- И за что только эта сука, Лаврентий, меня ненавидит? - продолжал Василий и тут же увидел своего старлея. - Где Астафьев?
Старлей испуганно доложил:
- Упал он здесь, товарищ генерал. Пришлось отправить в госпиталь.
Василий виновато посмотрел на Бобра.
- Вот болван! Я же пошутил… - Старлею:- Поезжай в больницу. Возьми, ну… яблок, конфет… может коньячку там… Скажи, что я ему присваиваю звание подполковника, пускай скорее выздоравливает. - Повернулся к Бобру: - Теперь ты понял, как ты мне нужен?
- Ладно. Дай доиграть сезон, а к зиме посмотрим…
Наступила зима того же года. Три черных машины подкатывают ко входу в Московский театр оперетты. Распахиваются дверцы. Из "ЗиСа" выходят Василий с обычной своей свитой и Бобер. Последним, пятясь задом, вылезает Астафьев с огромной охапкой цветов. Он здорово похудел, но зато на плечах его сверкают новенькие подполковничьи погоны. Через пелену летящего снега видна афиша с надписью: "Премьера".
Прибывшие ввалились в вестибюль. Из дверей администраторской выбежал невысокий лысоватый человек.
- Товарищи!.. Товарищи! Вы куда? - Увидел Василия и сразу переменился в лице.
- Здравствуйте, товарищ генерал!.. Раздеваться ко мне! - Он указал на двери администраторской.
- Давно началось? - спросил Бобер.
- Здравствуйте, Всеволод Михайлович!.. К сожалению, сейчас будет перерыв.
- Тогда в буфет, - заключил Василий.
Сбросив шинели на руки администратора, все направились к лестнице.
За столом, на котором лежала огромная охапка цветов и стояли бутылки с шампанским, и расположилась вся компания. Рядом почтительно стояли администратор и директор. Буфет был пуст. Пили шампанское фужерами. Василий, отхлебывая шампанское, подначивал:
- Да, Сева, нехорошо!.. Опоздал на премьеру - Нинель тебе этого не простит. Я тебе советую: вали все на меня!
Послышался шум на лестнице, и буфет быстро стал заполняться зрителями. В большинстве своем это были военные со своими женами.
- Все, пойдем поздравлять, как будто мы тут с самого начала, - сказал Василий.
Быстро допив шампанское, все поднялись.
Астафьев сгреб со стола охапку роз, и все двинулись сквозь толпу к выходу из буфета. Публика тут же среагировала:
- Бобер!..
- Смотри, Бобер!..
- С летчиками!..
- В ВВС перешел…
- За квартиру продался!..
Кольцо окруживших Бобра стало плотнее. Все в упор разглядывали его. Из толпы протиснулся грузин с бутылкой шампанского и двумя фужерами в руках.
- Сева, дорогой, прошу, выпей со мной!.. В Тбилиси расскажу, с кем пил!
Он стал наливать шампанское.
- Прости, друг. Больше не могу.
Стоявший рядом Василий, с улыбкой поглядев на грузина, предложил:
- Может, со мной выпьешь, генацвале? Тоже будет о чем рассказать!
Свита дружно рассмеялась.
Грузин повернулся к Василию, узнал его и застыл на, месте. Задохнулся.
- Василий Иосифович?!. Не поверят!..
Вся компания двинулась к актерским уборным. Семенящий впереди директор остановился около одной из них:
- Здесь.
Астафьев передал охапку роз Бобру. Тот распахнул дверь. В комнате с зеркалами на диване сидел красавец актер, держа на коленях Нинель. Крепко обнявшись, они застыли в глубоком поцелуе, Нинель в упоении подрагивала ножкой.
Директор в ужасе поглядел на Бобра. Лицо того побледнело.
Оторвавшись друг от друга, актер и Нинель, глянув на вошедших, вскочили с места. Нинель попыталась улыбнуться и, запинаясь, проговорила:
- Мы… Мы репетировали.
Полковники, закрыв рты руками, тихонько прыснули. Василий широко улыбался.
Бобер двинулся к красивому блондину, сжимая кулаки. Тот, побледнев, попятился. Бобер, взяв его левой рукой за манишку, притянул к себе.
- Репетировал, значит?!
Актер, закрыв от страха глаза, залепетал:
- Репетировали, репетировали… Правда, репетировали.
Василий засмеялся звонко, как мальчишка, крикнул:
- Врежь ему, Сева!.. Врежь, чтоб знал!
Бобер занес правую руку с огромным кулаком. Нинель завизжала:
- Сева!.. Сева!
Директор метнулся к Бобру, повис у него на руке.
- Товарищ Бобров, я вас умоляю! Вы мне сорвете премьеру! Он же тенор!.. Ему второй акт играть! Потом делайте с ним что хотите!
Бобер стряхнул со своей руки директора, схватил помертвевшего от ужаса артиста за бока и одним движением, зашвырнул его на высокий шкаф. Круто повернулся и пошел к дверям.
Зазвенели звонки на второй акт.
Директор указал администратору на тенора:
- Сними это говно и скорей на сцену!
Потом директор услужливо держал шинель Василия. Остальные тоже одевались. Бобер быстро надел свое пальто. Ни с кем не попрощавшись, с каменным лицом пошел к выходу.
- Сева, стой!.. - крикнул Василий.
Бобер нехотя остановился.
- Ты куда?… Домой? А
- Нет уж!.. К этой С-сильве… я больше не вернусь! - сказал Бобер, как выругался.
- А где ночевать будешь? Хочешь ко мне на дачу? - предложил Василий, когда они вышли на улицу.
- Найду где… Извини. Хочу один побыть.
Василий прищурился, жестко сказал:
- Вот что, Сева; дружок… Личные дела - это твои: личные дела. Но завтра чтоб к игре был готов, как штык! Понял?
Бобер усмехнулся:
- Я всегда готов…
- Завтра ЦДКА мы должны разделать под орех! - Василий уселся в машину, громко хлопнул дверью.
У обшарпанных дверей с длиннющим списком жильцов, приклеенным около кнопки звонка, стоял Бобер. Около его ног стоял кот и мяукал требовательным басом. Все стены были исписаны известными словами. Лампочка не горела, а тусклый свет падал через разбитое$7
- Кого §ще черт принес?
- Мне к Шустрову.
- К Шустрову шесть раз надо… поп неграмотный. - Ноги за дверью зашаркали, удаляясь.
Бобер нажал шесть раз. Снова послышались шаркающие шаги, и дверь открыла старушка.
- Спасибо, бабуся, - кивнул Бобер.
- А я не тебе, это я Барсику открыла, - прошамкала старушка и подхватила на руки кота. - А тебе к кому?
- К Шустрову.
- К нему шестая дверка, зеленая.
Бобер прошел по полутемному, забитому всевозможным барахлом коридору, толкнул зеленую дверь.
Толик в тренировочном костюме, обхватив голову руками, сидел на табуретке за столом. Перед ним стояли - одна пустая, а другая нераспечатанная - бутылки водки, селедка, колбаса и миска с солеными огурцами. Толик поднял голову, слабо улыбнулся Бобру.
- А-а-а, Сева!.. Пришел на похороны?… Спасибо, друг.
- Какие похороны?… Ты о чем, Толик?
- Ты что, не знаешь еще?… Списали. В расход вывели Толика Шустрова!
- Иди ты! Не может быть!
- Генерал этот, Шишкин, сука!.. Начальник политуправления… Всегда: "Толик, едем на дачу!", "Толик, садись со мной рядом!", "Ты мой лучший друг, Толик!.." А тут встречаю его в коридоре, здороваюсь, а он и голову не повернул… Вот тебе и "лучший друг, Толик!"… Бля.
Бобер склонился на табуретке и обнял Толика.
- Держись… Нас всех это ждет.
- Да нет, ты меня с собой не равняй. Тебя хоть тренером возьмут, а мне куда?… Даже семилетки нет. Я ж ничего не умею, только по мячу стучать… Правда, вон Силыч, сосед, обещал в таксопарк пристроить.
Они помолчали. Толик схватил бутылку и выбил ладонью пробку. Бобер забрал у него бутылку.
- Не надо, Толик.
- Почему не надо? - начал заводиться Толик. - Теперь я вольный казак! Что хочу, то и делаю!.. Буду пить, пока здесь все не пропью.
Бобер окинул взглядом убого обставленную комнату Толика. У стены валялся матрац, покрытый солдатским одеялом. Около стола стояли еще две табуретки. В одном углу рванье, бывшее когда-то роскошным, кожаное кресло, которое ему, видимо, подарили из коридора. В другом углу была тумбочка, на которой стояли бутсы.
Бобер грустно заключил:
- Да-а… Надолго тебе этого всего хватит!
- Не скажи. Вон они висят, миленькие, "золотые" и "серебряные"…
Над тумбочкой, на стене, были укреплены спортивные награды Толика. Множество "золотых" и "серебряных" медалей.
- Если б золотые и серебряные! - вздохнул Бобер.
- Ну, хотя бы по поллитра за каждую дадут?… Постой, Сева, а ты чего ко мне пришел, раз не знал, что меня выперли?
- Переночевать пришел. Пустишь?…
- Переночевать?… Постой… - Толик залился смехом. - Может, тебя тоже выперли?… Из дому?… Твоя красотка!
Бобер помолчал.
- Считай, что так.
Толик снова залился смехом.
- Жалко… Уж очень она хорошо на столе танцует!.. Вот чудно! Выходит, тебя самого утешать надо, а я жалуюсь! - Бобер хмуро молчал, Толик же горячо заговорил: - Но вообще, Сева, если хочешь знать мое мнение - я бы с твоей Нинель никогда б жить не стал.
- Это почему?
- А ты заметил, что к тебе ребята перестали ходить?… Даже я!.. Как ни придешь - морда у ней всегда кривая!.. Дверь откроет - скидай ботинки!.. Пожрать - только на кухне!.. Не успеешь из уборной выскочить - тут же свет гасит. Ну, а если фужер поставит, то сто раз скажет: "Вы поосторожнее, ножку сломаете, он дорогой, его из Дрездена привезли!"… А уж голос такой противный - не понимаю, как она таким голосом поет?
Бобер не выдержал и рассмеялся.
- Насчет фужеров ты прав. Ножки у них хрупкие. Не успеешь взять - сразу пополам. Я их одиннадцать штук переломал. На целую футбольную команду. Так она мне заявила, что я сам, вместе с бутсами, этих фужеров не стою!