На следующий день роте предстояло принять участие в спортивном мероприятии части. Об этом объявил на вечерней поверке командир роты, который вновь соизволил прибыть в свое подразделение перед отбоем. Оказывается, назавтра в части будет несколько спортивных состязаний. И тяжелая атлетика, и подтягивание на турнике, и даже футбольный матч. На все эти соревнования были уже подобраны известные спортсмены, а вот остальным воинам предстояло пробежать три километра.
- Смотрите, иоп вашу мать! - грозно произнес Розенфельд. - Чтобы добросовестно пробежали положенное расстояние! Пятнадцать минут - вот необходимый норматив! И если кто в него не уложится, то я вам, иоп вашу мать, дам!
В это утро после подъема воинов на зарядку не посылали. Выстроив роту на утреннюю поверку, командир роты снова предупредил своих подчиненных об ответственности за плохую пробежку. - Смотрите, не ударьте лицом в грязь, иоп вашу мать! - подытожил он свои назидания. - Сам командир будет на смотре!
Как обычно, завтрак завершился построением всех подразделений части на плацу.
Пройдя строевым шагом мимо трибуны командира части, воины выстраивались в установленном для каждого подразделения месте. Наконец, все роты заняли свои места, и командиры стали поочередно кричать "смирно!" и бегать с рапортами к вышестоящим начальникам. По завершении этого ритуала, командир части объявил с трибуны в микрофон: - Дивизия, смирно!
Все замерли.
- Сегодня у нас, товарищи, спортивный день! - сказал комдив. - Я надеюсь, что каждый из вас добросовестно отнесется к полученному заданию. Думаю, что вы оправдаете то высокое доверие, которое мы вам выражаем!
Далее командир предоставил слово замполиту части полковнику Прохорову. Тот немедленно сообщил о своей верности "славному делу Маркса - Энгельса - Ленина" и указаниям Леонида Ильича Брежнева, проклял американский империализм, пригрозив ему неминуемой карой, после чего благословил солдат на "спортивный подвиг".
Воины прослушали еще пару речей военачальников, и торжественный митинг завершился. Правда, на трибуне возникло минутное замешательство, когда к репродуктору пытался прорваться знаменитый оратор подполковник Коннов. Но генерал, увидев эти попытки, энергично махнул рукой, и офицеры, сомкнувшись около трибуны, воспрепятствовали благородному порыву политработника. Воины хозяйственной роты переглянулись: они знали, что генерал не может переносить речи Коннова, поскольку не терпит многословия и пустой говорильни…
После того как командир и его окружение покинули трибуну, роты повзводно направились к стартовой полосе, расположенной в самом начале плаца.
Сперва побежали курсанты учебного батальона, за ними - кабельно-монтажная и радио-монтажная роты и, наконец, дошла очередь до хозяйственного подразделения.
- Рота! Бегом - марш! - скомандовал Розенфельд и отошел в сторону.
Солдаты рванулись вперед.
Конечно же, им следовало бы не мчаться первые метры, как угорелым, а сберечь силы на последний этап. Однако куда тут денешься, если товарищи пренебрегают здравым смыслом! Пришлось Ивану бежать вместе со всеми, чтобы не выйти из строя и не потерять из виду свою роту.
Так они пробежали первый круг.
Постепенно скорость стала снижаться. Уже стали попадаться на пути хозяйственников воины учебных рот, не выдержавшие непривычного темпа.
Хозяйственники, конечно, бегали на зарядку каждое утро, но ведь не на три же километра! После второго круга нашим героям стали все чаще и чаще встречаться отстающие воины других рот. Вот, наконец, поредела и хозяйственная рота. Иван уже давно почувствовал усталость. С непривычки не хватало воздуха. Правый бок болел, как будто его кто-то отбил! Но он продолжал бежать, стараясь не оторваться от своих товарищей. После двух с половиной кругов хозяйственная рота уменьшилась на две трети. Оставалось каких-нибудь пятьсот метров, когда Иван почувствовал, что уже дальше бежать не может. Ноги у него стали ватными, в глазах появились темные пятна. Дышать становилось все трудней и трудней, но он, стиснув зубы, все бежал и бежал. Наконец, впереди показались красные флажки. - Финиш! Только бы дотянуть! - мелькнула мысль. И, собравшись с последними силами, Зайцев преодолел проклятую черту, едва не свалившись на землю.
- Семнадцать-десять! - Раздался крик капитана Сиротина, фиксировавшего время по секундомеру.
- Не уложился в норматив, черт бы их побрал! - как-то равнодушно выругался Зайцев и лег на траву. Он чувствовал себя так дурно, что ему уже было не до каких-то там рекордов или угроз Розенфельда.
Г Л А В А 11
П О Л И Т З А Н Я Т И Я
На вечерней поверке командир роты с гневом распекал хозяйственников. - Никуда не годитесь, иоп вашу мать! Вы можете только баб по теплицам таскать да пердеть! - возмущался он. - А "старики"? Какой пример показываете молодежи? Семеро самых здоровых лбов накануне соревнования слегли в лазарет! Гандоны!
Оказывается, из всей роты до финиша дотянула только треть солдат. А результат Ивана был далеко не самый худший! Ни один воин хозподразделения не достиг нормативного показателя, в то время как победители - курсанты учебного батальона - несмотря на то, что прибежали к финишу с большими потерями в личном составе, чем хозяйственники, четыре раза превысили норматив.
- Товарищ капитан, - обратился Зайцев к Розенфельду после роспуска роты. - Мне кажется, что там неправильно фиксировали наше время на финише!
- Почему? - удивился Розенфельд.
- Я вот прохожу спокойным шагом один километр за десять минут. Значит, три километра прошел бы за тридцать минут! Так неужели мы не бежали хотя бы вдвое быстрей, чтобы достигнуть пятнадцатиминутного норматива?! Да ведь мы промчались, как угорелые, целых два километра! А последний преодолели тоже никак не медленней пешего шага!
Капитан задумался. - А ведь ты прав! - сказал, наконец, он. - Неужели Сиротин нас объегорил? - Вдруг он побагровел: - Ах, вот оно, в чем дело! Сиротин-то ведь, как я слышал, заключил пари с замполитом части, что наша рота не сможет преодолеть даже нормативный рубеж! Вот оно что! А я, плядь, дурак, до этого и не додумался!
И Розенфельд поплелся в каптерку, осыпая потоками нецензурной брани и соревнования, и их организаторов, и своих подопечных.
Но как не психовал командир роты, этим вряд ли можно было поправить дело. Как говорится: "после драки кулаками не машут". И не из тех людей был Розенфельд, чтобы устраивать громкие скандалы, так что история с соревнованием вскоре была забыта и лишь фотографии курсантов-победителей пробега, вывешенные на специальном месте у входа в клуб, напоминали о минувшем.
В воскресенье сразу после завтрака в роте проводилась политинформация. Обычно мероприятия такого рода планировались на субботу, но в связи с соревнованием, столь важное дело перенесли на воскресенье.
В роте ожидали лектора из штаба. К хозяйственникам часто приходил сам замполит части полковник Прохоров. Воины охотно посещали его беседы и, хотя бравый замполит имел довольно предвзятое мнение о хозроте (он, например, видя кого-либо из хозяйственников в столовой, клубе или где бы то ни было, неизменно произносил: - Пьяницы, хозподразделение!), он рассказывал так много всевозможных историй о происшествиях с воинами части и так беспощадно бичевал нарушителей, что солдаты с удовольствием выслушивали подробности всех сплетен, накопившихся в Политотделе.
Особое наслаждение доставляло товарищам описание взысканий, налагаемых на нарушителей.
Россияне, в большинстве своем, просто обожают слушать, как страдают и мучаются окружающие. Однако внешне они сочувствуют пострадавшим и иногда могут пустить слезу жалости. Но одновременно с лицемерным сочувствием нет-нет, да и появится мысль: - А ведь меня пронесло! Значит, моя жизнь не так уж плоха!
Таким образом горе одних людей способствует подъему морального духа других.
Неплохо проводили политбеседы и другие политработники и даже сам командир роты капитан Розенфельд. Последний увлекал публику рассказами об изнасилованиях женщин, которые совершали воины части за период его воинской службы. А так как многоопытный командир роты отслужил уже больше двадцати пяти лет, ему было о чем рассказать!
Одного только лектора воины не хотели видеть - Виктора Прохоровича Коннова! Он неоднократно бывал в роте и оставил о себе самые печальные воспоминания. Достаточно сказать, что вместо часа-полутора, отводимых на занятие, он затрачивал по три-четыре часа и распинался перед измученными солдатами вплоть до построения на обед. И никак нельзя было избежать его лекций, ибо умудренный опытом прошлых занятий, он всегда требовал список личного состава роты и начинал нудно и скрупулезно выяснять, почему отсутствует такой-то воин. Затем на стол замполита части ложилась докладная о том, что некоторые солдаты (фамилии их обязательно перечислялись со всеми должностными подробностями) игнорируют политические занятия. Прохоров устраивал скандал! Были даже случаи, когда по навету Коннова неосторожные хозяйственники попадали на гауптвахту!
Впрочем, в этот день солдаты не унывали. Подполковник Коннов уже не так давно, около двух месяцев тому назад, побывал в роте вместо замполита Прохорова, отсутствовавшего в то время, поэтому было маловероятно, что он снова придет на занятие.
Итак, хозяйственники заполнили Ленинскую комнату, заняв свои места за столами. Розенфельд в свое время определил, кому какое место принадлежит. Естественно, "молодые" воины располагались за первыми столами, поближе к командирам, а "старики" сидели за ними, чтобы спокойно дремать или писать домой письма.