Князь не возражал. Тучи надвинулись на солнце. Никита Серебряный с Михеичем и новыми товарищами поскакал дальше. Кони в опор несли седоков…
Елена медленно шла вдоль частокола, за которым виднелся сад. Послышался стук копыт, и перед ней снова очутился князь Вяземский.
- Я ведь своего добьюсь, Елена, попомни мои слова! - соскочил он с седла. - Я ведь, Елена, страшен! Хочешь, прямо сейчас увезу? Без церкви, без венца!
- Не губи меня, князь! - перепугалась Елена. - Легко обижать сироту!
- Я теперь не князь, я кровавый бес, опричник!.. Я меч царев! - темнея зрачками, надвигался на нее Вяземский. - Я - проклятие, сошедшее с небес! Мне остановить себя - умереть!
- Ты в себе ли, Афанасий Иваныч?
- Думаешь, я помешался?… Мне нечем жить, не для чего жить мне, Елена, без тебя!
Она отшатнулась, попятилась вдоль забора. Обронив с головы ленту, провалилась спиною в чью-то незапертую калитку.
Захлопнула калитку и задвинула дубовый брус засова.
- Елена! - Вяземский обрушился на дверь. - Елена! Его опричники, набравшись храбрости, взяли Вяземского за плечи.
Один хотел поднять с земли ленту Елены.
- Не смей! - зверея от гнева, Вяземский поднял плеть. - Холоп!
Удар пришелся по лицу. Опричника шатнуло, он едва устоял на ногах. В беспамятстве князь еще и еще перекрестил его плетью.
Опричники подхватили избитого под руки, уводя от греха.
- Меня?… Меня-то за что?! - размазывая по роже кровь, выкрикивал холоп.
Подняв ленту, князь снова забарабанил в дверь.
- Елена! - в голосе его были и мольба, и ярость, - Отвори, Елена!
Из глубины сада послышался хриплый лай сторожевых псов.
- Прочь! Пошли прочь! - раздался голос - Собаками затравлю!
Охваченная ужасом, Елена едва держалась на ногах.
- Не откроешь? - страшно, почти срывая голос, прокричал Вяземский. - Не откроешь, Елена? Ну, так знай! Государь Иван Васильевич обещал сам посватать меня к тебе!.. Жди теперь, Елена, царских сватов! Завтра же, с утра жди!
Почти разорвав удилами губы коня, Вяземский рванул с места, безжалостно увеча стременем бока скакуна.
Перед Еленой, прислонившейся спиной к запертой на засов калитке, стоял боярин Морозов. Дородный, седоволосый, Дружина Андреевич смотрел на нее из-под нависших бровей.
- Как ты очутилась тут, у меня в саду, Елена Дмитриевна? - спросил он строго.
- Позор!.. Стыд!.. Господи, какой стыд! - губы Елены не слушались.
- Так это к тебе грозился князь Вяземский заслать царских сватов?
Елена стояла, вздрагивая, на губах ни кровинки.
- Никогда! Нет и нет!.. Нет!
- Он тебя приневолить хочет? - глаза Морозова потемнели. - Эк оно пакостливо! Пойдем в мой дом, дитятко, я тебя в обиду не дам!
Приобняв, он повел Елену через темнеющий сад.
- Эй, нечесаный! - поднявшись на стременах, закричал из-за забора опричник. - Припас на себя веревку?
- Больно зажился, старый сыч! - крикнул другой.
Но боярин не обратил внимания на их ругательства. Он откинул свою седую и очень длинную гриву волос - знак царевой опалы - и повел Елену к себе в терем.
В горнице Елена присела на край лавки, выпрямилась. Боярин смотрел на нее с участием.
–. Да-а… - с глубокой горечью протянул он. - Царским сватам не откажешь - могут и на веревку посадить.
- Что это? - подняла голову Елена.
- И вымолвить - страх, какую они теперь муку придумали, кромешники! Самому Малюте на зависть… Натянут веревку промеж столбов, а на нее - девушку верхом… И возят, несчастную, за ноги, пока кровью не изойдет. - Морозов вздохнул, отвернулся.
В глазах Елены полыхал ужас Сжав виски, она прошептала:
- Значит мне одно остается - в омут головой. Морозов повернулся к ней.
- Полно, дитятко, люди знают, что из-за тебя Вяземский и пошел в опричники, погубил душу свою. Правда ли ты его так не любишь? Ведь в силе и красоте ему не откажешь!.. А сердце девичье - воск! Стерпится - слюбится.
- Никогда! - Глаза Елены наполнились слезами. - Скорее сойду в могилу! Я перед иконой поклялась, - прошептала она.
Боярин смотрел на нее проницательным взглядом.
- Елена Дмитриевна, - сказал он, помолчав. - Есть средство спасти тебя. Послушай. Я стар, но еще крепок. Я люблю тебя, как дочь свою… Я был в дружбе с твоими покойными родителями. Поразмысли, Елена, согласна ли ты выйти за меня?
Елена увидела рядом красивое, с чуть сведенными бровями, серьезное лицо боярина Морозова. Слезы навернулись у нее на глазах. Закрыв лицо руками, она склонила голову.
- Подумай хорошенько, - продолжал Морозов. - Нынче же и обвенчаемся в моей домовой церкви. Завтра будет поздно!
Поздним вечером жарко горели свечи в домовой церкви. Перед богатым иконостасом стоял священник.
Напротив него - Елена в подвенечном платье и рядом с ней, осанисто выпрямившийся, боярин Морозов.
- Отвечай, раб божий Дружина, - торжественнее вопрошает священник, - согласен ли ты взять в жены рабу божью Елену?
- Согласен, - ответил Морозов.
- Венчается раба божья Елена рабу божьему Дружине!.. Отвечай, раба божья Елена, - согласна ли ты взять в мужья раба божьего Дружину?
- Согласна, - прошептала Елена, стоящая со склоненной головой.
Священник перекрестил их, надел им на пальцы обручальные кольца, провозгласил:
- Целуйтесь!
Елена, побледнев, со страхом взглянула на своего мужа. Тот склонился к ее губам, нежно поцеловал.
После венчания Елену проводили на ее половину просторного боярского дома. Отныне ей предстояло жить в этих богатых хоромах.
В большой светлице по лавкам были грудами навалены женские наряды. Высокая роскошная кровать занимала чуть ли не половину помещения. Вокруг Елены, безучастно стоявшей посреди опочивальни, крутились сенные девушки, Паша и Дуняша. Они наряжали боярыню. Озорная Паша без умолку тараторила:
- То ли еще будет, боярыня!.. Эти-то наряды, пока ты венчалась, привезли. Наш Дружина Андреич хотя и крут маленько, а на подарки уж как горазд! - Дуняша подала ей богатый кокошник с жемчужными наклонами. Паша приложила его к голове Елены. - Ой чудо, боярыня! Помереть можно за такой кокошник! А уж как личит он боярыне!
- Подарю тебе такой, Пашенька, когда выйдешь замуж, - сказала грустная Елена, и слезы покатились из ее глаз.
- Ну, ну, боярыня! - снова зачастила Паша. - Я, чай, все невесты плачут под первую-то ночь, й все ж не надо огорчать нашего боярина.
- Будет с меня примерять, девушки, - сдерживая слезы, сказала Елена. - Битый час наряжаете.
- А чтоб Дружина Андреич язык проглотил, когда ты сойдешь к ужину!.. Дуняш, к этим сапожкам нужен другой летник! Подай вон тот. - Дуняша поднесла к ним платье с широкими кисейными рукавами и алмазные зарукавники к нему. Паша, быстро разув Елену и оставив ее в одних только сафьяновых сапожках, блестящих золотой нашивкой, стала надевать на нее нижнюю рубашку, приговаривая:- А какие грудки у нашей боярыни!.. А ноженьки! Ну, чистый сахар! Глянь, Дуняша! Я, чай, на всей Москве таких не сыскать!
Как ни горько было Елене сейчас, но она, польщенная, зарделась.
- Полно, Пашенька, стыд какой!
- И какой стыд, когда чистая правда, боярыня! - продолжала свое Паша, одновременно одевая Елену. - Вот уж повезло нашему боярину на старости лет!.. Только ты не думай, боярыня, что он и впрямь такой старый. Он еще и другого молодого за пояс заткнет! Ты бы его в бане поглядела - богатырь, право слово, богатырь! А уж как ловок на нашу сестру! Пока мы его парим да ополаскиваем, он, почитай, нас всех перещупает! - она быстро захлопнула ладонью рот, но глаза ее озорно смеялись.
- Паша! - нахмурилась Елена.
- Ну, что плетет?… Что плетет! - всплеснула руками Дуняша. - Не верь ей, боярыня!
- Прости, боярыня! Пошутила я, - поклонилась Елене Паша и, повернувшись к кровати, сказала:- А уж какое чудо - постель! Век бы с такой постели не слезала!
Оглядела постель и Дуняша.
- Я, чай, боязно на такую постель и всходить, - сказала она.
- А на овин тебе не боязно с нашим ключником! - засмеялась Паша.
- И что плетет!.. Что плетет! - снова всплеснула руками Дуняша.
Дверь открылась, и в светлицу ступил Морозов. Он чуть повел глазами, и обе девки, кланяясь ему на ходу, быстро убежали.
Дружина Андреевич подошел к Елене, взял ее за обе руки, приблизил к себе.
- Здравствуй, моя жена перед людьми и Богом! - торжественно выговорил он. - Пусть теперь попробует кто-нибудь обидеть тебя!
- Спасибо, Дружина Андреич, - вздохнув, сказали Елена.
- Но и ты поклянись тоже. Клянись, что не обесчестишь ты седой головы моей!
- Клянусь, - прошептала Елена.
Морозов рывком обнял ее, жадно и страстно приник к ее губам. Елена, простонав, с трудом освободила губы. Задыхаясь, жалобно попросила:
- Дружина Андреич, молю тебя, повремени немного… Дай мне привыкнуть.
Морозов нахмурился, но быстро превозмог себя, улыбнулся.
- Так и быть, немного повременю, - ласково провел рукой по ее голове. - Я понимаю тебя.
Четверо всадников ехали лесом. Серебряный и Михеич впереди, а их новые товарищи чуть поотстав от них. Один из спутников затянул песню, другой стал подтягивать.
Михеич подъехал к князю.
- Боярин, - сказал он. - Я слышал, как эти двое промеж себя поговаривали… черт знает, - все, кажись, по-русски, а ничего понять нельзя. Опасаюсь, уж не лихие ли люди?
- Да, я, чай, уже недалеко до Москвы! - отвечал князь.