4
По крутому склону - ровный да прямой лиственничный лес, только на вершинах ветви как зонты. Единственное дерево коряжистое - кам-агач. Вверху сучья обвили ствол: ни летом, ни зимой самым острым взглядом не пробьешь. Тут жилище горного духа - хозяина Каракольской долины. Дерево украшено белыми ленточками - следами молебствий. Рядом возвышался холм камней - подарки духу. Борлай широко шагал к лиственнице, ни разу не оглянулся. Толпа то и дело останавливалась, топталась на месте. Женщины прятали головы за спины мужчин, шептали одна другой:
- Горный дух с горы камень спустит… Всех сомнет, косточки целой не останется.
- Хоть бы не в нас, а в него.
Борлай обошел вокруг дерева, отшвырнул шаманский бубен, лежавший на месте погребения знаменитого кама. Бубен пролетел над толпой и с грохотом покатился под гору. Борлай поплевал на ладони, взял топор и со всего плеча вонзил его в ствол.
Толпа шарахнулась в сторону, будто с горы устремился каменный поток.
- Всех задушит старый кам. Сердитый он.
Женщины пятились суматошно и, наступая на длинные полы чегедеков, валились на землю.
Из-под топора Борлая взлетали щепки и падали в толпу. Люди отмахивались от них, а потом опять, двигаясь к дереву, протирали глаза, всматривались:
- Нет крови.
- Ни одной капли! Люди все здоровехоньки! Вот тебе и дух! - крикнул Содонов, захохотал нарочито громко и, выдернув топор из-за опояски, подскочил к дереву.
Лиственница начала вздрагивать чаще. Борлай посмотрел на Содонова и рассмеялся:
- Руби, Бабинас, духа смелее!
Неподалеку на камне стоял Тюхтень, смотрел на вершину дерева и умоляюще повторял:
- Покажись, - жертву принесу.
Рубахи на Борлае и Бабинасе взмокли от пота. Алтайцы арканами обмотали могучий ствол и начали дружно раскачивать. Лиственница пошатнулась, как бы надорванно крякнула и, круша молодые деревья, грохнулась на землю. Люди окружили ее, словно муравьи палку, брошенную в муравейник.
Два топора, звонко перекликаясь, обрубали сучья. Люди осматривали их и отбрасывали в стороны.
Вот топоры дошли до самой чащи, которую старики считали гнездом "хозяина долины".
- Нет духа.
- Наверно, ошибся Шатый. Где-то на другом дереве живет хозяин. А может, в скале, - бормотал Тюхтень.
Люди толкались возле очищенной лиственницы и пожимали плечами.
- Как же так, нет ничего?
На опушке леса Содонов догнал Борлая, долго шел рядом с ним, покашливая, наконец сквозь зубы спросил:
- Много пахать собираетесь? Сеять сколько?
- Сколько успеем.
- Ячмень или пшеницу?
- И пшеницу и ячмень. Даже картошку посадим.
- Я не пробовал картошки.
- А нам из "Искры" привозили. Вкусная! Многие уже ели.
- Я тоже хотел сеять, да одному ничего не сделать.
"Ждет, когда я позову обратно. Торопиться незачем. Пусть поймет, что зря ушел от нас. Не верил, что мы будем хорошо жить. Теперь пусть маленько походит да попросит колхозников - крепче обоснуется! Обожду", - решил Борлай, а спутнику посоветовал:
- Вместе с кем-нибудь посейте.
- Нет, спору много будет. Хуже, чем в колхозе.
Содонов задумчиво мял свою густую бороду.
- А вы знаете, что ваши колхозники делают? - заговорил шепотом. - Утишка подрядил батрака… будто бабе ячменя посеять… А нанимал сам, я знаю. И андазын сам делал. Сегодня пашут.
- Вот так колхозник! Ладно, разберемся во всем.
Они спустились в долину. Там глубокие борозды разрезали луг, словно шелковую шубу земли распахнули: золотистые одуванчики по бокам - как дорогие пуговицы. Земля дышала, теряя легкую испарину.
Борлай вступил в борозду:
- Как глубоко берет плуг! Хорошо!
Миликей Никандрович, поравнявшись с ним, остановил коней и схватил полную горсть жирного чернозема:
- Погляди, Борлаюшка, землица-то какая! Крупитчатая! Хлеб тут подымется, как квашня на хорошей опаре.
- Колхозу надо много хлеба, - сказал Токушев. - В колхозе для всех жизнь будет светлой, как летний день в долине.
К ним подходил Утишка Бакчибаев. Повернувшись к нему, Борлай спросил жестким голосом:
- За сколько батрака нанял?
- Какого батрака? - Утишка растерянно выпучил свои круглые, бурые, бегающие по сторонам глаза. - Я не нанимал. Это баба с дурости придумала.
- А-а, правду говорить не хочешь, байский пособник! - крикнул Токушев.
- Я новой жизни помощник! - Утишка ударил себя кулаком в грудь. - Ты меня не оскорбляй.
- Да ты сам в баи лезешь. Я на собрании вопрос поставлю. Мы тебя из колхоза прогоним.
Их окружила толпа. Многие слышали этот спор, и Борлай задумался: правильно ли он поступил, пригрозив исключением? Чумар Камзаев мог бы ответить на этот вопрос, но он уехал в город учиться. Секретарем ячейки стал Сенюш Курбаев. Надо было поговорить с ним, посоветоваться с Байрымом, с Климовым, с остальными коммунистами, съездить в аймачный комитет партии…
Утишка продолжал кричать:
- Я не уйду! - Даже решил припугнуть: - Меня прогоните - другие сами уйдут от вас.
К ним приближались лошади, тянувшие плуг, и Миликей Никандрович предостерегающе крикнул:
- Эй, посторонитесь! Мешаете борозду вести. - Борлая он упрекнул: - Председатель, не вовремя собрание затеял.
Толпа отхлынула в сторону, и Токушев пошел за плугом. Бабинас Содонов шагал по пласту.
Оглянувшись, Тохна увидел его и крикнул с коня:
- Отец, хорошо мы пашем? А ты сбежал от нас.
Содонов хмуро опустил голову.
Миликей Никандрович одной рукой держал рогаль плуга, а сам посматривал на алтайцев, шагавших справа и слева.
- Землица крепкая. Боронить за плугами не успеем. А мы так: которую сразу засеем, а которую под пар для будущего года, - звенел он. - Годика через два засыплем хлебом! Вот помяните меня, засыплемся!
Алтайцы руками мяли землю, мерили глубину борозд и хвалили работу.
По жирным пластам вышагивали грачи, внимательно высматривая червей.
5
Поздно вечером Борлай ехал в Агаш. С Копосовым он встретился на дороге. Секретарь аймачного комитета партии спешил в соседнюю долину, где алтайцы тоже впервые начинали сеять хлеб.
Они пожали друг другу руки, и Борлай, повернув коня, поехал рядом. Их заседланные кони шли шагом и спокойно покачивали головами.
Токушев подробно рассказал о всех поступках Бакчибаева и о своем отношении к нему. Не раз у него возникала мысль о том, что этот человек не помогает, а мешает колхозу.
- А почему же ты молчал? - упрекнул Копосов. - Почему не рассказал раньше?
И тут же мысленно перенес упрек на себя: "А почему ты сам не присмотрелся к этому лжеколхознику? Не заметил? Тебе не сигнализировали?.. Это не оправдание".
- Я думал: одного погоним - другие, хорошие люди, не пойдут в колхоз, артель не будет расти, - признался Борлай.
- Наоборот, дорогой мой, прогоните Утишку - артель будет сильнее. И хорошие люди к вам скорее придут, - говорил Копосов. - Запомни, врага нельзя подпускать к порогу. А вы позволили в дом забраться. И мы тоже проглядели.
- Готовьте собрание, - сказал он в заключение. - Я к вам приеду. И сельсовету помогу разобраться во всем. По налогам этому Бакчибаеву, видать, полагается твердое задание. Его место в списке лишенных голоса, а не у вас.
Борлай успокоился. Если раньше он колебался, то сейчас понял, что начал действовать правильно.
Простившись с Копосовым, он, ободренный этой короткой беседой, поскакал домой.