- Люду разного в Кафе живет много. Есть рыбаки, есть наемные работники, много матросов, мастеровых и также людей торговых. Среди них нашего русского православного народу тоже немало. И всем им, русским ли, фрягам ли или иным языкам, от богатых и вельможных нет житья. Мы с Ивашкой среди тех людей побывали и порешили пойти вместе с ними.
- Нас бы спросить не мешало! - громко произнес Г рицько.
- Ты не понял меня, Грицько. Мы с Ивашкой только сами за себя ответ давали, а не за ватагу. А сейчас вам говорим: если согласны - пойдемте с нами, если нет - выбирайте другого атамана, а нас, ради бога, из ватаги отпустите. Вот и весь сказ.
Загудела ватага. Высокий седой мужик растолкал людей, вскочил на повозку и закричал:
- Братцы! Да что же это такое? Все лето на вольный Дон собирались, соль добывали, мясо хотели солить и вдруг! Може, я домой, в родные места пробиваться хочу, а фрягам помогать - с которой стати?
- Скажи, атаман, поможем мы кафинцам богатых побить, а нам какая корысть? - спросили из толпы.
- Фрягам корысть, а не нам! - кричали со всех сторон.
- На Дон хотим!
- Веди на Дон!
- На До-о-н!
Василько стоял молча и ждал, когда ватага успокоится. Иван горячился, махал кулаками, плевал под ноги, обзывал ватажников злыми словами.
- Угомонитесь вы! Послушайте, что скажу. Заладили: "На Дон, на Дон!" Никуда не уйдет от нас этот Дон. До него еще дойти надо! Вот тут кто-то спросил, какая нам корысть, если фрягов побьем. Да тогда ведь дома, корабли, хлеб - все простым людям будет. Захотим - в городе будем жить, а нет - садись на корабли да прямехонько до вольного Дона под своими парусами.
- Скажи, атаман, - выступил вперед Грицько, - скажи, отчего посол московский и купец твой оказались такими щедрыми? Я ще ни разу не бачив купца, который вот так, за здорово живешь, покупал бы ватажникам сабли да мушкеты. Чем расплачиваться придется?
- На это я отвечу! - Семен Чурилов, засунув большие пальцы рук за пояс, заговорил степенно, не торопясь. - Мы с батей на мечи и мушкеты денег не давали, а что касаемо одежонки и товаров - наша вина. Собрали мы по малости с каждого московского купца и вот вам прислали. Извини-прости, если подарок не мил, - Семен поклонился в сторону Грицька. - Мы думали так: если русские братья своим в беде не помогут, так кто же другой поможет? На сброю деньги боярин из Москвы дал и про допомогу люду бедному кафинскому он не ведал. Боярин при мне сказал: "Купите нашим русским людям хорошую сброю - пусть на Дон пробиваются. Здесь им не место". Вот и вся правда. А каким путем на Дон идти- прямым или через Кафу, это уж сами решайте.
Чуть не до полночи шумел круг на поляне. Ватажники выпытали у атамана, Ивашки и Семена Чурилова подробно обо всем, что творится в Кафе, Ивашка даже охрип, бранясь с маловерами. Но становилось их все меньше и меньше. Соколу люди верили. За свободу драться и другим ту свободу помочь обрести были готовы.
* * *
На другое утро после круга Семен Чурилов распрощался с ватагой, а для атамана начались хлопотные дни. Людей надо готовить к походу, учить владеть оружием. Ивашка по вечерам у костра рассказывал о вольном городе и, конечно, спорил. Да и как не спорить, если теперь каждый выдумывает жить в этом городе по-своему, зачастую не совсем ладно. Взять того же Митьку. Надумал собрать в вольном городе десяток ловкачей и ездить с ними по округе - для жителей коней воровать. Ивашка говорит, что воров в вольном городе быть не может, а Митька ему свое. Дескать, у своих красть нельзя, а в чужом городе почему же не украсть, ежели для пользы дела.
На восьмой день после круга Сокол позвал котловых и сказал:
- Я еду в Сурож по делу. Заместо себя оставляю Ивана. Слушайтесь его, как меня.
А часом позднее вместе с Ионашей и двумя ватажниками атаман выехал на дорогу в Сурож.
В СУРОЖЕ
Ночь Теодоро ди Гуаско провел на берегу моря без сна. После пропажи Ольги он остро почувствовал свое одиночество. Отец запил и не вылезал из Тасили, Андреоло уехал в Скути по делам хозяйства. Демо застрял в Кафе. Дела с консулом как будто уладил, да не едет, видно, промыслами какими нечистыми занялся.
Тоска по Ольге сердце грызет. Где искать ее - ума не приложит Теодоро. Может, и не свидится с ней никогда. Плохо, очень плохо.
Теперь он не может вернуться к отцам-католикам, а в русскую церковь не тянет - все чужое там. Святые отцы смотрят на вероотступника со злобой, друзья отшатнулись от него. Дошло до того, что сегодня ночью никто из знакомых в Суроже не захотел дать ему приют.
Море мерно шумит волнами, будто вздыхая. Под всплески волн Теодоро забылся в тяжелом сне.
Проснулся оттого, что кто-то грубо тряс его за плечо. Открыл глаза - перед ним старый ди Гуаско.
- Хорошо! Нечего сказать! - сердито кричит Антонио. - Благородный ди Гуаско ночует у моря, будто бездомный пес! Ищу тебя со вчерашнего вечера. Облазил всю Солдайю. Пил?
Сын молчит; что он может сказать отцу? Сам кашу заварил, теперь только расхлебывать и остается.
- Пойдем в город. Есть новости. Скажу - одуреешь.
Они прошли сквозь густые заросли можжевельника, вышли на неровную, каменистую дорогу. Отец начал разговор:
- Болтаешься черт знает где, хозяйство бросил, дела стоят. Надумал жениться, да, видно, кишка тонка. У невесты был?
- Где теперь невеста? - грустно проговорил Теодоро.
- Где! Где! Уж несколько дней, как дома. Об этом знает весь город, только один жених, длинноухий ишак, спит на камнях у моря.
- Неужели нашлась, отец? - в голосе сына радость.
- Говорят тебе - давно дома. Идем сейчас туда.
- Не может быть, чтобы в городе знали. Я все эти дни в Солдайе и…
- Люди еще не знают, это я так сказал. Я случайно узнал… Из Кафы письмо получил: видели там Ольгу с отцом вместе. Но не это главное. Слушай - в Кафе заваривается страшная каша. Эти голодранцы снова поднимают голову. Помнишь, когда-то я рассказывал про капитана Леркари? Так вот он опять мутит народ. Я готов взять дьявола в свидетели, одноглазый ди Негро вместе с ним. Вчера масарий Феличе из Кафы прислал нам своего человека. Они вместе с Антониото ди Кабелой просят у нас помощи. На кафинских стипендариев надежды нет - они могут пойти за капитаном. Но страшно, сынок, не это. Тот самый Сокол, что разграбил наше Скути, хочет привести на помощь Леркари своих разбойников. А их там ни много ни мало полтысячи душ.
- Откуда все это узнали?
- Будто бы от хана. У того, верно, в ватаге есть свой шпион. Так вот, сразу же после свадьбы соберем сотню надежных парней из наших слуг, и ты поведешь их в Кафу на помощь консулу. Не дай бог верх возьмут мятежники - тогда нам здесь крышка. Ачеллино давно точит на меня зуб, а его дружок Христофоро - знаешь сам…
Никита Чурилов принял гостей не особенно приветливо. Антонио сразу это почувствовал.
- Мы пришли вас поздравить, синьор Никита, с большой радостью, - сказал Теодоро, снимая шляпу. - Говорят, синьорина Ольга дома!
- Да, слава богу, дочь моя нашлась.
- Где она? Мы хотим видеть нашу невесту, - весело произнес старый ди Гуаско.
- Послушай внимательно меня, синьор Антонио, - заговорил Никита. - Очень жаль мне, виноват я перед тобой, но только Ольга, дочь моя, женой другого обещала быть. Я против желания ее пошел. Моя вина, и отвечать мне. Так получилось… Пусть сын твой ищет себе другую невесту.
- Ты давно знаешь меня, синьор Никита! - злобно и громко сказал Антонио. - И, давая мне слово, ты думал о том, с кем должен породниться. Раз ты согласился, мало того, сам навязался со своей дочерью - значит, слово свое сдержать должен. Я требую, слышишь ты, требую этого. Или мы породнимся, или одному из нас не жить на этих берегах.
- Зачем грозишь мне? Добром ладить давай.
- Какое добро может быть тут? От меня не жди его. Или отдавай нам дочь свою, или ей да и всей семье твоей жизни не видеть. Запомни это. Подумай. Сам за ответом приду.
ПОСЛЕДНИЙ ШАГ ЯКОБО ДИ НЕГРО
С вечера разыгрался шторм. Ветер со свистом проносился между зубцами консульского замка, широкое алое полотнище с красным крестом посередине билось на древке.
К ночи буря усилилась. В цитадели закрыли все окна, затопили камины. Консул Солдайи Христофоро ди Негро и нотариус Гондольфо закрылись в кабинете. Антонио ди Гуаско с сыновьями по-прежнему не обращали внимания на приказы консула и делали все, что им вздумается. После возвращения Гондольфо консул дважды жаловался на самовольников в Кафу и в конце концов получил приказ не беспокоить ди Гуаско. Было ясно, что консул Кафы подкуплен. Сегодня ди Негро решил написать жалобу в Геную, протекторам Банка. Он неторопливыми шагами ходит из угла в угол комнаты и диктует нотариусу.
- "Светлейшему и превосходительному совету святого Георгия высокой общины Генуи". Написал, Гондольфо?
- Дальше, синьор консул, дальше. Вы не думайте, что я пьян.
- Только не напутай… Голову сниму! "Светлейшие господа! В прошлом я написал вам о здешних трудностях в надежде на то, что консулы, масарии и официалы Кафы проявят достаточную заботу об ограждении нашего достоинства и чести…"
- Подождите, синьор. Вышли все чернила. Я разведу мигом…
Якобо скучает в верхнем этаже замка. В последнее время ди Негро часто проводит с сыном свободные вечера, и Якобо рад этому. Вот и сегодня отец обещал рассказать о странах, где он побывал, и юноша с нетерпением ждет, когда отец освободится. Он то и дело подходит к люку и, приоткрыв его, слушает. Консул все еще диктует.