной дочерью Исилы, но совсем не походила не него.
Когда я раскрыл ларец отца, то нашел в нем портрет знатной госпожи. Судя по одежде, она жила очень давно.
- Кто это? - удивленно спросила Пьяри.
- Откуда я знаю?
- Положи картинку на место, - сердито сказал Исила, но Пьяри была упрямой девчонкой.
- Отец, а ты знаешь, кто это? - упрямо твердила она. - Ну, скажи!
Мать Пьяри, Сауно, сидела за прялкой. Исила, чтобы отвязаться от дочери, дал ей подзатыльник. Пьяри заплакала и прижалась к матери, а Исила невозмутимо принялся раскуривать хукку.
- Чего уставился? - повернулся ко мне Исила, - иди-ка прогуляйся!
Я не двинулся с места.
- За что ты его гонишь? Как не стыдно? - набросилась на мужа Сауно, прижимая меня к себе.
Исила презрительно пожал плечами и отвернулся.
- Дочь избаловала, а теперь и мальчишку испортит, - проворчал он.
- Ну чего ты придираешься? - продолжала Сауно. - Единственное дитя просит тебя. Неужели тебе трудно ей ответить?
- Ладно, ладно, - смягчился Исила. - Женщина на этой картинке жила три поколения назад, от нее и пошли все беды. Бесстыжая, спуталась со слугой. А этот горемыка, - Исила показал пальцем на меня, - потомок сына этой потаскухи…
- Она была хозяйкой старой крепости? - спросила Сауно.
- Да.
Сауно крепко поцеловала дочь, а затем и меня.
- Исила! - торжественно сказала она. - Сегодня ты соединил мою дочь с человеком из рода настоящих владельцев крепости! - Глаза Сауно светились радостью. - Поняла, Пьяри? Ты теперь не натни, ты - жена господина. И жить ты должна, как госпожа. Сможешь ли ты вести себя с подобающим достоинством? Закрывать лицо от посторонних и жить в роскоши, как они. Или пойдешь по рукам, как другие натни?
- О чем ты болтаешь, Сауно? - прикрикнул на нее Исила, но глаза его растерянно бегали по сторонам.
- Ах, я болтаю? - возмутилась Сауно. - А ты, значит, не хочешь, чтобы твоя дочь жила в чести? Мы наты. Нас здесь никто ни во что не ставит. Полицейские бросают нас в тюрьму, когда им вздумается. Слуги раджи похищают наших женщин. И нас же еще называют ворами!
Исила молча выбивал трубку, ему нечего было возразить. Он виновато поглядывал в мою сторону. Я сидел потупившись, а Сауно ласково гладила мои волосы. Пьяри легла, положив голову на колени матери. Исила встал и подошел к нам.
- Нет, Сауно, пойми, - говорил он, притянув Пьяри к себе. - Пьяри моя дочь. Я хочу, чтобы она стала такой же натни, как ты. И больше никем. Кто нетвердо стоит на земле, но хочет дотянуться до неба, обязательно упадет лицом вниз…
Я вскочил, обнял Пьяри и прижал ее к себе.
- Пьяри моя, - твердо сказал я. - Я тхакур, а она моя тхакурани.
Сауно засмеялась.
- Помнишь, Исила, - воскликнула она, схватив мужа за руку, - ты ведь и сам когда-то так же обнял меня и сказал мне те же слова.
Исила нежно посмотрел на жену, а затем повернулся ко мне. Глаза его сразу стали злыми.
- Ты что же, все-таки настаиваешь, что ты тхакур? - процедил он сквозь зубы. В его голосе я почувствовал насмешку, удивление и… сочувствие.
- Припадаю к ногам твоим, почтенный тхакур, - склонив голову, шутливо приветствовала меня Сауно.
- Но запомни, несчастный! Раз и навсегда! - грозно произнес Исила. - Ты нат! Ты будешь жить с нами, и даже собака тхакура будет от тебя нос воротить. Понял?
У меня на глаза навернулись слезы.
- Раскис! - презрительно бросил Исила. - Разревелся! У кого не умирают родители! Эх, ты, теленок! Пойдем, я покажу тебе лесные корни и травы. В нашем таборе в них знали толк лишь двое - той отец да я. Отца твоего не вернуть, теперь я буду учить тебя. Это большое искусство, - продолжал он тихим голосом, - такое большое, то даже полицейские меньше придираются, если знают, что ты можешь им понадобиться.
Я вытер слезы. Сауно заулыбалась и поцеловала меня в лоб. И Пьяри тоже вслед за матерью ласково взяла меня за руку. Я почувствовал себя в кругу близких людей и впервые за все время улыбнулся.
3
- Исила был доволен моей сообразительностью, - продолжал Сукхрам свой рассказ. - Я быстро научился разбираться в лесных травах и кореньях.
…Мне минуло шестнадцать, а Пьяри - тринадцать лет. Она по-прежнему проводила время среди канджаров. Я же за эти четыре года обучился всем трюкам натов: легко взбирался по шаткому бамбуковому стволу, ходил по канату, стал ловким и гибким. Слава о моих успехах долетела даже до тех домов, где жили тхакуры. Исила гордился мной. Я стал настоящим цыганом. Но моя Пьяри не стала натни. Она очень любила меня, но все дни проводила в шатрах у канджаров.
Однажды я вернулся домой поздно. С порога я услышал голоса Исилы и Сауно.
- …Ну и что же, - говорила Сауно. - В тринадцать лет и я уже не была девчонкой. Вспомни, разве в те годы я не была похожа на взрослую женщину? А Пьяри пошел уже четырнадцатый год.
- Так в чем же дело? Сукхрам тоже стал взрослым.
- Э, в нем не видно кипения молодости. И вино-то он по-настоящему не пьет, каждый раз морщится, и с девушками его ни разу не заставали. Что же это за парень? Он и ругаться-то толком не умеет. Мужчина! Воровать тоже не ворует, ни в карты, ни в кости не играет…
- А знаешь, почему? - Исила хитро прищурил глаза. - Он боится меня, боится, что я его убью.
- Убьешь?
- Ну да. Я же ему пригрозил тогда.
- Ты что, и к Пьяри запретил ему прикасаться? Э, да если он не покажет себя мужчиной, разве она ляжет с ним?
- Что ты болтаешь, Сауно!
- Ох-ох-ох, будто ты и сам не знаешь. Будто Пьяри не моя дочь! Женщина хочет жить с настоящим мужчиной. Если твой Сукхрам ничего не может, Пьяри найдет себе другого.
- Замолчи, Сауно! Стыда у тебя нет! Они еще дети!
- Много ты понимаешь, - усмехнулась Сауно. - Дети!