Глава первая
СВАДЬБА В ЧЕРНИГОВЕ
конце зимы нежданно-негаданно умер Роман Ростиславич.
"Сей князь нрава был миролюбивого, слово своё держал и провинившихся судил без излишней строгости. Всякий просивший у него помощи обласкан им был. Не раз смоляне поднимались на него и изгоняли с отчего стола, но Роман никогда не мстил им злобою, за что в народе любим был".
Так написал о почившем в бозе Романе Ростиславиче летописец.
Агафья, невзирая на сильную стужу, поехала в Смоленск, чтобы проводить брата в последний путь. Ефросинья упросила Игоря отпустить её вместе с Агафьей. Игорь не стал возражать. Он дал лучших лошадей чтобы они поскорее добрались до Смоленска.
Многие Олеговы дружинники теперь служили Игорю. В том числе и воевода Бренк.
Игорь послал Бренка в Козельск, чтобы тот уговорил Вышеслава перебраться в Новгород-Северский. Игорь и сам бы поехал в Смоленск на похороны Романа Ростиславича, если бы не ждал с таким нетерпением возвращения Бренка.
Наконец Бренк вернулся, и не один. С ним был Вышеслав.
Вышеслав первым делом посетил могилу Олега в приделе Михайловской церкви.
Он долго стоял подле каменного саркофага с изображением православного креста на верхней крышке, взгляд его был полон грусти и немого раскаяния. Игорь, находившийся тут же, взирал на Вышеслава с недоумением.
- Господь наказал меня изменой Изольды за то, что я отнял любимую женщину у Олега, - вдруг произнёс Вышеслав.
- Полно тебе. - Игорь положил руку на плечо Вышеславу. - Что было, то прошло.
Затем Вышеслав захотел осмотреть мастерскую, где трудились монахи, изготовлявшие тонкий пергамент и переписывавшие книги. Игорь выделил им большой добротный дом в княжеском детинце. Он мог похвастаться перед другом обширной библиотекой заново воссозданных книг. Здесь были и русские книги: жития православных святых, летописные своды и всевозможные поучения мудрых книжников. Были и переводы с латыни, греческого и немецкого языков.
У Вышеслава разбежались глаза при виде полок и сундуков с множеством книг в прекрасных кожаных переплётах. Наиболее ценные книги были с золотым тиснением и серебряными застёжками на корочках.
- Я вижу, ты время даром не терял! - восторженно промолвил он, обернувшись на Игоря.
- "Теченьем лет не усыплён, деяньями предков не успокоен", - с горделивой усмешкой процитировал Игорь фразу митрополита Илариона из его книги, где тот восторгается гением Ярослава Мудрого.
- А помнишь, я оставлял тебе на сохранение Изборник Святослава, - вдруг вспомнил Вышеслав. - Где он?
- Целёхонек твой Изборник, - ответил Игорь. Порывшись в сундуке, он выложил на стол тяжёлый том, потемневший от времени. - А вот три копии, снятые с него. Гляди, какие красавцы!
Игорь снял с полки и разложил перед Вышеславом три объёмистые книги в новеньких переплётах из телячьей кожи.
Лицо Вышеслава словно озарилось внутренним светом, когда он открыл одну из книг и пролистал несколько страниц.
"Он, наверно, Изольду так не ласкал взглядом, как ласкает эти книги!" - улыбнулся про себя Игорь.
Впрочем, Игорь и сам был счастлив тем, что угодил другу и удостоился его похвалы.
- Догадайся, кто помогает моим монахам переводить с греческого и латыни? - с улыбкой спросил Игорь.
Вышеслав оторвал взгляд от раскрытой книги:
- Кто? Я знаю его?
- Знаешь. И не его, а её.
- Вот как?! - Глаза Вышеслава стали большими от удивления. - И кто же она?
- Моя жена Ефросинья, - ответил Игорь не без гордости в голосе.
- Недаром она дочь Ярослава Осмомысла. Такая жена настоящее сокровище, дружище!
- Пожалуй, - пробормотал Игорь, хотя в душе считал иначе: для него красота женщины была важнее, её ума.
Вышеслав, сам знаток греческого и латыни, тут же попросил Игоря показать ему какой-нибудь перевод, сделанный Ефросиньей.
Игорь положил на стол трактат Цицерона и, труд Прокопия Кесарийского о войнах Юстиниана с вандалами и арабами.
Вышеслав с жадностью углубился в чтение.
- Превосходно! - спустя несколько минут сказал он, отложив трактат Цицерона. - А кто додумался поместить в одной книге латинский текст и русский перевод? Так обычно не делается.
- Фрося и додумалась, - ответил Игорь, садясь на стул. - Она у меня большая выдумщица!
В переводе Прокопия Кесарийского Вышеслав также не разочаровался. Из-за большого объёма греческий оригинал в книге помещён не был, но Вышеславу этот византийский историк был хорошо знаком, Поскольку он по нему изучал греческий в Андреевском монастыре.
- Веди меня к своей жене, я хочу выразить ей своё восхищение! - воскликнул Вышеслав. - Веди, чего расселся!
Игорь охладил восторженный пыл Вышеслава, сообщив, что Ефросинья уехала вместе с Агафьей в Смоленск на похороны Романа Ростиславича.
- Прискорбная весть, - нахмурился Вышеслав. - Боюсь, за этой смертью вскоре последуют неприятности для киевского князя.
- Это почему ещё? - Игорь пытливо взглянул на друга. - Что тебе известно?
- Мне известно, что Роман Ростиславич, женатый на двоюродной сестре Святослава Всеволодовича, худо-бедно, но удерживал своих младших братьев от попыток отнять киевский стол у Ольговичей. Теперь этого сдерживающего начала не стало... Суди сам, способны ли Рюрик и Давыд, при их-то честолюбии, сидеть тихо в своих вотчинах? И тем более горячий Мстислав!
- Ничего, дружина у Святослава сильная, да и мы не оставим в беде ближника своего, - самоуверенно заявил Игорь. - Не видать Ростиславичам Киева как своих ушей!
- Дай-то бог, - вздохнул Вышеслав. - Только дело не в том, кому Киевом владеть, а в том, что усобицам на Руси не видно конца.
* * *
В разгар весеннего сева из Чернигова в Новгород-Северский прискакал гонец. Ярослав приглашал Игоря с супругой на свадьбу своей дочери, наречённым женихом которой был молодой переяславский князь.
- Так вроде бы решено было осенью свадьбу справлять, когда Милославе тринадцать лет исполнится? - недоумевала Ефросинья. - К чему эта спешка? От кукол девчонку отрывают и под венец тащат!
Игорь сам не мог понять подобной поспешности Ярослава, который до этого не горел желанием и в пятнадцать лет выдавать любимую дочь замуж, о чём он сам раньше говорил не раз.
Истинную причину Игорь и Ефросинья узнали уже в Чернигове.
Оказалось, Святославу Всеволодовичу стало известно, что Рюрик тайно пересылается с Владимиром Глебовичем, предлагая тому в жёны свою старшую дочь. Будто бы тем самым Ростиславичи хотели отомстить киевскому князю за то, что он посадил князем в Новгороде Великом своего старшего сына Владимира, хотя новгородцы просили за Мстислава Ростиславича. Святослав Всеволодович, привыкший действовать быстро, послал к Ярославу своего боярина с повелением готовить Милославу под венец. С тем же намерением отбыло посольство из Киева в Переяславль.
Владимир Глебович давно оценил все выгоды родства с Ольговичами, поэтому отнекиваться не стал. Да и как отказать, коль сам великий князь киевский б родственники набивается! А то, что невеста слишком юна, так то беда поправимая: младость не хромота - с годами пройдёт.
Двадцатитрёхлетний жених смотрелся на, свадебном пиру орлом! Статный, высокий, широкоплечий, с горделивым взглядом и прямой осанкой. Невеста рядом с ним выглядела сущим ребёнком, поскольку ростом пошла не в отца, а в низкорослую мать. Милослава на целую голову была ниже плеча своего суженого. Тонкая и хрупкая в белом свадебном платье, она походила на Стройную берёзку. Её большие серо-голубые глаза с длинными ресницами то и дело отыскивали среди пирующих отца с матерью, которые подбадривали дочь взглядами и чуть заметными кивками головы.
Ольга, сидевшая рядом с Ефросиньей, грустно промолвила, глядя на юную невесту:
- Вот и я была такая же робкая и растерянная на своей свадьбе. И происходило это здесь же четыре года назад. Только я была на год постарше Милославы.
- А меня выдали замуж в четырнадцать лет, - сказала Ефросинья и печально вздохнула. - Я с той поры с матушкой виделась всего дважды, она приезжала ко мне в Путивль. Отца же и вовсе не видала ни разу. А ведь я замужем уже двенадцать лет.
- Тебя хоть муж твой любит и лелеет, а мой Всеволод... - Ольга, не договорив, махнула своей изящной ручкой и пригубила вина из серебряной чаши.
Ефросинья горько усмехнулась:
- Мой муж наложницу себе завёл, почти все ночи с ней проводит. Меня, правда, не обижает, но и не лелеет, как прежде.
- У твоего супруга лишь одна наложница, а у моего их больше десятка, - зло промолвила Ольга. - Да хоть бы женщины-то были знатные, а то ведь сплошь холопки и дочери смердов. Одно радует, что Всеволод в тереме их не держит, а в сельце своём княжьем с ними развлекается.
Ефросинья задержала свой взгляд на Ольге.
- Не пойму я твоего Всеволода, - сказала она. - Мой Игорь охладел ко мне, когда я располнела после родов, но ты-то стройна и пригожа, как цветок майский. Чего же Всеволоду ещё надо?