Мальчишки толпой повалили наружу, оставляя за собой облака пыли со своих лохмотьев.
8
Спозаранок в аул прискакал гонец - Айтуган-есаул из рода кунград. Держался он странно: с коня не сошел и озирался так, точно высматривал, вынюхивал что-то и боялся, что его схватят.
Мурат-шейх, чуя недоброе, поспешно вышел к нему. - Шейх наш, - проговорил гонец с наглостью холуйской, рассчитанной на безнаказанность, - если вы истинно веруете в бога единого… отдайте нам хотя бы тело Рыскул-бия!
- Господи! Что такое? В толк не возьму…
Шейх наш, если вы духовный отец, будьте им для всех и каждого и не делите нас на любимчиков и пасынков.
Что за бред, милый мой… Что случилось?
Айтуган-есаул перебил:
- Подумайте, крепко подумайте… и не проспите, почтенный отец мой!
С этими словами он вздыбил пляшущего на коротком поводу коня, пришпорил его и ускакал.
Ночью прибыл другой гонец - от Айгара-бия, и дело разъяснилось. Сорвав со стриженой головы меховой треух и утерев им мокрое от пота лицо, гонец поведал, что сталось с Рыскул-бием. Схвачен и уведен тайно верными и ловкими людьми Абулхаир-хана. Хан самолично обещал Рыскул-бию вознести его на гору славы и самолично грозил загнать его в мышиную нору позора, но старец не дрогнул. "Натравить половину народа на другую половину - все равно что отрубить себе руку, лучше отрублю!"-вот его слова. "Поучиться у черных шапок стойкости и терпенью…" А это слова Айгара-бия.
- Пальцем о палец не ударю против рода Рыскул-бия, - сказал Мурат-шейх. - Станут нас избивать - промолчу. Позарятся на добро, пусть берут, что хотят. А не поймут наших слез, пойду с протянутой рукой по их земле… Авось очухаются!
Неожиданно гонец Айгара-бия спросил, всех удивив:
- А как здоровье нашего знаменитого прославленного друга?..
Он не поверил сгоряча, что Маман-бия покамест не видели. Велено было гонцу передать Маман-бию привет и почтенье, и еще кое-что, деликатное, не для праздного уха, а именно то, как уехал из ставки Абулхаир-хана русский офицер Гладышев, запомнить слово в слово, что Маман-бий ответит. Где же он? Где другие послы? Разве Мурат-шейх не наряжал джигитов и биев встретить своих избранников, столь заслуженных и достойных? Абулхаир-хан, как говорят, встречал их у самого Орска…
Мурат-шейх всполошился. Разумеется, он посылал джигитов, свежих лошадей и всякой снеди, а также дары наместнику Неплюеву в Орск, после того как вернулся с севера возвеличенный русскими Хелует-шейх-Мурат-шейх ожидал, что Маман-бия и послов, по обыкновению, опередит в пути Длинное Ухо, обгоняющий ветер. И тогда выведет он навстречу свой род и другие роды, вопреки всем распрям и раздорам. Что же случилось? Едва уехали из аулов Мансур Дельный и урядник Филат Гордеев - как отрезало. Молчит Длинное Ухо, непонятно почему. Возможно ли, чтобы заткнул его Абулхаир-хан? Неужто Абулхаир перехватил всех посланцев и все послания? Не верится, а похоже…
Мурат-шейх наскоро собрался, взял с собой Сейдуллу Большого и отправился к Гаип-хану, как только рассвело.
Гаип-хан оказался в отъезде. Он гостил у кунградцев.
Узнав это, Мурат-шейх печально понурился: так и есть… Наперед ясно, чем занят Гаип-хан. Исчезновение Рыскул-бия - лишь свежий повод для его усердия.
Просить отдать тело… Кто мог придумать такое, если не злобно-дурная голова!
Мурат-шейх не мешкая поехал в аул Рыскул-бия и обнаружил, что не ошибся.
Был лютый мороз. С восходом солнца поднялся ветер и вздыбил колючие слепящие столбы песчаной пыли, перемешанной со снежной. В такую погоду - спать, легко спится… Между тем кунградцы затеяли конные игры. Еще издалека Мурат-шейх и Сейдулла Большой увидели в степи конные лавы джигитов. Игры были военные, с дубинами, копьями и мечами, со стрельбой из луков. С каменистого холма, словно полководец, обозревал поле и джигитующих конников Гаип-хан. Его окружали кунградские бии. И так все были увлечены батальным зрелищем, удалой скачкой и сшибками всадников, что не заметили, как подъехал к холму Мурат-шейх со своим аткосшы.
- Ну что ж, - проговорил Гаип-хан, сняв рукавицу и дуя в озябшую ладонь; рукоятка висевшей на запястье нагайки тотчас заиндевела. - Теперь я могу уехать. И пусть вчерашнее слово обернется сегодня делом. Не знали мы, до чего ваши нукеры сильны, теперь будем знать. А вашего Есенгельды я всегда считал выше Мамана. Что касаемо вообще этих… ваших обидчиков… ябинцев… Много у них развелось шибко ученых, грамотеев… отсюда все ихнее коварство!
- Вы забываете, хан наш, упомянуть о коварстве первейшего нашего обидчика Абулхаир-хана!.. - вскрикнул Мурат-шейх, поднимаясь в седле.
Все разом обернулись, но никто ничего не ответил, ибо не ответил Гаип-хан. Хлестнул нагайкой коня и поехал прочь. Бии толпой потянулись за ним. Провожали пресветлого хана далеко из аула, до такого предела, с которого не слышно лая собак. И ни один из аксакалов, ни один из джигитов не сошел с коня, чтобы поздороваться с шейхом.
Когда же бии вернулись, стало и того хуже. Бии лаялись взахлеб.
- Чтобы не портилось масло, кладется соль, шейх наш… А ежели портится соль? Что тогда кладется, шейх наш?
Тщетно Мурат-шейх толковал о том, что сталось с Рыскул-бием. Ему не верили - ни одному его слову. Тщетно он пытался внушить разнузданной спеси хотя бы опасение за свою шкуру. Его высмеивали - каждое его слово. А когда Мурат-шейх, не утерпев, возвысил голос, Байкошкар-бий чванно указал на него нагайкой, как на скотину или слугу:
- А не довольно ли с нас разговору… Джигиты! Вяжите ябинцев!
Джигиты мигом сгрудились вокруг шейха и его ат-косшы, скрутили руки Сейдулле, но шейха коснуться не посмели, только наставили на него копья, как на пленника… Мурат-шейх горько засмеялся, утирая слезящиеся на морозном ветру глаза.
- Что ж, и не спросите, как в книге сказано, греховодники!
Молчание. Книга разумелась, понятно, единственная - Коран.
- Так вот и сказано, что недостало у господа бога братства и дружбы, когда он раздавал их народам. Сунул руку в мешок, а там уже пусто. Как раз нам с вами и недостало. А еще не нашлось для нас порядочного господина. Выпал самый ледащенький, с цыплячьей головой. Оттого наш дастархан - рваный, дыра на дыре.
Тут Есенгельды внезапно растолкал джигитов с копьями, встал перед Мурат-шейхом.
- А правда, что Гаип-хан перестал платить подати Абулхаир-хану? Разве это не великая заслуга?
Шейх почесал бороду. Этого он не знал. Он был больше по части красноречия, нежели по части дел.
- Милый мой, правда то, что иная заслуга - безумие, а иное безумие - заслуга. Вот вернется Маман…
Он не договорил. Все хором заулюлюкали, точно на охоте, увидев зайца. И так все замахали руками, что ненароком сбили с головы шейха чалму, она повисла у него на одном ухе. Шейх поправил ее со стыдом. Затем поехали прочь от аула, беспорядочной, глумливой толпой, увлекая с собой шейха и связанного Сейдуллу.
И не сразу Мурат-шейх понял, куда же подались кунградцы. А когда понял, оторопел перед величием человеческой глупости. Кунградцы шли в его аул выручать тело Рыскул-бия…
* * *
Убайдулла-султан, старший сын и наследник Гаип-хана, порядком удивил отца, едучи с ним от кунградцев.
Пошел он весь в него и статью, и натурой, был так же спесив, так же жаден, такого же "светлого" ума. Но со временем и он стал примечать, что отца его сильно боятся, а еще сильней презирают, и стал думать-гадать, за что же это, стал приглядываться к отцу, точно к женщине или лошади. Когда много думаешь, начинает мерещиться невесть что. И подчас казалось ему, что отец-хан и бии-старшины стоят на разных берегах и хитрят, лицемерно протягивая друг другу руки, а берега под их ногами обваливаются, и прежде всего - под ногами отца.
И вот Убайдулла-султана словно прорвало. Он продолбил взглядом висок отца. Гаип-хан спросил:
- Что с тобой? Почему глаза красные? Что тебе нынче приснилось? Опять хочешь жениться? Так и скажи.
- Отец… а вы того… не перегибаете палку? Гаип-хан запустил ладонь под шапку. Ответил, позевывая, высокомерно:
- Зелен ты. Неспелая дыня.
- А вы?., а вы?., на кого надеетесь? Кому доверяете? Сына кровного боитесь! Помрете от одного страха.
- Ах ты… окаянный… грубиян! Мать твоя худая… Ты что, очумел? Язык тебе отрезать, что ли? Слезай с коня, проси прощения.
Убайдулла-султан помедлил, поерзал в седле и грузно сполз с коня, точно так, как это делал отец, но прощенья просить язык не поворачивался. Стоял с тоскующим взглядом.
- Ладно. Хватит. Садись. И запомни. Собаку, самую любимую, корми умеючи. Если у тебя свора, сумей потихоньку обделить всех, да не зевай. Жирная собака кусает хозяина. Заруби себе на носу, что человек - собака, а народ - свора собачья.
Убайдулла-султан громоздко взобрался на коня и набычился.
- Я туда хочу… Позвольте.
- Куда еще?
- Обратно к кунградцам. Поеду. Послушаю шейха… Что он скажет? Глядишь, - про Мамана.
- Невежа!
Гаип-хан смачно сплюнул и звучно высморкался. Все слышали его надменное: хынк-хынк… Это было запрещеньем, но Убайдулла-султан тут же повернул коня и послал его назад, махнув рукой людям из челяди отца. И по этому взмаху один за другим стали отставать и поворачивать за упрямцем, олухом слуги хана.
Гаип-хан онемел от гнева и испуга. Казалось, м а р г и я, приворотная трава, тянула сына прочь от отца. Убайдулла-султан торопился, щелкая нагайкой, и его породистый, кровный аргамак поскакал, как джейран. Следом припустились джигиты и живо скрылись из глаз.
Осмотревшись, хан обнаружил, что с ним осталось всего трое слуг, самых преданных, самых ленивых.