Имелось в библиотеке и немало работ известных русских географов-путешественников: Пржевальского, Семенова, Обручева и других. К счастью, книги не пользовались популярностью в среде воинов всех рангов, поэтому пребывали в прекрасном состоянии!
Иван выбирал самые объемные и давно изданные труды, вытирал с переплетов густо покрывавшую их пыль, и выносил книги на обозрение Натальи Семеновны, чтобы она записала их в его абонентскую карточку.
В первый раз, когда Зайцев представил Бабуриной отобранные им книги, она была очень удивлена. - Зачем тебе все это, Зайцев? - спросила книгохранительница.
- Естественно, чтобы читать! - ответил Иван.
Наталья Семеновна пристально на него посмотрела. - Ты что, болен? Кто же, будучи в здравом рассудке, их читает? - изумилась она.
- Я здоров, Наталья Семеновна, не беспокойтесь, - ответил Зайцев. - Думаю, что книги в вашей библиотеке помещены не для того, чтобы пылиться, но для того, чтобы их читали!
- Конечно, конечно, - закивала головой Бабурина. - Я сейчас запишу их в твою карточку. - И она стала рыться в картотеке, изредка с тревогой поглядывая на Ивана
В советском обществе стремление человека к знаниям оценивалось людьми своеобразно. Конечно, если бы учебу вообще считали делом ненужным, то, вероятно, и школы бы давно позакрывали. Но советские люди рассматривали учебу как, в первую очередь, перспективный источник каких-либо материальных благ. Например, если ты хотел выучиться на инженера-конструктора, окружающие полагали, что ты добивался в перспективе хорошей должности с солидным денежным окладом или, в худшем случае, стремился всю жизнь "провалять дурака" в каком-нибудь опрятном конструкторском бюро, а не заниматься грязным и тяжелым физическим трудом. Словом, объяснение желания человека учиться, в основном, было вульгарно-материалистическим. Если же человек не вписывался в такое объяснение, то он, безусловно, с точки зрения окружающего большинства, был ненормален.
Для советских людей вообще было характерно то, что они считали лишь свои взгляды нормальными и правильными, не замечая, что уже давно лишились собственной индивидуальности и оказались в плену примитивной, грубой идеологии.
Зайцев неоднократно слышал на политзанятиях от лекторов любого ранга, что "западные спецслужбы, распространяя грубую клевету на советскую действительность, обвиняют наше коммунистическое руководство в преследовании инакомыслящих, посредством помещения их в сумасшедшие дома". Иван, конечно, не сомневался, что это практиковалось советскими властями, но вот точку зрения "западных спецслужб" на то, что инакомыслящие помещались туда оторванными от народа коммунистическими злодеями, он не принимал. Коли советские люди считали всех тех, кто имел собственную точку зрения на окружающие явления, сумасшедшими, то почему было не иметь такого же мнения и советскому руководству? Наблюдая за происходившим, Зайцев приходил к выводу, что такой произвол допускался властями не вопреки воле народа, а как раз в соответствии с желаниями и пониманием жизни большинства. Учитывая, что воля большинства является отражением воли народа, ибо именно так понимается демократия на Западе, то и претензии в этом отношении к советскому руководству со стороны злополучных "западных буржуазных мыслителей" были совершенно безосновательны.
Достаточно было взглянуть на типичную советскую гражданку Н.С.Бабурину, чтобы понять, что если бы от нее зависела оценка психического состояния такого человека, как Зайцев, то пришлось бы ему остаток своих дней проводить в соответствующем учреждении. К тому же, и врачи-психиатры, в большинстве своем, были такими же правоверными советскими гражданами!
Итак, Наталья Семеновна записала в абонентскую карточку названия извлеченных с пыльных полок книг, и Зайцев благополучно удалился в свою продслужбу. Придя в кабинет, он вновь стал просматривать полученные книги и пришел в восторг! Вот и есть чем скрасить скучные часы безделья. Теперь он уже не будет в одиночестве!
Особенно радовала Зайцева возможность самостоятельного изучения английского языка. В библиотеке было много всевозможных на этот счет пособий. Правда, на первый раз Иван взял только один самоучитель Петровой, но, учитывая, что такого рода литература не пользуется спросом местной публики, он решил брать остальные книги постепенно, по мере прочтения взятых раньше. А как подсчитал Иван, за полтора года службы, при умелом использовании свободного времени, можно было бы прочитать до сотни-полутора томов различных книг!
Поэтому он сразу же решил приступить к делу, достал солидный том Пржевальского и стал листать предисловие. В нем, как обычно, превозносились заслуги КПСС и В.И.Ленина в деле развития географических знаний, приводились подтверждавшие это цитаты великих вождей, и только уже после всего этого давалась краткая биография путешественника и резюме об его исследованиях. Углубившись в чтение, Иван даже не услышал, как в дверь постучали. Когда же стук усилился, он очнулся от раздумий и громко произнес: - Войдите!
- Да как же я войду, когда дверь заперта? - послышался голос Шорника из коридора.
- Ах, да, сейчас, подожди секундочку! - крикнул Зайцев и подбежал к двери.
Шорник вошел и сел на стул начпрода. Иван снова закрыл дверь на ключ.
- От кого ты запираешься? - удивился Шорник.
- От начальства, - ответил Зайцев. - Строевики сказали вчера, что командир запретил нам находиться в штабе в свободное от работы время!
- Но ведь у тебя большая текущая работа! Надо же выдавать продовольствие и в выходной?
- Потоцкий, после того как я рассказал ему о распоряжении командира, посоветовал мне выписывать накладные на два дня вперед…
- И что же, ты действительно будешь теперь сидеть по выходным с закрытой на ключ дверью?
- А что тут такого?
- Ну, а если командир захочет проверить, выполняется ли его распоряжение?
- Думаю, что до таких крайностей дело не дойдет.
Далее Шорник рассказал Зайцеву о том, как в роте оценили недавнее политзанятие. Оказывается, "старики" были настолько потрясены преждевременным уходом Коннова из роты, что некоторое время даже не находили слов для обсуждения случившегося. Но постепенно воины успокоились и даже стали осмеивать незадачливого политического работника. Особенно хвалили они Ивана. - Видите, иоп вашу мать, а вы считали, что он "стучит" в Политотдел! - возмущался Золотухин.
- Слушали бы поменьше всякую муть! - говорил Выходцев. Даже Криворучко сказал: - Ах, как гарно поддал Иван этого "пивня"!
Что касается "молодых" воинов, то они помалкивали, оставаясь как бы в стороне.
- Они ненавидят тебя, Иван, по-прежнему! - уверенно сказал Шорник. - А теперь, после того как ты проявил себя с хорошей стороны, их злоба усилится. Особенно опасайся Розенфельда. Он очень не любит и боится умных людей, особенно русских, так как считает, что умными имеют право быть только евреи!
- Что поделаешь? - ответил Зайцев. - Людей не изменишь и придется примириться с тем, что есть. Спасибо за предупреждение! Буду стараться вести себя осторожней!
Затем Шорник сообщил Ивану о том, что вот уже неделю солдаты хозподразделения выезжают в колхоз на уборку трав.
- Когда это они успевают? - удивился Зайцев. - Ведь сейчас все работают на строительстве дома Розенфельда?
- Видишь, сам командир отдал приказ. А ему, в свою очередь, предписал обком партии: выделить столько-то солдат для помощи колхозу.
- Ну, и как они? Справились с работой?
- Где? На стройке? Нет, там еще не закончили. Впрочем, там работа и не прерывалась. Обычно там заняты десять - двенадцать человек каменщиков. А в колхоз посылают по двадцать человек от каждой роты. Приходится снимать людей и со свинарника, и с теплицы, и с прочих объектов. Но тех, кто строит по заданию Розенфельда, никуда не посылают!
- Значит, и меня могут отправить в колхоз?
- Уже давно бы отправили. "Папа" ходил к полковнику Худкову и просил послать в колхоз всех штабников, но тот ему отказал. Разрешил только по воскресеньям. Но видишь, в этот выходной мы все никуда не ездили!
- Ладно, пошлют так пошлют, - вздохнул Зайцев. - Мы - люди подневольные. Наше дело - выполнять приказы…К тому же будет возможность хотя бы побывать за пределами части. Все же проходит лето, а мы тут сидим безвыходно за стенами с колючей проволокой…
- А ты хочешь прогуляться по воле? - улыбнулся Шорник. - Я вполне могу тебе это устроить!
- Каким образом?
- Сегодня после обеда "старики" пойдут в "самоволку" на речку. Если хочешь, я поговорю с ними, и они возьмут нас с собой?
- Да ты что? Не успели мы еще и двух месяцев отслужить в хозроте и уже в "самоволку"? Еще кто выдаст…Не миновать тогда беды!
- Да не бойся! Я поставлю "старикам" бутылку-другую, да скажу, что это ты денег дал, и они ничего не будут иметь против твоей прогулки.
- А где ты возьмешь деньги?
- А там, где и раньше брал!
- Что? Большой секрет?
Шорник с сомнением посмотрел на Ивана. - Я пока не могу тебе сказать, где достаю деньги, - задумчиво проговорил он. - Но если ты захочешь обо всем узнать, я когда-нибудь тебе расскажу. Но только не сейчас. Это такое дело, что лучше пока тебе ничего не знать.
- Какие-то тайны, - подумал Иван. - Впрочем, это его дело, где он берет деньги. Меня это не касается.
Ивану очень хотелось побывать "на природе" и, тем не менее, он колебался.
- Кто их знает, Вацлав, что у них на уме? Не выдадут "старики", так "молодые" заложат!