13 июля. Приехала Леля Нелидова. Я вошла в светелку, когда она подбрасывала Славчика, а тот смеялся заливчатым звонким смехом, потом она сказала ребенку: "Пусть твоя мама разбирает вещи и стряпает обед, а мы с тобой пойдем погулять",- и унесла карапуза, который охотно пошел к ней на руки. Утром она опять сказала "А кто хочет на ручки? Я погуляю с ним, Ася, пока ты прибираешься", – мне во второй раз стало как-то неловко за себя. У Лели бюллетень, так как к ней привязалась температура, которая очень всех беспокоит. Она приехала на три дня, пользуясь освобождением от службы. Как всегда, очень мило одета, хоть и в простом ситце, выстиранном и выглаженном руками Зинаиды Глебовны. Она избалована гораздо больше Аси, несмотря на нужду, из которой они ни как не могут вырваться. Я всматриваюсь в отношения Лели и Аси и прихожу к заключению, что их связывает очень большая привязанность и давняя привычка друг к другу, но большой задушевности в настоящее время между ними нет. Сегодня я вышла на двор в ту минуту, когда Ася чистила песком котелок, а Леля застегивала Славчику штанишки. Ася говорила: "Я слышала, Леля, как ты плакала сегодня ночью". Та ответила: "До сих пор ты никогда не была любопытной". Днем Ася принудила Лелю лечь отдохнуть одновременно со Славчиком, а сама тем временем готовила обед у хозяев в русской печи. Я вызвалась ей помочь. Когда мы чистили картошку, Ася сказала: "Меня беспокоит Леля: у нее есть какое-то горе, о котором она не хочет говорить! Я это ясно вижу!" Я ответила: "Может быть какой-нибудь роман?" Ася сказала: "Чего я только не передумала! Валентин Платонович как раз перед ссылкой ухаживал за ней, не тоскует ли она по нем? Бабушка и тетя Зина сколько раз пытались ее выспрашивать, но она не хочет говорить ни слова". Меня заинтересовало, что Леля умеет молчать – качество, которым обладают очень немногие, среди них "первый есмь аз".
14 июля. Сегодня Леля и Ася дали мне почитать рукописную тетрадь со стихами. Фамилия автора мне ничего не сказала, притом, это, вероятно, псевдоним. Меня поразило в этой тетради вот что: перед одним из стихотворений стояла пометка "в крымских подвалах". Там были следующие строки:
На стене темничной пляшет предо мной
Тенью грозной и гигантской часовой.
Чуть мерцает в подземелье огонек,
Мое тело онемело от досок…
Всего подряд не помню. Другое стихотворение мне настолько понравилось, что я попросила разрешения его переписать: оно очень верно отражало мое состояние. Вот это стихотворение:
Рождена на враждебной планете
И в чужие пришла времена!
Моя жизнь, как яблонь в расцвете,
Ранним морозом сражена.
И со мною так много помятых,
Обессиленных цветов полегло,
И от жизни ушло без возврата
Обреченное в тайне число.
Мы – чужие, изгнанники, нищие!
Вера, долг, романтизм, идеал -
Все, что было нам жизнью и пищей,
Этот мир развенчал и изгнал.
Все, что радостью прежде нам было,
Стало острою болью для нас.
Мы как будто стоим над могилой
И не можем свести с нее глаз!
И не смеем жить радостью новой -
Рок на все наложил свой запрет.
Пусть бы этот жеребий суровый
Вспомнил после великий поэт.
Я, как белая лебедь в балете,
Неизбежно погибнуть должна.
Рождена на враждебной планете
И в чужие пришла времена.
Кто автор? Написано от лица женщины… Ни Ася, ни Леля не могли написать так: слишком несерьезны обе. Кто же эта поэтесса, вырвавшаяся из крымских подвалов? Передавая мне тетрадь, девочки не пожелали сделать разъяснений, и я не решаюсь расспрашивать. Сегодня – суббота: для меня и для Аси, очевидно, тоже, день этот имеет особое значение. Минуты сгорают, улетая к вечернему поезду.
15 июля. Что бы это могло быть… странно! Здесь столько узких переходов, заворотов и клетушек, что я постоянно, совершенно непреднамеренно, слышу чужие разговоры. В эту субботу я снова слышала один, всего из двух-трех слов, но он посеял во мне тревогу. Было так: Олег уже приехал, Ася разогревала ему обед, а он пошел с ведром к колодцу; я вышла в сени и увидала, как он, проходя, быстро подошел к Леле, которая черпала там воду из бочки, и озабоченно спросил: "Благополучно?" Она ответила, тоже шепотом: "Потом расскажу, очень тяжело". Что все это может значить? Что может быть между ним и Лелей такого, что является их общей тайной от меня и от Аси? По-видимому, то горе Лели, которое так беспокоит Асю, Олегу хорошо известно! Я не хочу даже предполо-1 жить, что он изменяет Асе. Это было бы чересчур безобразно со стороны обоих, но что другое может тут крыться? У Аси глаза такие ясные, такие счастливые, так светятся, вся она такая доверчивая, открытая… Заниматься собой ей, правда, некогда: она удовлетворяется ситцевым сарафанчиком, а волосы по-прежнему в косах, но особого, ей только свойственного обаяния в ней так много, что ни один изысканный туалет ничего не может прибавить к ее прелести! Одни ресницы чего стоят! Если Олег изменяет ей, он – подлец, пошляк, он достоин презренья, он… Разочароваться в нем для меня было бы еще больнее, чем отказаться от счастья с ним. Я всю ночь не спала. Сейчас собираемся на прогулку в лес; пишу, пока Ася заканчивает хозяйственные дела, но, в сущности, мне не до прогулки. Что могло послужить основанием к перешептыванью? Как позволить себе это? Знаю одно: если он не благороден, то благородства вообще нет на свете, а эту дрянную Лелю я с радостью бы отхлопала по щекам и вытолкала из дома.