- Дурень! - закричал один опричник. - Аль не видишь ничего перед собой!
- Сам ты дурень! - отвечал старик, выкатив на опричника белки свои, - Где мне видеть, коли глаз нетути. А у тебя без двух четыре, так видишь ты и дале и шире!
- Веселые люди! - хохотали вокруг. - Видно, не здешние.
Хомяк, поглядывая, как слепые щупают землю высокими палками, что-то припоминал.
Мигнув на сторону, рыжий балалаечник нагнулся к Перстню.
- С какого конца петуха пускать? - спросил он, перебирая лады.
- Вон с того! - отвечал Перстень, поднимаясь. Рыжий песенник щелкнул по животу балалайки и отошел.
- Позови убогих ко мне, - велел Иван Васильевич Малюте.
- Да ты их, Ваня, знаешь ли? - спросила Онуфревна. - А что?
- Да полно, слепые ли они?
- Как? - сказал Иоанн, и подозрение мигом им овладело.
- Чуется мне - недобрые люди, а почему чуется, не спрашивай.
Малюта посмотрел со страхом на мамку.
- Чего смотришь? - сказала Онуфревна. - Ты только безвинных губишь, а лихого человека распознать - чутья-то у тебя на это не хватает, рыжий пес!
- Государь, - прищурился Малюта, - дозволь мне попытать этих людей.
- Не нужно, - сказал Иоанн. - Я их сам попытаю. Подай мне кольчугу, да ступай, зови.
Малюта вышел на крыльцо, перемигнулся с Хомяком.
- Эй, вы, веселые люди, хватит кувыркаться! - ухмыльнулся он. - Войдите во дворец, царь сказок хочет послушать!
Поверх кольчуги царь одел черный стихарь. С видом усталости лег на постель.
- Онуфревна, подай сюда посох. Теперь пусть войдут! - сказал он.
- Войдите, убогие, - сказала мамка. - Царь велел!
Перстень и Коршун вошли, осторожно передвигая ноги и щупая вокруг себя руками… Лампады слабо освещали иконостас. Онуфревна вышла, а Малюта с Хомяком притаились за дверью.
- Здравствуйте, слепые, - сказал царь, вглядываясь в черты разбойников, - муромские калашники, вертячие бобы. Какие же вы знаете сказки? - зевнул он.
- Всякие знаем, батюшка царь, какие твоя милость послушать соизволит.
- Добро. Начинай любую. Авось я, слушая вас, сосну! Малюта приложил ухо к двери.
- Где-то я уже видел эти кудластые рожи! - вспоминал Хомяк.
Тем временем в Слободе рыжий песенник расставлял людей, готовя пожар.
Мишук, Кудлатый и еще один разбойник по кличке Решето пробежали в проулок.
Перстень, продолжая нараспев сказку, покосился на Иоанна. Царь лежал с сомкнутыми глазами, издавая легкое храпение. Грозный, казалось, почивал.
- …И сказал Христос Бог, когда возноасился на небо: даю вам, говорит, гору золотую, реку медвяную, сады-винограды. Будьте сыты да пьяны, но пусть каждый возделает ниву свою! Пахарь пусть пашет и сбирает плоды земные. Воин пусть охраняет землю, жена любит мужа, а муж блюдет и печалует жену. Дети малые чтят родителей, а народ чтит государя, а он примером своим наставляет и учит добру…
Перстень откашлялся, наступая неприметно на ногу Коршуна.
Глаза царя были закрыты, дыхание ровно.
Снаружи вдоль тюремной стены осторожно пробирались рыжий балалаечник и Митька. Позади семенил тщедушный Мишук.
- Кого несет? - остановил их часовой.
- Иди ты, знаешь, куды не знаешь! Они хотели пройти мимо.
Часовой собрался заорать, но рыжий хватил его кистенем, и он свалился, не пикнув.
- …И тут возговорил Николай Угодник… - продолжал сказывать Перстень.
Он увидел в окно дальнее зарево и тронул Коршуна локтем. Тот подался к Ивану Васильевичу, протянул руку к царскому изголовью.
В это время царь внезапно открыл глаза. Коршун отдернул руку, но было поздно.
Взор его встретился со взором Иоанна.
Царь длинным острозаточенным посохом ударил Коршуна в грудь. Разбойник схватился за посох, закачался и упал.
- Люди! - закричал царь, выдергивая острие из груди Коршуна.
Опричники ворвались, как ярые псы.
Малюта бросился на Перстня, но тот с необычайной ловкостью ударил его кулаком под ложечку, вышиб ногою оконницу и выскочил в сад.
- Хватайте его! Оцепите все! - взревел Малюта, согнувшись от боли и держась обеими руками за живот, - Хомяк!..
- Пошли вон! - рявкнул царь. - Вон!
Сквозь разбитое окно виден был пожар. Вдали гудел набатный колокол. В опочивальне остался только юный царевич. Он стоял у окна, разглядывая замаранный кровью посох отца. Любовно, полой кафтана, отер кровь с него, потрогал пальцем острый стальной конец. Потом, поджав тонкие губы, вскинул подбородок, выпрямил спину и стукнул посохом о пол.
Опершись о стену, царь Иван Грозный смотрел на царевича.
Видел, как бьется на виске сына синяя жилка.
Во дворце Слободы, пользуясь общим смятением, Перстень перелез через забор и побежал к тюрьме. Позади слышался топот множества ног. Весь народ повалил на пожар. Где-то взвывали псы, слышался истошный вопль, крики и ругань. Около тюрьмы почти никого не было. Осторожно пробираясь вдоль тюремной стены, Перстень споткнулся обо что-то мягкое.
- Этот не встанет! - шепнул, подходя к нему, рыжий балалаечник. - Давай ключи!
- Нет ключей! - отвечал отрывисто Перстень. Заметив взъерошенного Мишука, он выдохнул. - Собирай ребят. Уносим ноги!
- А старик где?
- Нету старика! Все из Слободы, слышишь? - прикрикнул Перстень на Мишука. - Что ты стоишь?
- Тише! Это кто?
- Я! - отвечал Митька, отделяясь от стены.
- Убирайся, дурень!
- А князь-то? - спросил Митька.
- Все пропало! Дедушку схватили, ключей не добыли!
- А нешто тюрьма на запоре?
- Как не на запоре! Кто отпер?
- А я! Испробовал, крепка ли дверь. Понапер на нее, а она, как была, так с заклепами и соскочи с петлей!
- Ай да дурень! - воскликнул радостно Перстень. - Ах, губошлеп ты эдакий! - Перстень приобнял Митьку. - Иди за мной! - приказал он ему. - А ты, балалайка, здесь погоди. Если что, свистни!
- Дураками свет стоит! - дернулся рыжий. - Даром я, что ли, сюда пришел? Пойду на пожар. Где горит - там и добро!
Перстень вошел в тюрьму. За ним ввалился и Митька.
На полу лежал убитый часовой.
За первой дверью были еще две двери, но и те быстро подались от богатырского натиска Митьки.
- Князь! - сказал Перстень, входя в темницу. - Вставай!
- Кто ты? - спросил Серебряный.
- Потом узнаешь. Вставай, князь! Время дорого. Вставай, я выведу тебя!
- Не могу! - сказал мрачно Серебряный. - Я дал слово!
- Князь! - вскричал гневно Перстень. - Потешаешься ты надо мной? Для тебя я зажег слободу, погубил своего лучшего товарища, а ты?… Завтра тебе казнь!
- Не могу! - повторил решительно Никита Романович. - Я крест царю целовал.
- Некогда толковать с тобой, - стиснул зубы Перстень. - Митька, хватай его!
Митька вырвал из стены скобы с цепями, 'загреб Никиту Романовича в охапку и, как малого ребенка, вынес из тюрьмы.
Неподалеку от светлой березовой рощи стоял монастырь. Стены монастырской обители опускались по скату горы, покрытой орешником. Золотые кресты горели в синеве неба.
С другой стороны монастыря, из-за поворота, показались двое всадников.
Елена остановила коня.
- Спасибо, дядюшка, что проводил меня, - сказала она.
Михеич с опаской посмотрел на кресты.
- Это девичий монастырь, - продолжала Елена. - Там знакомая мне игуменья.
Михеич стал ее отговаривать.
- Куда ж ты?… А Никита Романович? Не век же ему горе в тюрьме отбывать!
- Я там недельку обожду, Богу помолюсь, - отвернувшись, Елена заплакала. - Укреплюсь духом. А если Господь поможет, скажешь князю, где искать меня.
Большая проселочная дорога шла через леса и перелески Рязанской земли. По дороге не спеша ехал сбежавший из дома Максим, сын Малюты Скуратова. Кукушка в лесу обещала ему долгую жизнь.
Косматый Буян лаял и прыгал вокруг него и радовался, что удалось ему сорваться с цепи.
Буян вдруг поднял морду на ветер и замахал хвостом. Максим увидел покачнувшуюся на сторону избушку.
В низеньком окне светился огонь. Внутри слышался однообразный напев.
Максим подъехал к окну.
Он увидел всю внутренность бедного жилья. Женщина качала люльку и потихоньку пела. У ног ее сидели еще двое детей. Женщина, почуяв чужого, оробела, но вышла.
Увидя опричника, совсем напугалась.
- Далеко ль до рязанской дороги? - спросил Максим.
- Да это она и есть. Рязанская-то, - кланяясь и заикаясь от страха, отвечала женщина. - Да не езди по ней, родимый ты наш, не езди. Уж больно стали шалить на дороге. Вот вчера целый обоз с вином ограбили. А теперь еще, говорят, татары обратно проявились. Знать опять нам по лесам да болотам бегать, коровушку прятать. Отымут - помрем с голоду!
Максим поглядел на хозяйку. Бледную, хворую. Из люльки донесся крик, другие дети ползали у порога.
- Вот/…- сказал он и высыпал горсть золотых бабе в ладони.
- Возьми, добрая женщина, а мне их не надо.
- Батюшка, родимый, кто ты? - хозяйка повалилась ему в ноги. - За кого нам Богу молиться?
- Помолитесь за Малюту Скуратова, - ответил Мак¬сим.
Хозяйка в страхе перекрестилась. Максим тронул коня, поскакал дальше.
- Вернись, родимый, послушай мово слова! - голос женщины дрожал. - Не сдобровать тебе ночью на этой дороге!
Буян прыгал вокруг коня и весело смотрел на Максима.