- Я, честно говоря, ничего о марке машины не знал, - ответил начпрод. - Я просто позвонил вчера в техническую роту и сказал, чтобы сегодня к девяти утра мне подготовили машину с запасом бензина на триста километров. Ну, и они дали нам тот самый грузовик, на котором мы обычно возим в часть продукты. У нас есть свой "газик", но он сейчас на ремонте. Я сам недавно на нем проехался…Зачем по всякому поводу пользоваться услугами водителя, если у меня самого есть права? Ну, в общем, каким-то образом я едва на этом "газике" не перевернулся! Хорошо, что была небольшая скорость. Наскочил лишь на столб…Ну, в целом, осталась вмятина на корпусе машины, и поэтому ее сейчас ремонтируют в техроте.
- А вы сами не пострадали? - удивился Зайцев.
- Нет, ни одной царапины! - с гордостью сказал Потоцкий. - Не зря я сразу же, с первой попытки, сдал на права! Класс есть класс!
Дальше ехали молча. Мотор гудел, и кричать не хотелось. Кроме того, в кабине сидел угрюмый и замкнутый водитель. Он в какой-то мере смущал Ивана.
Ехали долго. Опять дважды, как в прошлую поездку, пересекли реку Оку. Сначала по массивному и величественному мосту, а затем - по маленькому, деревянному.
Как только грузовик преодолел последние бревна убогого моста, водитель сделал резкий поворот, и наши герои двинулись на восток в направлении, противоположном тому, по которому воины хозяйственной роты ездили в прошлый раз в колхоз.
Внезапно, среди колхозных полей возникло асфальтовое шоссе. Тряска прекратилась, исчезла густая пыль, и грузовик с удвоенной скоростью рванулся вперед. Зайцев с интересом смотрел в окно. Огромные поля казались бескрайними. Иногда то тут, то там появлялись силуэты грузовых машин, виднелись разбросанные по всему пространству кучки людей, собиравших картофель. Несколько раз проезжали поля с застоявшимися, перезрелыми хлебами. Вот на левой стороне колыхалось под легким ветром целое море овса. Стебли посерели, пригнулись к земле. Напротив - скрючились под тяжестью зерен колосья ржи.
- Что же хлеба не убирают? - спросил громким голосом Зайцев.
- В колхозах так…, - мрачно ответил Потоцкий. - До хлебов только тогда дело, когда ударят морозы! Сейчас главное - убрать картошку! Такое нынче задание поставил обком партии!
- А кто тогда "поставил задание" посадить здесь хлеба? - усмехнулся Зайцев.
- В том году, вероятно, требовали посеять зерно. А в этом позиция изменилась. Нынче модно сеять картошку. Тем более что на каком-то партийном совещании Брежнев высказался за то, чтобы накормить народ картофелем. Вот здешний обком партии и усердствует, чтобы вовремя отчитаться о выполнении указания вождя. А это, сам понимаешь, высокие награды, повышение по службе и все такое…
- А если вдруг Брежневу приспичит посадить кругом кокосовые пальмы, что, тогда и этим займутся?
Потоцкий с опаской посмотрел на шофера. - Надо будет - возьмутся и за кокосовые пальмы! - буркнул он. - Ты что, не помнишь, как Хрущев повсеместно высаживал кукурузу?
Зайцев, конечно, помнил то "славное" время, когда он за руку с матерью, будучи ребенком, выстаивал в бесконечных очередях. Белый хлеб тогда был настоящим дефицитом. Да и черный, ржано-пшеничный, и вкусом и цветом был едва ли похож на продукт питания. Такое положение дел было результатом деятельности международного дурачка Никиты Сергеевича Хрущева - "верного продолжателя великого ленинского дела". Иван также помнил телевизионные передачи, во время которых "выдающийся оратор" не сходил с экранов, и длинные, пустые речи заполняли эфир. Правда, в отличие от бесконечных причмокиваний и покашливаний Брежнева, произношение у Хрущева было поставлено неплохо. Но постоянное упоминание последним коммунизма, как реальной и обязательной цели советских людей, привели к тому, что слово "коммунизм" стало насмешкой.
- Что ты тут собрался до коммунизма стоять?! - кричали на неповоротливого работника товарищи на заводе. Или, видя, что кто-либо задался невыполнимой целью, люди говорили примерно так: - Уж ты бы лучше взялся коммунизм строить!
Советские люди довольно чутко восприняли призывы Н.С.Хрущева, выявив в них противоречия между реальной жизнью и мечтательными фантазиями, которые больше смахивали на ложь. Кроме того, обещания Хрущева о создании в стране атмосферы "подлинного народовластия" сочетались с его грубыми окриками в адрес непокорных и повсеместным засильем партийно-советской номенклатуры. И напрасно партийный аппарат всячески пытался обелить негативный облик своего вождя, создавая иллюзию того, что КПСС реформируема, способна отражать новые веяния и понимать новую жизнь. Хрущев был хитрый и коварный сталинец. Несмотря на то, что он свалил всю вину за кровавое прошлое на своего предшественника, люди прекрасно понимали, что если бы возникла необходимость, дражайший Никита Сергеевич переплюнул бы в жестокости и Ленина, и Сталина. Ведь он не меньше других "поработал", устраняя своих политических соперников, если попал в Политбюро как видный соратник Сталина!
В конечном счете, товарищ Хрущев стал всенародным посмешищем, за что и был отстранен от высокой должности своими коллегами из Политбюро ЦК КПСС.
Пришедший ему на смену новый "верный ленинец" Леонид Ильич Брежнев повел себя вначале значительно скромней. Он изредка появлялся на экранах телевизоров, да и речи у него были короче и конкретней. Почти две недели по всей стране прилавки магазинов были заполнены мясом и мясопродуктами! Прекратились перебои с хлебом. Что же касается столицы, то продовольственное снабжение здесь было поистине фантастическим по сравнению с провинцией!
Зайцев помнил, как его отец привозил из Москвы после командировок изысканные лакомства: копченую рыбу нескольких сортов, селедку в горчичном соусе, превосходные сыры, среди которых выделялся особый сыр, в тюбиках, розовый и сочный, так называемый "космический". А что уж говорить о знаменитых московских конфетах и различных других кондитерских изделиях!
Однако эта роскошь существовала недолго. Как говорится: "хорошего помаленьку"!
В провинции уже через несколько дней после успешного "воцарения" Брежнева с прилавков магазинов исчезло мясо. И хотя в Москве снабжение потребительскими товарами довольно долгое время было сравнительно неплохим, постепенно стала ухудшаться обстановка и там.
Еще год-другой - и на экранах телевизоров прочно обосновался очередной "продолжатель великого ленинского дела". Когда же Зайцев оказался в рядах могучей и славной своими победами Советской Армии, портреты Брежнева и его речи едва ли не на две трети заполнили всю печатную продукцию и, в первую очередь, газеты.
Теперь товарищ Брежнев продолжил традицию своего предшественника и в деле опеки сельского хозяйства. Он, конечно, не насаждал ни кукурузу, ни банановые культуры, но, тем не менее, не оставлял без своих советов "как и что сеять" ни одного региона страны. В свою очередь, местные партийные комитеты вовсю старались копировать мудрого вождя и превращали руководителей колхозов и совхозов, фактически, в ветряных флюгеров, лишенных возможности претворять в жизнь свои сельскохозяйственные знания и обреченных только выполнять бессмысленные указания партийных начальников. В результате, сельское хозяйство страны все больше и больше приходило в упадок.
Конечно, существовали и экономические причины, из-за которых страдало сельское хозяйство. Но в России, где политика всегда довлела над экономикой, где едва ли не тысячу лет господствовало внеэкономическое принуждение, еще больше усугубленное большевиками, народ всегда и во всем винил свое руководство. Постепенно образ нового вождя начал понемногу тускнеть и, наконец, стал не только предметом шутливого обсуждения в "кругу друзей", но и источником множества самых смешных и даже похабных анекдотов.
Итак, наши путешественники продолжали проезжать мимо оставленных на зимовку хлебов, бескрайних лугов с побуревшими травами, небольших лесов.
Как-то незаметно они подъехали к большому комплексу построек. Потоцкий дал знак остановиться. - Давай-ка выйдем, товарищ Зайцев, - предложил он. - Здесь очень интересное место - так называемый монастырь "ста дур".
- А что это такое? - спросил Иван. - Неужели в самом деле монастырь?
- Когда-то был монастырь. А теперь здесь сельскохозяйственное ПТУ, - ответил Потоцкий. - А назвали так монастырь из-за Льва Толстого. Он часто приезжал сюда к своей сестре, настоятельнице этого женского монастыря. Ну, а Толстой был человеком довольно резким на язык. Вот он и назвал монахинь "ста дурами", что запомнилось в народе.
Выйдя из машины, Потоцкий направился во двор училища. Зайцев устремился за ним. Кругом было безлюдно. Учащиеся в это время, по-видимому, пребывали в учебных классах на уроках. Здания бывшего монастыря были крупными, массивными. Они, все вместе, как бы образовывали стены монастыря - этакий большущий прямоугольник.
- А где здесь церковь? - спросил Зайцев.
- А вон тот дом, - показал рукой начпрод на большое двухэтажное здание.
- А как же тогда купол и крест? Это же - обычный дом?
- Видишь ли, все религиозные символы здесь были снесены еще в годы борьбы с религией!
- Понятно.
Они зашли внутрь одного из самых больших зданий. Длинные коридоры, высокие потолки. Мрачно и тихо. Казалось, что все это сошло со страниц книг русских классиков, описывавших бурсу. Иван почувствовал, как защемило сердце по чему-то дорогому, утерянному или безвозвратно ушедшему…
- Ну, что, поехали? - раздался громкий голос Потоцкого. Иван вздрогнул. - Да, да, товарищ лейтенант, я готов, - пробормотал он.