Депеша, составленная руководителем подпольной сокольской организации "Йиндра", с которой Опалка и "Антропоид" сотрудничают, звучит очень решительно: "Просим вас через "Сильвер" отдать приказ не совершать покушения. Промедление опасно, дайте приказ немедленно!" 4 мая Потучек-Толар передал эту депешу в Лондон.
Именно Опалка поехал на велосипеде в лесок у Паненских Бржежан и увел оттуда Кубиша и Габчика, решивших выполнить свое задание. Габчик, горячая голова, защищался зубами и ногтями и позволил уговорить себя только тогда, когда Опалка убедил его, что речь идет не об отмене акции, а только о том, что она откладывается. Кубиш, более рассудительный и трезвый, подчинился, наверное, также и потому, что имел возражения против второго плана покушения. "Там все равно попахивало кладбищем", - сказал он позднее.
Время летит, а ответ не приходит.
День, два дня. Неделя. Две недели. Три недели.
(В это время группа "Антропоид" в лице двух неприметных молодых людей - Кубиша и Габчика - расхаживает по улицам майской Праги. Иногда они садятся на Вацлавской площади в трамвай № 3 и едут до самой Либни. На остановке в Голешовичках они выходят и дальше идут пешком. Дребезжа по рельсам, трамвай с трудом осиливает подъем к крутому повороту у Выховательной, затем сворачивает и идет вверх к Кирхмайерову проспекту. Там Кубиш и Габчик останавливаются и оглядываются по сторонам, как будто поджидают кого-то.)
Напрасно ждет и Опалка в своей квартире на Дейвицкой улице.
Потому что полковник Моравец, который самолично направил сюда этих двух людей, не хочет, а возможно, и не может изменить или отменить приказ. А обитатель загородной резиденции в Астон Эбботс, в других случаях не слишком решительный, отправит в этот день, 15 мая, в Прагу секретное послание, в котором будет пользоваться весьма определенными и выразительными словами.
Итак, на длинном списке величайших жертв была поставлена точка... И на тебе, командир "Аут дистанс", тоже была поставлена точка. Опалка уже не сумеет преодолеть оставшееся расстояние на пути к тем, кто по-настоящему сражается против фашизма, в интересах своего народа, а не ради возврата довоенных отношений.
- У тебя есть что-нибудь для меня? - спросит он человека, который пришел как связной радиостанции.
- Нет, - скажет человек, который не может догадаться, чего так ждет Опалка.
...Солнечное утро 27 мая 1942 г. Этот день помнят многие. Однако тех, кто мог бы достоверно свидетельствовать о происшедшем, уже нет в живых. А рассказы очевидцев столь разноречивы, что лучше ограничиться только самыми важными фактами, которые были установлены в процессе следствия.
Стрелки уличных часов в Либни приближаются к девяти. Трамваи № 3 с определенными интервалами отъезжают от остановки в Голешовичках. Приближаясь к крутому повороту у Выховательной, они замедляют ход. Трамвай здесь поворачивает к Кирхмайерову проспекту. Этот поворот - самый трудный участок пути.
Этот поворот окажется и самым трудным на пути военной службы трех ротмистров, чьи имена будут увековечены в названиях трех соседних улиц: Кубишова, Габчикова, Валчикова.
Пока же группа "Антропоид" существует еще в лице двух ничем не приметных велосипедистов, отправляющихся на работу. Кубиш в темном костюме и шляпе, Габчик в коричневом спортивном костюме без шляпы. (Все это позднее окажется важным для описания их примет.)
Па повороте у Выховательной от двух велосипедистов отрывается ехавший у них в хвосте третий, также ничем не приметный велосипедист - Валчик. Он направляется вверх по Кирхмайерову проспекту и, проехав примерно сто метров, останавливается. У него в кармане маленькое зеркальце. (В дальнейшем ходе событий оно сыграет куда большую роль, чем пистолет, который лежит рядом в том же кармане.)
А двое, задержавшиеся внизу, слезли между тем с велосипедов и пешком направились к повороту. Они прошли мимо остановки четырнадцатого трамвая, колея которого сходится с колеей резко сворачивающего здесь третьего маршрута. Дальше - решетчатая ограда. К ней прислонил свой велосипед Кубиш, предварительно осторожно сняв висевший на раме портфель. В нем лежат два из тех самых девяти металлических кегельных шаров, которые были спрятаны в пустующем сокольском зале на Новой Просеке. Но эти два прибавили в весе за счет вмонтированных в них детонаторов (точно таких, какие используют британские части в Северной Африке против бронированных машин "лисы пустыни" Роммеля). Теперь достаточно лишь повернуть предохранитель - осторожно! - и два железных шара превращаются в бомбы.
Стрелки уличных часов в Либни приближаются к половине десятого.
Немного подальше, у ограды, за остановкой четырнадцатого трамвая, Габчик поставил свой дамский велосипед "Мотовело. Й. Крчмар. Теплице-Шанов" с красными полосами на ободьях колес и с хорошо амортизирующим седлом, который он вытащил рано утром из подвала у Кодловых на Вальдецкой улице. На руле велосипеда болтается портфель, который он одолжил у Сватошей. Портфель прикрыт почти новым непромокаемым плащом, еще вчера висевшим в шкафу своего владельца, высочанского столяра Гофмана. Тот, кто расстегнул бы портфель, не заметил бы на первый взгляд ничего особенного. Кепка с фирменным значком "Белый лебедь", а под ней что-то прикрытое травой. Эту кепку еще вчера носил сын профессора Огоуна - Любош, который сегодня сдает выпускные экзамены. "Отпразднуем вместе", - сказал вчера вечером Любошу Кубиш, и утром один из них взял с вешалки в передней эту кепку.
"Смертельный поворот" сразу же после покушения. На снимке слева, за трамваем, видна машина Гейдриха, трамвай № 3 (с буквами "V" на оконных стеклах) остался стоять там, где его застал взрыв бомбы
(Изображение этого совершенно обычного дамского велосипеда, потертого портфеля, почти нового непромокаемого плаща и кепки из верблюжьей шерсти разлетится в ближайшие сорок восемь часов по всему протекторату, появится на плакатах и на страницах газет, в описаниях, напечатанных и переданных по радио, на киноэкранах. Завтра оригиналы фотографий этих вполне обыденных вещей нервозно схватит рука самого фюрера третьей империи.)
Легкий свист.
Это Кубиш.
Он указывает куда-то едва приметным движением головы. Идет вперед. Возвращается к повороту. Улица почти безлюдна. Время от времени проезжают трамваи: четырнадцатый - прямо, третий - вниз, к Тройскому мосту. Затем неприметный паренек в темном костюме и шляпе останавливается у бетонного столба электрической сети на тротуаре у самой Выховательной. В руках у него портфель. В нем две бомбы. Три четверти десятого.
Наступает время, так точно определенное после многих встреч с тем, кто, проезжая мимо, не подозревал об этом.
Габчик что-то поправляет в своем велосипеде. По крайней мере издали это выглядит именно так. Он становится на колено, роется в своем портфеле, прикрытом плащом. Руки опытного стрелка нащупывают под кепкой в бумажной обертке части автоматического пистолета "Стен-ган". Пружина давно уже очищена от вазелина и вытерта насухо. Подтянуть ее точно к ударнику, потом ввести железную раму в приклад. Всунуть в ствол с левого бока обойму. До отказа. Все делается почти механически, точными движениями, столько раз повторенными во время занятий в тренировочной школе. Сборка, разборка, ночью, под одеялом, с завязанными глазами. Остается только элегантно перебросить через руку плащ, чтобы прикрыть им собранный пистолет. Теперь все!
(Все ли? Но ведь стрелок еще не убедился, вошел ли патрон в ствол. Разве не случалось при стрельбе, что именно в подобном автомате легко застревал первый патрон? В таком случае скорострельное оружие, которое должно обеспечить парашютисту преимущество в бою на близком расстоянии, превращается в бесполезный кусок металла.)
У ограды за остановкой четырнадцатого остались стоять два велосипеда. На одном из них висит пустой портфель с кепкой и травой внутри.
Теперь эти два человека на тротуаре у самого крутого изгиба на повороте трамвайной колеи снова действуют как "Антропоид".
Третий, Валчик, в ста метрах от них нетерпеливо прохаживается по Кирхмайерову проспекту.
Время, столько раз точно высчитанное, уже миновало.
...В бинокль из окна замка в Паненских Бржежанах можно видеть движение каждого еврея. Пусть себе работают в своих "арбайтс-командах" на огороде и в парке. Последние месяцы беременности уже не позволяют госпоже Гейдрих из Юнгферн-Брешан сбежать вниз с хлыстом наездницы в руке и подогнать заключенных, чтобы они работали побыстрее. Сколько здесь еще дел! - устало вздыхает хозяйка замка. Бассейн, фонтаны, спортивная площадка... Эсэсовская стража умеет только караулить это унылое скопище евреев, выгонять их рано утром строем на работу, вечером загонять обратно на ночлег в хлев, а на рождество отправить их в Терезин, чтобы не нарушали праздничной идиллии. Но присмотреть за тем, как организована работа, чтобы была использована каждая минута и каждый еврей, пока он не сдохнет, - это умеет только супруга протектора. Белая в веснушках рука с отполированными ногтями откладывает в сторону бинокль. Надо спуститься вниз и попрощаться.
Часы на фасаде замка Юнгферн-Брешан - теперь резиденции протектора - показывают без десяти десять. Открытый шестиместный "мерседес-бенц" зеленовато-серого цвета стоит у входа. Но сегодня вместо Вилли - личного шофера и денщика протектора за рулем сидит обершарфюрер СС Клейн из личной охраны шефа. Вилли позднее в другой машине должен отправиться с чемоданом Гейдриха прямо на аэродром. (Как вскоре выяснится, и это обстоятельство окажет свое влияние на развитие событий.)