6
Упали первые заморозки.
По утрам сухая и выцветшая трава, осыпанная инеем, походила на седые волосы. Белыми шапками пушистых снегов накрылись макушки гор. Мягкая хвоя лиственниц становилась оранжевой.
На рассвете Филипп Иванович, громко покрякивая, подергивая голыми плечами, бежал к реке. Позади хлюпали чьи-то большие сапоги, надетые на босу ногу.
За три месяца лицо Суртаева высохло, нос заострился, скулы стали особенно заметными, глаза ввалились.
У реки он прыгнул на гладкий камень, ноги скользнули, и он, упав на спину, покатился к воде. Чьи-то руки подхватили его под мышки.
- Не надо в воду ходить, товарищ Суртаев. В воду пойдешь - хворать будешь.
Оглянувшись, Суртаев увидел улыбающегося Аргачи, поблагодарил его, потер свои озябшие плечи и стал умываться.
Аргачи глядел на раскрасневшуюся спину учителя и вздрагивал. Изредка опускал руку в пенистую воду быстрой реки, намереваясь умыться, но с шутливым криком отскакивал.
- Товарищ Суртаев, если я в комсомол запишусь, то меня потом в партию примут? - робко спросил он.
- Если не будешь Сапога и других богатеев родственниками называть, а пойдешь против них… Ты молодой, а в голове твоей много старого мусора. Вот и с косой ты расстаться не хочешь.
- Другие в партию собираются вступать, а косы все еще носят.
- Есть такие. Никто им не скажет, что косу обязательно надо срезать, а со временем они сами сделают это.
- Когда-то еще сделают… - усмехнулся парень, глаза его вспыхнули. - А я, товарищ Суртаев, раньше всех с косой прощусь.
На поляне шелестела трава под ногами алтайцев, спешивших на берег реки.
"Сейчас Борлай начнет полоскаться. Он скорее других забыл седую, как столетия, заповедь: "Не умывайся, и счастье будет жить в твоем аиле". А Байрым непременно повторит все движения и жесты старшего брата", - подумал Филипп Иванович.
Братья Токушевы остановились неподалеку от него. Борлай плескал на себя воду и задорно мотал головой. Суртаев кинул ему мыло, и он стал натирать щеки и лоб.
Когда все собрались к завтраку, Аргачи снял шапку, погладил бритую голову и дернул себя за косичку, напомнив о разговоре на берегу реки.
- Зачем алтайцы носят косу? - спросил учитель.
- Чтобы вши плодились, - ответил парень и захохотал.
- Старики говорили, - начал Сенюш, - что хан Ойрот будто бы сказал: "Когда второй раз приду на землю, то узнаю народ свой по косам".
- Байским сказкам веришь! - крикнул Борлай. - В сказках говорится, что у богатыря лоб - как гора, брови - как тайга… Разве мог быть такой человек?
- Коса с душой связана, - напомнил Байрым. - Если с лиственницы кору снять, то душа у лиственницы засохнет. Если человек косу отрежет, то будет сохнуть, сохнуть, совсем высохнет и упадет, как подгнившее дерево.
После завтрака уселись на лужайке, закурили трубочки. Суртаев стал рассказывать о народном творчестве. Он сказал, что есть хорошие сказки бедняков. В тех сказках богатыри борются с баями, зайсанами, ханами и одерживают победу. Это было мечтой народа. Сейчас вековая мечта осуществлена. Богатыри из таких сказок - это весь народ. Он близок к полной победе. Но есть другие сказки, сложенные богатыми для того, чтобы обманывать бедных, держать их в повиновении. Такова сказка про джунгарского хана Ойрота. Когда-то он владел Алтаем, превратив простых людей в рабов. Умирая, он сказал, что уходит не навсегда, что вернется на землю и узнает мужчин подвластного ему народа по маленькой косичке на макушке головы. Баи ждут его. Но он никогда не вернется. Никогда. И ничто не должно напоминать о былой рабской зависимости от иноземного захватчика.
Выслушав учителя, Аргачи одной рукой снова дернул свою косичку, а второй подал нож.
- Режь под самый корень.
Но Суртаев, не взяв ножа, вынул из кармана ножницы.
Сородичи смеялись над парнем:
- Смотри, ум потеряешь!
- Девки будут отвертываться от тебя.
- Ничего, мы ему русскую невесту найдем! - пообещал Суртаев.
Отхватив косу, он показал ее всем, а потом бросил в реку.
Аргачи вскочил, шутливо подпрыгивая, потряс головой.
- Легко как! Ой, и легко! В голове светло… Все понимать буду. Сам с такими машинками, которые меряют день, по долинам поеду.
Борлай взглянул на брата:
- Отрежем, а?
- Режь. Будешь красив, как комолая корова, - посмеялся Байрым.
- А у тебя смелости не хватает?
- Посмотрим, у кого хватит смелости выбросить кермежеков из аила.
Сунув отрезанную косу за пазуху, Борлай подумал, что стал похожим на Филиппа Ивановича и может называть его братом.
Глава шестая
1
Над пестрым квадратом базарной площади, обнесенной светло-желтыми коновязями и наполовину загроможденной тесовыми балаганами, нарастал нестройный гул. Тоскливо ржали утомленные долгой стоянкой лошади, яростно били копытами и взвизгивали сытые жеребцы. Лились тонкие, похожие на легкий смех, голоса жеребят, испуганных неистовым шумом. Равнодушно и невнятно мычали коровы. Кругом - хвастливые беседы, завистливые голоса, задорные возгласы. Староверы в длинных черных кафтанах и кошемных шляпах, с широкими заросшими лицами, всюду несли с собой запах воска и ладана. Громкоголосые ямщики из деревень, расположенных по тракту, принесли запахи пережженного на тележных осях дегтя, теплой дорожной пыли и махорки-самокрошки. Бабы в широких сарафанах и ярких фартуках двигались толпами. От них пахло затхлыми сундуками, доверху набитыми старыми кашемировыми платьями и тонкими холстяными скатертями. Вокруг цветистых шапок алтайцев вился приятный аромат поблекших лиственничников, густых кедрачей, сухих трав… Из полураскрытых павильонов тянуло свежестью тугих снопов пшеницы, полупудовых кочанов сочной капусты и огромных, как жернова, голубых тыкв.
Алтайцы двигались за Суртаевым крепким косяком, как ходит рыба в море.
Филипп Иванович остановился у входа в самый большой павильон, на котором висели красные полотнища с крупными буквами:
"Культурное хозяйство - прямой путь к победе!"
"Хороший хозяин собирает два колоса там, где рос один".
- Разрешите экскурсии пройти.
Мужики потеснились.
Алтайцы щупали золотистые колосья овса и жевали твердые зерна пшеницы.
К ним деловито подошла девушка в простых сапогах и сером халате, с льняными волосами, заплетенными в две пышные косы. Это была Людмила Владимировна Лемехова, только что окончившая Сельскохозяйственную академию в Омске.
- Лучше начать оттуда, - сказала она, кивнув головой на павильон с полотнищем: "Переложим тяжелый труд крестьянина на железные плечи машины". - Там у нас - коммуны: "Искра", "Красный пахарь", "Пролетарская крепость".
У входа в павильон их встретил Евграф Герасимович Черепухин, председатель "Искры", длиннолицый рябой человек. Здороваясь с ним, Суртаев попросил:
- Показывай достижения. - Кивнул на алтайцев: - Людям надо опыт перенимать.
- Проходите! - Черепухин приподнял кожаную фуражку. - Только лучше бы все посмотреть на месте.
- А мы не гордые, - рассмеялся Суртаев, - завтра заедем.
Они разбились на две группы. Одну повела Людмила Владимировна, другую - Черепухин. Остановившись возле плуга, Евграф Герасимович рассказывал, в какое время и на какую глубину они подымают пар, когда боронят в один след и когда двоят, когда сеют пшеницу.
Алтайцы приподымали плуг за рогали, смотрелись в зеркальную гладь отвалки, ощупывали острые зубья борон и диски сеялок.
Борлай нагнулся над колесом конной молотилки, ухватился за край, хотел приподнять, но покачал головой:
- Тяжелее камня!
Байрым покрутил веялку, осмотрел решета.
Руководители едва успевали отвечать на их вопросы.
Чумар, вспомнив слова Говорухина, спросил:
- Пшеница у вас не мерзнет?
- Не случалось, - ответил председатель. - Да вон полюбуйтесь сами.
Он указал на высокий сноп с длинными красноватыми колосьями. Из мешка зачерпнул горсть отборного зерна.
- Наша аленькая! Так мы зовем эту пшеничку. Нынче намолотили по двести тридцать два пуда с гектара. Да, да, - подтвердил он. - Вон спросите товарища агронома.
- Верно, - подтвердила Людмила Владимировна. - Я сама проверяла урожайность. Это у них на поливном участке.
- Мы нынче от Мульты отвели воды, - рассказывал Черепухин, - и пустили по арыкам на поля. Теперь нам никакая засуха нипочем!
Чумар Камзаев протиснулся к нему и принялся расспрашивать:
- Каракол Верхняя долина знаешь? Там сеять можно? Пшеница можно?
- Можно, - ответил Черепухин, не задумываясь. - Земля родит - солнышко дозорит.
Борлай спросил про долину Голубых Ветров.
- Ячмень попробуйте, - посоветовал Евграф Герасимович. - Может, дойдет. А пшеницу там - ни-ни: зря семена загубите. В одиночку даже не начинайте целину поднимать: силенок не хватит, - продолжал он. - А сообща наваливайтесь в добрый час, да посмелее.