- Вот видите! Видите! - воскликнул Фотин-отец, сидевший в углу гостиной, он поднялся с кресла и подошел к этой мужской группе. - Вот вам к тому же спору об интеллигенции! Студенчество - молодая интеллигенция, и она возбуждает движение всей страны. Ведь так получается?
- Heт, папа, так, да не так! - воскликнул Вася. - Это вопрос о рабочем классе, это рабочий готов поддержать всякий протест против гнета.
- Позвольте вам доложить, я рабочего знаю не понаслышке. Если желаете, раньше я с ними вместе работал, а теперь по-чиновничьи дело имею с рабочим классом и уверяю вас, что рабочий еще далек от сознания своих интересов. Далек! Он сам ничего не может. Да, просто не может от голода, от усталости… Вот так, как сказал уважаемый Александр Николаевич, - поклонился Фотин в сторону Родзевича. - Замучен рабочий! Если ему не укажет пути интеллигенция, то он никуда не двинется… А вы вот считаете - класс, рабочие - класс, помещики - класс… фабриканты тоже, а интеллигенция - приживалка?.. Смеш-но-с!..
К мужчинам подошла Фрида.
- Что же вы не танцуете, господа? - спросила она.
- А вот интересно, Фрида Борисовна, как вы расцениваете интеллигенцию? - спросил ее вдруг Горелов.
- Наше девичье дело - думать совсем о другом, - лукаво отвечала она.
- О чем же? - спросил Горелов.
- Господи! О замужестве! - засмеялась Фрида. - Люди сегодня гадают, а вы опять затеваете диспут! Виктор - Сергеевич, идемте же танцевать! - нетерпеливо поощрила она.
- Вы заскучали от наших споров? - спросил Рощин, уже приготовившись к вальсу с Фридой.
- Споры с Гореловым вряд ли полезны, - ответила Фрида вполголоса.
- Прошу всех к столу, господа. Пора! - пригласила Анемаиса Адамовна. - Доктор, позовите погромче, - попросила она.
- Господа! - заглушая музыку и разговоры, взревел Баграмов. - По беспроволочному телеграфу Попова нам только что сообщили, что Новый век вступил в соседнюю губернию и приближается к нам со скоростью вращения планеты. Осталось двадцать минут, - доктор поднял и всем показал часы. - Встреча Нового, века произойдет в соседней комнате за столом, куда он и прибудет в назначенный срок. Прошу кавалеров приглашать своих дам к столу!
Двери в столовую распахнулись. Сверкнула огнями зажженная елка, заблистал на столе хрусталь, Федя грянул бравурный туш на рояле.
3
Среди шумного оживления никто не слыхал, что у подъезда остановились запряженные парой сани, и только Витя выскочил на звонок отпереть.
И пока хозяйка настойчиво приглашала занимать места за столом, а гости слегка замялись, мысленно прикидывая выбор соседства, раздались один за другим два выстрела и дождь конфетти посыпался всем на плечи и прически. Рядом с Витей в дверях, с такой же, как у Вити, разряженной "бомбой" в руке, стоял коренастый, бритый, причесанный на косой пробор, светловолосый, румяный крепыш во фраке с белою хризантемою в петлице. Он так же, как Витя, радостно и непосредственно хохотал над произведенным ими эффектом.
- Мое почтение просвещенному обществу! С наступающим Новым веком, месье, медам! Леди я джентльмены! Мой нижайший поклон прекрасной хозяйке! - выпалил он с порога и, подойдя к Анемаисе Адамовне, с непринужденной ловкостью склонился к ее руке.
- Господа, кто не знаком, рекомендую Митрофана Прокофьича Саламатина, - сказала расцветшая от удовольствия хозяйка.
- Капиталистического повесу, опору отечества, миллионщика-буржуя, - подхватил Костя, обрадованный прибытием своего многократного собутыльника.
- Костя! Грубо! - упрекнул Саламатин. - Ведь можно сказать: "Вольного романтического коммерсанта!"
Митрофан Прокофьевич Саламатин, похожий бритым лицом на артиста, за столом оказался между Натальей Федотовной Зотовой и Симочкой Фотиной.
- Разрешите презентовать, - обратился он к Зотовой, подавая ей украшенную котильонную звездочку. - Это будет орденом деда-мороза! И вам, - обратился он к Симочке, достав из жилетного кармана вторую такую же хрупкую нарядную игрушку.
- А где же сам дед-мороз? Это вы? - спросила Сима, покраснев от собственной смелости.
- Я хотел бы быть дедом-морозом и сделать своей специальностью украшение жизни, - шутя, ответил Саламатин.
- Д…для чего уже открыл иг…грушечный маг…газинна Успенской улице… "Ук…крашение жизни! П…па-а сходной цене украшение жизни!" - дразнил Саламатина Костя, подражая крику разносчика.
- Внимание, господа, внимание! Приготовьте бокалы! - гулким голосом возгласил доктор, срывая проволоку с серебряной головки шампанского.
Федя Рощин и Аркадий Гаврилович Горелов в разных концах стола с поспешностью делали то же. Взгляды собравшихся перебегали со стрелки стенных часов на медленно движущиеся пробки шампанского, а Виктор Сергеевич, поигрывая голосом, произносил:
- Итак, господа, мы вступаем в новый век человечества, в столетие подлинно демократического космополитизма, когда упадут рубежи государств и свободные народы братски протянут руки друг другу… С наступающим Новым годом, с Новым веком!
Приветственные восклицания, заглушая бой часов, сплетались и сталкивались в общем шуме, усиленном отчаянным, восторженно-тревожным лаем коростелевского пуделя.
Витя Рощин в эту минуту появился под елкой в белом костюмчике, в красном фригийском колпаке, с огромным мечом у пояса и с букетом роз. На груди его красовалось римскими цифрами "XX".
- Слушайте, слушайте! - призвал всех ко вниманию Виктор Сергеевич.
- Все оглянулись на хорошенького, будто с картинки, мальчишку.
Я меч поднять пока еще не в силах,
Но верь мне, угнетенный человек,
Что кровь моя вскипает в юных жилах,
И грозным будет ваш Двадцатый век! -
с детским пафосом прочитал Витя.
- Шампанского новому молодому веку! Шампанского грозному ребенку! - весело выкрикнул Саламатин. Он выскочил из-за стола и подошел к Вите с бокалом.
Со страхом на тебя гляжу я,
Наш юный век, младой нахал!
От трепещущего буржуя
Прими сей радостный бокал! -
ловко сымпровизировал Саламатин, подавая шампанское Вите.
- Не "трепещущий", а "трепещущий", - серьезно поправил Витя, под общий хохот и аплодисменты.
- Буржуйский экспромт экспорчен! - язвительно заключил Костя.
- Константировал Константин! - дурачась подхватил Федя Рощин.
Все оживленно и пустозвонски болтали.
Душою компании быстро стал Саламатин. Он привлекал общее внимание и своим действительно незаурядным богатством, которое делало его одним из виднейших людей города, а также своей образованностью, находчивой живостью, воспитанностью иприятной, несколько нарочито артистической внешностью мужественного тридцатилетнего денди… Глядя на него, Анемаиса Адамовна удовлетворенно думала, что он с охотой был бы принят в доме губернатора и у прокурора, ему были бы рады в доме управляющего банком и среди "отцов города". Но, избрав их, интеллигентское общество, он словно отмежевался от местных бюрократов, как и от денежных воротил, мукомолов, фуражных лабазников, шорных и скобяных торговцев. И он был ее, Анемаисы Адамовны, собственным гостем. Это она, познакомившись с ним через Горелова на концерте, пригласила его бывать в доме, а при рассылке приглашений на встречу Нового года настояла, чтобы Виктор Сергеевич послал и ему пригласительное письмо.
Объездивший страны Европы, после Москвы учившийся в Лейпциге, слушавший лекции по экономике в Англии, он умел рассказать остроумно об иноземных порядках. Он сам, наконец, был достаточно "лево" настроен, чтобы не внести диссонанса в рощинскую атмосферу.
В этом году Саламатин возвратился из Скандинавских стран, где совершал какие-то торговые сделки и изучал лесоводство и сплав леса по горным рекам. По приезде оттуда он, между прочих дел, открыл магазин игрушек и развлечений, где несколько дней сам весело торговал, показывая пример вновь нанятым двум хорошеньким барышням-продавщицам, чем привлек толпу покупателей.
- Чудак! Забавляется! - говорили в городе.
В те же дни он неожиданно выступил перед городской управой с предложением устроить в городе электростанцию…
О Саламатине преувеличенно говорили как о смелом предпринимателе нового типа, несущем цивилизацию передового Запада в преддверие русской Азии.
Ворчание старозаветных купцов, которые называли Саламатина "стрикулистом" и уверяли, что кости его отца потеряют в могиле покой от его несолидных проделок, только возбуждало к нему сочувствие "просвещенного" обывателя.
В рощинском доме этот веселый малый сразу стяжал симпатии своим эксцентрическим появлением и смешным экспромтом по поводу стишка, произнесенного Витей.
Наталья Федотовна Зотова в разговоре отметила, что Вите к лицу его белый костюмчик балетного принца.
- Да, да, очень идет, прелестно! - согласилась польщенная Анемаиса Адамовна.
- А пожалуй, ко всем остальным "украшениям жизни" стоит прибавить устройство маскарадов, - выпалил возбужденный обстановкой гимназист Сережа Родзевич. - Почему бы на праздник не устраивать маскарады? Митрофан Прокофьич! Вы видели карнавал за границей? - громко спросил он.
- Заезжал из любопытства в Рим специально во дни карнавала, - оживленно откликнулся Саламатин. - Весь город на улицах. От толпы ни пройти, ни проехать - схватят, закружат, затянут к себе в хоровод, заставят петь песни, плясать под скрипку, зацелуют, затащат куда-нибудь в кабаре…
- Доктор, вы тоже ведь были в Париже на карнавале? - спросил Федя Рощин Баграмова, желая "сбить спесь с буржуя", который уж слишком стал центром внимания.