Спал Шаненя в эту ночь мало. Часа два подремал в телеге, и разбудили людские голоса. Раскрыл глаза и удивился: откуда столько войска на поляне? Казаки в синих кунтушах и широких шароварах разожгли костры и варят в горшках кашу. Люд разный: молодой, с легким пушком на лице, и старый, бородатый, с сединой. Среди казаков много белорусцев. Их сразу отличить можно - шаровар и кунтушей не носят, на голове не оселедец, а копна путаных русых волос. И кожей белорусцы белей. Высокий, круглолицый и розовощекий казак с серьгой в ухе подошел к телеге, посмотрел на сбрую.
- Чы ты купець?
- Купец, - кивнул Шаненя. - Покупай товар.
- Та що ты прывез?! - набежало сразу несколько казаков. Посмотрели на седелки и сморщили носы. - Йому дружину треба. Цэ предбаемо…
- Купишь нашу? Белоруску…
- Чом ни? Вона ж православной веры, своя…
- Приезжай в Пинск. Там продам.
- Будемо в Пиньску! Будемо!.. - Казак хлопнул по ляжкам. Появился Любомир, посмотрел на черкасов злым глазом, щелкнул плетью по сапогу.
- Геть звидси! Тэж мени купець, сучи диты! Гець! Небаба идэ…
Казаков от телеги словно ведром сдуло. К дробницам быстрым шагом подошел Небаба.
- Выспался? Или дремал, как курица на шестке? Упряжь оставляй. Есть в ней потреба. Только платить тебе нечем. Казна казацкая пуста.
- Не прошу, - обиделся Шаненя.
Небаба ушел так же быстро, как и появился. Шаненя ставил в оглобли лошадь и думал о том, что только половину ночи посидел с атаманом, а показалось будто давным-давно знакомы…
Прошел душный и солнечный, август. Дни еще стояли яркие, но по утрам плыли над Струменью и Пиной туманы. По утрам на березах зябко дрожали листья. В лесах стало совсем тихо - не заливаются песнями птицы. Только щеглы поднимают крик над горящими гроздьями рябин. Таким сентябрьским днем в Пинск кто-то принес весть о новой победе черкасов. Весть эта ходила по хатам, будоражила мужичьи умы. Мужики крестились и просили бога, чтоб помог черкасам в трудный час.
В корчму не зайти - полно люда. Стало известно, что сейм избрал новым королем Речи Яна-Казимира. Теперь люд будет ждать королевских указов, положений, грамот. Пошел слух, что Ян-Казимир увеличит налоги в связи с войной.
Корчмарь Ицка, наливая в оловянную коновку брагу, перегнулся через стол, к самому лицу Ивана Шанени.
- Ян-Казимир? Пускай Ян-Казимир. Мне и так хорошо, и так.
- Время покажет, хорошо ли. - Иван повел бровью.
- Ну, а ты не знаешь, где эти Пилявцы? - Ицка наморщил лоб.
- Не знаю. Не был там.
- А я там, думаешь, был? - зевнул Ицка. - Может быть, слыхал… Скажи, это правда, что Хмель разбил тридцать тысяч коронного войска?
- Не считал. Может, и тридцать.
- И что за холера! У кого ни спрашиваю, никто сказать толком не может. А все говорят, что тридцать тысяч под Пилявцами. Кто же знает?
- Пан войт, пожалуй, знает.
- Ты что, совсем одурел?! Как это я спрошу у пана войта? Ты знаешь, что он мне ответит? Скажет: пошел вон!..
- Ну, у ксендза пана Халевского.
- Ай, Иван, ты слышишь, что говоришь или нет? Налить еще браги? Пей, пока пьется…
В корчму вбежал чумазый мальчонка. - Татка, татка!
- Чего тебе? - послышался сиплый бас.
- Казаки пришли!..
На мгновение стало тихо. Кто-то опустил кружку на стол, и оловянное донце грохнуло о доски, как выстрел.
Шаненя вышел из корчмы и направился в сторону ворот. В городе уже было неспокойно. Метались по улицам детишки. К воротам скакали рейтары с обнаженными саблями. В стороне ратуши призывно завыла труба и появились пикиньеры. Шаненя направился в хату знакомого мужика Пилипа, который жил возле Лещинских ворот. Пилип был дома.
- Хуже, Иван, не будет…
Шаненя не ответил. Как будет - не думал.
- Дай мне с крыши глянуть, что деется за стеной.
Вдвоем залезли на чердак. Под коньком, где старую солому давно растрепал ветер, была дыра. Иван просунул голову и посмотрел в поле. Замерло сердце у Шанени. У леса, что тянется с левой стороны шляха, стояли казаки. Ветер трепал бунчуки сотников. Появилась тревожная мысль: почему не пришел Любомир? Как теперь он проберется в город?
Слез с чердака и пошел прямо к Ермоле Велесницкому. Вдвоем уселись на завалинке и строили догадки, что могло произойти с джурой? Ермола высказал самую вероятную мысль: Любомира схватили - стража или тайный залог. Выход оставался один - сесть Алексашке в челнок и спуститься по Пине версты на полторы. А оттуда - к казакам.
Шаненя шел домой и думал, как доберется назад Алексашка. Вошел во двор, а Устя навстречу бежит из хаты.
- Где ходишь, батя?
- Что тебе? Соскучилась?
Вошел в хату и на лавке увидел Любомира…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
"А черкасы де, государь… польскую и литовскую землю воюют, а в зборе де, государь, черкас тысяч з десять и воевали Быхова города и Могилева города уезды… А у черкасов де, государь, с поляки учинилася ссора за веру и белорусцы де к черкасам приставают…"
Из отписки в Посольский приказ Великолуцкого воеводы Д. Великоганова.
"Чтоб есми вовеки вси едино были…"
Б. Хмельницкий.
Глава первая
Окруженный лесами и болотами Пинск жил, казалось, обычной спокойной жизнью. С утра на рынке суетились бабы. В шляхетном городе стояла тишина. Но спокойствие было обманчивым. В шляхетном городе этой ночью не спали. Пан Лука Ельский ходил по комнате, заложив за спину руки. Тревожные мысли целую ночь не давали покоя: слишком внезапно оказался Небаба под стенами города. Ельский ожидал казаков, но позднее. Был уверен, что к этому времени ближе подойдет к городу войско стражника Мирского.
В доме пана Скочиковского полутемно. Маленькие окна прикрыты ставенками. Пан Скочиковский тоже не спит. В корзину уложил собольи и куньи меха, одежду. Поразмыслил и решил, что черкасы народ опасный, и ежели появились они под стенами города, то вовсе не для того, чтоб погарцевать на виду и снова уйти в лес. И чернь не преминет свести счеты. Только теперь подумал, что Шаненя хитрющий мужик. Куда употребляет он железо, неизвестно. Да бог с ним! Скочиковский решил уехать из города. Но ворота все заперты, и к ним приставлена стража. Если только шляхетным мостом через Пину?
На базарной площади людей поубавилось. Ни горячего сбитня, ни пирогов с капустой, ни меда. Бродят мужики, ожидая новостей. Возле них шатается обезумевший Карпуха.
В мужицких хатах всю ночь, как в ульях. Шепчутся, прислушиваются, не слышен ли топот копыт? Ждут, когда ударят черкасы по городу. Пусть бы только ударили! Тогда уж выйдут на подмогу. В хатах топоры и вилы под руками. Клокочет в мужицких грудях ненависть.
Пропели петухи. Шаненя, Алексашка и Любомир вышли из хаты. На дворе было зябко - кончался сентябрь. Небо по утрам затягивало серой, плотной дымкой. Порыжевшие листья кленов и берез устлали землю. Ветер гнал по Пине мелкую рябь.
Любомир пригладил ладонью волосы, окинул взглядом Шаненю и Алексашку:
- Ну что, поедем?
Шаненя хлопнул вожжой по крупу лошади, и она потянула воз с нехитрым багажом ремесленника: седелки, хомуты, десяток колес и новые железные обода. Молча тронулись за телегой Алексашка и Любомир, Алексашка шел и старался не думать о предстоящем деле. Тревожные мысли были только помехой. Еще издали, когда показались Лещинские ворота, Алексашка увидел стражу - двух часовых с алебардами. Они стояли у закрытых ворот. Один из них поглядывал в амбразуру. Подъехали ближе и остановились. Часовой в шлеме и кирасе недобро посмотрел на Шаненю:
- Куда едешь?
- В Логишин утварь везу… - придержал Шаненя коня..
- Поворачивай назад! - рассерженно приказал часовой.
- Чего кричишь, добрый человек? Купцам нонче ворота открыты.
- Не видишь, баранья твоя голова?! - стражник кивнул на ворота. - За стеной казаки. Велено не выпускать никого из города и врат не открывать кому бы то ни было.
- Вот оно что. И купцам уже дороги нету?
- Казакам все одно, купец ты или куничный… Порубят…
Шаненя покачал головой. Но уже было хорошо и то, что стража заговорила.
- А знаешь, мы через шляхетный мост проехали Пину. Там стража пустила.
- Не мели. И там наглухо закрыто.
- Не веришь?! Вот те крест, проехали…
Часовой не заметил, как Любомир взобрался на лестницу и высунулся над стеной по пояс. Снял малахай, снова надел. Лестница скрипнула. Часовой схватил в обе руки алебарду.
- Слазь!
- Чего испугался? - удивился Любомир. - И поглядеть нельзя, что там за казаки…
- Слазь, нечистая твоя душа! Не то… - и замахнулся алебардой.
Любомир поспешно соскочил: со стражей шутки плохи. Отошел к телеге, прислушался. За стеной, в стороне леса, трижды прокричал филин. Отлегло сердце - заметили.
- Что делать будем? - нарочито громко спросил Шаненя.
- Видишь сам, гонит воин, - с обидой ответил Любомир. - Придется поворачивать оглобли.
Переглянулись промеж собой. В лесу казаки уже, наверное, сидят на конях. Ждут. Тянуть дальше нельзя. К воротам может подойти свежая стража.
Шаненя начал разворачивать коня перед самыми воротами.
- Стой, атоса слетела! - предупредил Любомир.
Часовой не хотел смотреть, как надевали атосу. Приставил алебарду к стене и приник к амбразуре. Был подходящий момент, и Любомир воспользовался им. Выхватив кинжал, пырнул часового, и тот, схватившись за бок, покатился по земле. Второй часовой не сразу сообразил, в чем дело. Но когда опомнился - было поздно: Любомир занес над его головой алебарду: