Да, это был русский, но совсем не такой, каким представлял себе русского Ерназар. Походил на хивинца обликом, вот только лицо было светлым. Главное, говорил по-узбекски. По-узбекски он и приветствовал Ерназара.
- Салом алейкум!
- Ваалейкум ассалом! - ответил тоже по-узбекски Ерпазар. - Хорманг! Не уставать вам.
- Спасибо на добром слове, джигит! - улыбнулся русский. - И тебе не уставать. Дорога твоя, вижу, не легкая и у этой скалы не кончается.
Смутился Ерназар. Дорога его, кажется, кончилась - и именно у этой скалы.
- Дом мой далеко, но остановиться думаю здесь, если не прогоните…
- Гость, выходит, наш? - оставил свою доску, на которой были разложены камни разной величины и разного оттенка, русский и подошел к Ерназару. - Расседлывай коня и садись к дастархану. Сейчас обедать будем… Эй, Абдурахман, ставь котел на огонь да зови ребят.
- Не стесню ли я вас? - сделал попытку отказаться от дастархана Ерназар.
- Знаешь обычай Востока: гостю почетное место. А более почетного места, чем дастархан, у нас нет.
- Вы же не с Востока… Вы с севера.
- Верно, я - русский. Но здесь ты можешь меня считать узбеком, туркменом, каракалпаком. Братом…
Расцвел, будто вторая весна пришла к нему, Ерназар.
- Я - каракалпак… Могу ли и себя считать вашим братом?
- Конечно, добрый юноша… Я наслышан о каракалпаках и рад, что судьба привела меня в их края.
- А я рад, что судьба привела меня к этой скале… Счастливая скала.
Загадочными показались слова юноши русскому, и он вопросительно посмотрел на него.
- Ты что, ищешь, как и мы, серебро и золото?
- Нет, ага, ум мой не так пытлив и знания не так велики, чтобы открывать тайны земли… Я ищу русского человека.
Еще более загадочными стали слова юноши. Загадочными и странными. Зачем этому каракалпаку русский человек? Какая причина заставила его скакать к подножию Каратау? Судя по всему, скакать не один день.
- Ну, нашел, - усмехнулся русский. - Что же ты теперь будешь делать с ним?
- Делать?! Разговаривать, - простодушно признался Ерназар.
- Чистая душа у тебя. Да не торопись открывать ее людям. Запоганят ее завистью и обманом.
- Вы-то не сделаете такое?
- Наверное, не сделаю. Но ведь ты меня не знаешь.
- Что из этого. Верю…
Смутил вконец русского Ерназар. Не был он, поди, ангелом среди людей. И среди людей не был самым лучшим. Просто человек. Добрым был. Доброта-то его и заставила проявить внимание к молодому каракалпаку.
- Трудную ты задачу мне задал. Поверил в человека. А это, значит, взвалил на меня камень величиной с эту скалу. Неси и не споткнись, не урони камень. Уронишь - потеряешь веру в себя…
- Я считал, когда в человека верят, ему легко…
- Нет, - покачал головой русский. - Ему не легко. Легко тому, кто верит… Ну да что об этом толковать… Сядем к котлу, подкрепимся!
Абдурахман, которому русский поручил разогреть обед, снял котел с треноги и поставил его на плоский камень посреди цветной скатерти. Вокруг котла расположились помощники русского - молодые и немолодые хивинцы. Их было не много, но все рослые, широкоплечие, мускулистые. Один мог заменить троих. И все же немногочисленность помощников русского удивила Ерназара. Что могут сделать великого в горах десять человек? Сдвинуть с места скалу им не под силу. За дастар-ханом не полагалось задавать вопросы старшему, а русский был здесь старшим, и юный гость не посмел бы нарушить заведенный еще предками порядок, но любопытство победило, и он спросил:
- Вы собрали столько камней! Что можно из них сделать?
- Пока ничего, - ответил русский. - Ты когда-нибудь видел берег, размытый Аму?
- Видел.
- Заметил в обнаженных пластах земли диковинные ракушки?
- Да.
- Подумал, откуда они попали туда?
- Нет. Я же говорил вам, ага, что ум мой не так пытлив и знания не так велики, чтобы разгадывать тайны земли.
- Это уже не тайна. Ракушки лежат здесь миллионы и миллионы лет. Под нами было дно моря…
- Арала?
- Арал по сравнению с тем морем - капля. И как оно называлось, никто не знает, потому что не было у него названия и некому было его дать… Так вот, ракушки - это след прошлой жизни. Остался след и на камнях, и в самих камнях. Его-то мы и ищем.
- И что ж: этот след - золотой, серебряный?
- Может быть и золотым. Но лучше, если бы это золото было черным. Ты слышал что-нибудь о нефти, добрый юноша?
То, что горит?
- Да. Черным золотом зовут его, потому что польза от черного золота велика. Придет время, без нефти жизнь замрет…
Слова русского взволновали Ерназара. О необыкновенном говорил он, хотя необыкновенное это было очень простым и находилось где-то рядом, протяни руку - и коснешься его. Груда камней высилась за спиной Ерназара. Сказочных камней.
- Хан знает, что вы ищете?
- Не только знает. Помогает искать. Джигитов дал, пусть, говорит, распотрошат гору, доберутся до сокровищ.
- Ему своих мало?
- Предела богатству нет, как нет предела желаниям. Ты ведь тоже что-то ищешь?
О богатстве не думал Ерназар. К чему оно? Есть у него конь быстроногий, второго не надо. Второго он отдал несчастному Касыму, которого чуть не убили хивинцы.
- То, что я ищу, не в камнях и не в хурджуне. Я хочу блага своему народу. Обездолен мой народ…
Загадочным все-таки был этот юный каракалпак. Похож на закатное облако, что окрашивается то одним, то другим цветом. Не поймешь, какое оно в самом деле. Оставил ложку русский, стал разглядывать Ерназара.
- Как кличут-то тебя?
- Ерназаром!
- Запомню… А я - Грушин! Ты тоже меня запомни. Благо, которое ты хочешь добыть народу, не в слове. Дай ему сокровища, что на земле и в земле. Что на земле, дать легче, что в земле - труднее. Тогда понадобится Грушин. Понял?
- Понял, ага!
Теперь за дело! Хоть и велика гора, а надо все же ее распотрошить…
- Можно мне помочь вам?
- Отчего же нельзя? Камней всем хватит. Их тут господь бог набросал, за всю жизнь не переберешь…
Верно, камней всевышний накидал щедро. Десять помощников Грушина и одиннадцатый - Ерназар - трудились в поте лица, орудуя кирками, молотками и просто голыми руками, однако перетащили и раскрошили всего лишь сотню камней. Разбитые, они не сверкали ни золотом, ни серебром. Не чернела и нефть.
- На сегодня хватит, - остановил работу Грушин, когда солнце скрылось за горой и синие тени легли вдоль берега.
Абдурахман снова развел огонь под треногой и водрузил на нее черный от дыма котел.
- Вы сказали, ага, что наслышаны о каракалпаках, - напомнил Ерназар Грушину слова его, произнесенные при знакомстве. - Хорошо ли говорят о моем народе в России?
- Мало говорят. Слишком далеко живете от нас, а когда за истиной надо ехать тысячи и тысячи верст, мало кто проявляет желание добыть эту истину. О каракалпаках я узнал больше из книг. Забредали в ваши края путешественники, они-то и поведали людям про жизнь на берегах Арала, Сырдарьи и Амударьи. Сохранилось кое-что в придворных канцеляриях, донесения послов, прошения на имя императрицы. Указ Елизаветы Петровны о принятии каракалпаков в русское подданство попал мне в руки. Великий указ, добрым словом высказано в нем желание России взять под свое покровительство малый народ.
- Держали в руках его? - засветился весь Ерназар.
- Держал и читал.
- А народу нашему сказали, будто он уничтожен. Будто отказалась от нас Россия…
Нахмурился Грушин. Складка суровая пролегла над бровями.
- Недруги сказали. Много их развелось, будто спасения хотят людям на этом и на том свете, а не о спасении думают - о гибели. Толкают на братоубийственную войну, вражду разжигают между соседями, неверие друг к другу сеют. Неверие, братец, хуже огня, души сжигает.
- Кто же посеял у русских неверие к нам? - спросил Ерназар.
- Не так спрашиваешь, братец! Кто посеял неверие к русским у каракалпаков? Дело-то Маман-бия никто не поддержал. Смельчаки, направившие коней своих на север, погибали в пути.
- Но и Россия не шла к нам навстречу? - заметил с обидой Ерназар.
- Было и такое, - согласился Грушин. - Сама кровью истекала в схватке с врагом. Полчища целые навалились на Русь. Тут не протянешь руку брату малому, рука-то держит меч и щит… Выпусти только, враг в горло вцепится.
Вздохнул Грушин, вспоминая прошлое, такое тяжелое для его родины. Воспоминания, однако, не помешали ему принять укор гостя.
- Вина тут обоюдная… Наша вина, правда, потяжелее. Мы и старше, и сильнее вас, а вот в обиду дали. Не знаю, на ком грех: на царе или на слугах его. Есть грех. Смыть бы надо его…
Тронуло Ерназара признание Грушина. Повинился он вроде бы перед каракалпаками и сделал это искренне.
- Сейчас-то рука русских свободна? - робко полюбопытствовал Ерназар.
Улыбнулся Грушин.
- Наверное, свободна, да ведь не протянешь ее народу, который не просит помощи. Соседи-то застрекочут, как сороки: русские вмешиваются в дела мусульман, не пускайте русских на землю, освященную именем пророка. Стрекот этот подхватят турки, персы, англичане…
Все, кто был у вечернего огня, слушали Грушина затаив дыхание. Удивительное говорил этот русский. Он знал не только тайны земли, но и тайны судеб человеческих. Судил ханов и царей, как бек или бий судит простого пастуха.
Внимал каждому слову русского и Ерназар. То, что Грушин судил ханов и царей, мало трогало его, а вот укор народу, сыном которого он был, огорчил. Болью отозвалось сердце на этот укор.