В глазах моего друга уже нет слез. Умолкла и его жена. Затихла буря, застыл, как каменный, Нареш. Сникли порывы ветра, и воцарилась тишина.
Но я знаю, что это ненадолго. Снова завоет ветер, набегут тучи. Снова застонет уснувший лес, и наполнится звуками чернота ночи. Вновь польются слезы из глаз друга, и запричитает его жена, и опять в безумном смехе забьется Нареш. Безумный! Пятнадцатилетний мальчик, и этот леденящий душу страшный хохот!
Ночь отступала. И вдруг стало так светло, что можно было ясно разглядеть струйки воды, стекающие по листьям.
- Подойди поближе, - вдруг позвал меня Нареш. - Никто не хочет понять меня. Только ты один. Посмотри! Вон она, Чанда! Смотри, смотри, она стала госпожой. На ней те же украшения, что и на картинке. Сегодня Чанда стала наконец хозяйкой крепости…
2
- …Мне исполнилось двенадцать лет, - рассказывал Сукхрам. - Я еще говорил высоким, ломким голосом, но постепенно выходил на дорогу юности.
Многое уже позабылось, но я отлично помню, что в ту памятную ночь было полнолуние.
Мой отец сидел в хижине и потягивал вино. У него были длинные усы и острые, как у орла, глаза. Все, кроме моей матери, боялись его. Моя мать была натни. Ей было лет тридцать пять, не больше.
Спускаясь с гор, лунный свет серебрил долину, и в его мерцающих переливах тонкими лезвиями высвечивались стебельки сухой травы. Более прекрасного зрелища я не мог себе представить. Я стащил у отца несколько бири, забрался в укромное местечко под деревом, среди причудливо изогнутых корней, и долго вглядывался в синеватые ночные тени. Издалека слышалось пение юношей и девушек. Чей-то красивый и сильный голос выводил нежную, трепетную мелодию, которая странно волновала меня.
Полный диск луны выплыл из-за гор и смело нырнул в озеро, обернувшись серебряной лодкой со множеством пассажиров - светло-желтых зайчиков. Набежавшие волны опрокинули лодку, и светло-желтые зайчики запрыгали, заплясали на волнах.
Я загляделся на темный молчаливый лес, который простирался до самого горизонта. В свете луны лес был особенно красив.
Неожиданно послышался хриплый, густой бас моего отца:
- Сукхрам! Эй, Сукхрам!
Я побежал на голос. Отец сказал:
- Сукхрам! Мы идем в лес. Я покажу тебе, где растут целебные травы. Сегодня полная луна, все видно, как на ладони.
- Хорошо, отец! - сказал я.
Он обнял меня и поцеловал в лоб. От него исходил терпкий запах вина, но у нас в доме все пили. Когда я был маленький, моя мать давала мне несколько капель, чтобы я скорее заснул. Я привык к запаху вина, и не это меня поразило в отце в то полнолуние. Отец казался мне необычно взволнованным, он раскачивался, как могучий баньян, чьи висячие корни-ветви погрузились в землю, дав жизнь новому дереву. И, подобно старому баньяну, он, возложив руки мне на плечи, задумчиво смотрел в бескрайнее небо, в посеребренный луной небесный простор.
Мы пробирались сквозь кустарник. За лесом пела натни:
…Все залито лунным светом.
Я усну с тобой рядом, любимый,
потому что боюсь луны…
А голос ната отвечал:
О, луноликая красавица,
тебе ли бояться луны?
Ведь ты ее дитя…
Мы шли краем леса. Отец был мрачен, он не смотрел по сторонам. Я впервые видел его таким задумчивым. Отец был отважным человеком, руками разрывал лисьи норы, легко догонял и валил на землю антилопу нильгау и побеждал дикобраза. Один раз на глазах у всех он убил гиену, рыскавшую в наших краях и нагонявшую ужас на всю окрестность. Отцу не жилось на одном месте, он кочевал от деревни к деревне. Мою мать он очень любил и ни разу не поднял на нее руку. Когда она напивалась пьяной и начинала заигрывать с другими мужчинами, отец молча брал ее на руки и уносил домой. Я часто слышал, как по ночам он шептал ей ласковые слова.
Мы вышли к маленькому храму Дурги, стоявшему на краю леса. За храмом мы увидели сидящих у костра мужчин и женщину рядом с ними. Это была моя мать. Они пили вино и смеялись.
Отец пошел было к ним, но неожиданно остановился, услышав насмешливый голос Исилы, человека с очень темной кожей, сидевшего напротив матери:
- Ну и тхакур! Он и из тебя решил сделать госпожу?
- Да, - странным, неуверенным голосом ответила мать. Она как будто собиралась что-то добавить, но передумала.
- Его родила цыганка, опять заговорил Исила. - А он, вишь, хочет, чтобы господа признали его своим, вот он и кричит: "Я не нат, я не нат! Я тхакур!"
Все засмеялись. Второй мужчина, Манка, налил вино в глиняный горшок и пустил его по кругу. Горшок переходил из рук в руки, и каждый старался отпить как можно больше. Я взглянул на отца. Он будто прирос к земле. Выражение его лица испугало меня. Я подумал, что нам лучше поскорей уйти, и тихо сказал:
- Отец, луна скоро спрячется за горами, и мы тогда ничего не увидим. - Он вздрогнул, взял меня за руку, и мы пошли.
В ту ночь лес показался мне особенно таинственным. За лесом вновь послышалась песня. Ее звуки едва доносились до нас, и мне вдруг почудилось, что я сплю и сквозь сон слышу слова колыбельной, смысла которой мне никогда не узнать…
В лесу отец выискивал и подбирал какие-то корешки и травы и отдавал их мне.
- Хорошенько запоминай их, сынок, - приговаривал он и рассказывал, как ими пользоваться. - Я не буду жить вечно. Я обучился всему этому у натов. По их обычаю отец передает свое искусство сыну.
- А мы разве не наты?!
- Нет, сынок, - торжественно сказал отец. - Мы не из их несчастного племени. Их преследуют, бросают в тюрьмы. Но ты и я, мы - тхакуры. Слышишь, тхакуры! - Его голос зазвучал хрипло и надсадно, казалось, отца мучает жажда. - Мы тхакуры! - Отец перешел на свистящий шепот. - Взгляни туда. Ты знаешь, сынок, что это? - Он показал рукой на чернеющие вдали стены.
- Недостроенная крепость, - ответил я.
- Это наша крепость. Мы с тобой ее владельцы. Теперь в ней хозяйничает английский холуй, раджа. Он проводит дни и ночи с продажными женщинами. Ему и дела нет до страданий простых людей! Этот подлец бесчестно захватил крепость. А настоящие ее владельцы - мы! - Волнение мешало отцу говорить, прядь черных, слегка тронутых сединой волос выбилась из-под тюрбана и свисала ему на лоб. Его большие глаза сверкали из-под густых нависших бровей.
Я был потрясен. Мы - владельцы недостроенной крепости! Богатство, власть - вот что нас ожидает. Кровь бешено стучала в висках. В моем воображении росли могучие, уходящие высоко в небо стены.
- Отец, - прошептал я. - Это правда?
- Да, сын, - отозвался он. - Было время, когда наш род владел этой крепостью.
- Кто сказал тебе об этом?
- Твой дед.
- А ему кто сказал?
- Твой прадед.
- Расскажи мне!
Отец опустил глаза, как бы собираясь с мыслями, а потом сказал:
- Твой прадед, а мой дед был прямым наследником этой крепости. Мы тхакуры, а не наты. Понял?
- Да, отец, но почему ты не говорил мне об этом раньше? - пылко воскликнул я.
- До сих пор ты был всего лишь мелким кустарником. Разожги я тебя, и ты бы погас от пригоршни воды. Теперь же ты подобен молодому лесу, и, если я поднесу огонь, твое пламя будет разгораться с каждым дуновением ветра.
Я опустился на траву, обхватил голову руками. Отец ласково посмотрел на меня.
Неожиданно из леса вышла мать. В руке у нее был кинжал, поблескивавший в лунном свете. Мать подошла и порывисто обняла меня.
- Ты мой сын, мой сын. Слышишь, ты мой, а не его, - быстро заговорила она. - Ты не его сын. Ты не тхакур.
- Женщина! - с болью в голосе крикнул отец.
- Это мое дитя! - продолжала мать. - Мой единственный сын. Он не будет таким сумасшедшим, как ты. Ты довел себя до безумия, но я спасу моего мальчика. Он не станет таким, как ты!
- Пусти, - взмолился я.
- И тебе не стыдно говорить так со мной? - обрушилась она на меня. - Неблагодарный! Чего я только не натерпелась ради тебя! - В голосе матери слышались и горечь, и любовь, и ревность. - А ты, - гневно закричала она на отца, - грязное цыганское отродье, кто тебе поверит, что ты тхакур! Живешь в поганой хижине, а болтаешь о дворцах. Но мой мальчик не будет таким, как ты!
- Замолчи, женщина! - взревел отец.
- Меня не запугаешь! Полоумный тхакур! - гневно закричала мать. Ее глаза метали молнии. - Ты плюешь в колодец, из которого пьешь! Когда умер твой отец, ты был беспомощным ребенком. Мой отец воспитал тебя. Столько натов добивались меня, но я стала твоей. Могла ли я знать, что ты будешь всю жизнь меня презирать! Разве ты меня любил? Ты только хотел, чтобы я родила тебе сына, мечтал вырастить его тхакуром. А я лучшие годы отдала тебе. Начальник полиции Харнам сулил мне райскую жизнь, но я отвергла его ради тебя. Каримхан посадил тебя в тюрьму и грозил, что не выпустит, пока я не уступлю его домоганиям. И для твоего спасения я пошла к нему. Ради тебя и твоего сына я ходила в годы неурожая из деревни в деревню и проводила ночи с другими мужчинами, чтобы хоть что-нибудь заработать и спасти вас от голодной смерти. Люди моего племени никогда не презирали меня. Только ты один пренебрегал мною.
Мать была пьяна и едва держалась на ногах. Отец слушал молча, закрыв лицо руками.
- Сукха, мой раджа, - продолжала мать, обращаясь ко мне, - я говорю тебе правду, ты не его сын, ты нат. Я не могу сказать, кто твой отец. Откуда натни знать отца своих детей!
- Нет! - громко закричал я. - Я его сын! Я - тхакур! Отец, ведь правда, я тхакур?
Отец отнял руки от лица и горестно покачал головой.