Глава четвертая
- О-о! Госпожа Линь, вернулись! Красиво у нас здесь, правда? Кругом море, а какие виды? Нигде таких не найдешь. Это все стоит осмотреть подробно! - этими словами Юй Цзин-тан, вышедший из школы, приветствовал Дао-цзин. Казалось, что улыбается каждая черточка его лица - даже непрестанно мигающие веки.
Не дав Дао-цзин раскрыть рта, он продолжал:
- Сегодня утром я ходил в город, чтобы повидать начальника уезда господина Бао. Наш начальник молод, отличается высокой нравственностью. Мы с ним однокашники. Но, к сожалению, он уехал в столицу провинции на совещание, и я не смог его застать. Что ж, придется вам пожить у нас несколько дней, подождать, пока он вернется, а там все устроится.
Дао-цзин молча слушала, вопросительно глядя на желтое узкое лицо Юй Цзин-тана.
Он поспешил успокоить ее:
- Да вы не волнуйтесь, пожалуйста, не отвергайте моего скромного участия.
- Вам не нужно извиняться. Если ничего не выйдет, я вернусь в Бэйпин, - ответила Дао-цзин.
В эту минуту ей отчетливо представилась вся неопределенность ее положения: брат с женой куда-то уехали, работы здесь нет. Надо возвращаться, но денег на дорогу не осталось. Да если бы они и были, что толку: ведь работу в Бэйпине все равно не найдешь.
Дао-цзин тяжело вздохнула.
- Госпожа Линь, помилуйте, я для вас ничего особенного не сделал! Буду я в Бэйпине - тоже, может случиться, обращусь к вам за помощью…
Юй Цзин-тан произнес это искренним, дружеским тоном, и его слова несколько развеяли грустные думы Дао-цзин.
- Спасибо! Но хорошо было бы, если бы начальник уезда поскорее вернулся.
- Конечно, конечно, он скоро вернется, очень скоро! О-о! Да вы, наверное, с самого утра ничего не ели? Вас уже давно ждет обед.
Он обернулся к дверям и крикнул старику сторожу:
- Эй, старина, принеси скорей поесть госпоже Линь!
Старик захлопотал. Юй Цзин-тан, поклонившись, ушел.
Дао-цзин посмотрела на стол, уставленный тарелками, и на сердце у нее стало еще тяжелее. Она ни к чему не притронулась.
Еще до отъезда из Бэйпина Дао-цзин просила своих подруг и учителей подыскать ей какую-нибудь работу. Однако со времени ее приезда в Бэйдайхэ прошла уже неделя, но писем от них не было. О приезде господина Бао тоже ничего определенного директор сказать не мог. Нудный голос Юй Цзин-тана и его бесконечное "О-о! Конечно, конечно!" начинали раздражать Дао-цзин и вызывали у нее сомнения в искренности его дружеских заверений.
"О-о! О-о! Госпожа Линь, не беспокойтесь! Господин Бао, конечно, скоро вернется".
"О-о! О-о! Простите за нескромность: скажите, пожалуйста, вы замужем? У вас есть жених? Извините, я спросил это просто так".
Ежедневно Юй Цзин-тан наведывался к Дао-цзин, каждый раз нудно повторяя одно и то же.
"Почему он все уговаривает меня не уезжать, да еще уверяет, что устраивает меня на работу… Ждет какого-то господина Бао… И еще эти вопросы: замужем ли я, есть ли жених? Зачем ему это?" Дао-цзин все больше разочаровывалась в Юй Цзин-тане. Ей хотелось как можно скорее уехать отсюда, но чужой, незнакомый мир так велик! Куда ей ехать? Дао-цзин оставалось лишь набраться терпения.
Прошло десять дней. Друзья из Бэйпина по-прежнему молчали. О возвращении господина Бао известий тоже не было.
Настроение Дао-цзин день ото дня становилось хуже, она осунулась и побледнела. Единственным местом, где девушка могла укрыться от болтовни Юй Цзин-тана и развеять свои тягостные мысли, было море, ставшее теперь для нее близким другом. Она целыми днями пропадала на берегу.
Обычно после завтрака Дао-цзин сразу уходила на море. Стоило ей только окинуть взором бескрайную голубую ширь и увидеть вдали одинокий парус, как на душе становилось легче, словно чья-то теплая, ласковая рука касалась ее и успокаивала. Хотя она больше не испытывала такой радости, как в первые дни приезда, - не играла на губной гармошке, не собирала ракушки, не ходила в горы, чтобы полюбоваться открывающимся оттуда видом, - она по-прежнему горячо любила море. Независимо от того, каким оно было: гладким и блестящим, как шелк - в тихую погоду, либо ревущим, как свирепый зверь - в бурю, она целые дни проводила на большом обломке скалы, упавшем в воду, и смотрела на море ласково, как на дорогого сердцу человека. Печальные глаза Дао-цзин всегда были устремлены вдаль. Иногда она опускала голову, и с губ ее срывалось одно короткое слово: "Мама!" После того как бабушка Ван поведала Дао-цзин ее трагическую судьбу, перед взором девушки часто вставал образ матери.
Окрестные крестьяне и дети с удивлением смотрели на грустную молодую девушку, одетую во все белое, которая с утра до вечера сидела на берегу моря.
Но однажды однообразие ее жизни у моря было нарушено. В один из вечеров, когда Дао-цзин задумчиво смотрела на поднимаемые приливом волны, она вдруг услышала за спиной голос:
- Пора бы вернуться, вас уже давно ждут. Ужин готов.
Дао-цзин обернулась и увидела молодого человека с темным, худощавым и улыбающимся лицом. Она видела его и раньше, когда он прохаживался неподалеку по песчаному берегу. Но ни разу они не заговаривали друг с другом.
Мгновение Дао-цзин смотрела на него большими глазами. Казалось, она не расслышала его слов.
- Я говорю, пора возвращаться ужинать! Надо беречь себя, ведь так и заболеть недолго, - ласково повторил молодой человек.
Он был коротко подстрижен, одет в коричневую студенческую форму, небольшие глаза светились живостью и умом. Таких людей редко встретишь в деревне, и Дао-цзин давно обратила на него внимание. Но сейчас, когда он так неожиданно заговорил с ней, она лишь ответила: "Спасибо", повернулась и ушла.
* * *
Сидеть на камне надоело. Дао-цзин спускалась к воде и прогуливалась по берегу. Она шла до пляжа, где купались дачники, проходила мимо огороженной глухой стеной дачи.
Как-то раз она снова набрела на серые рыбачьи палатки и иву за большим камнем. Дао-цзин сразу же вспомнила женщину с грудным ребенком. Не видя ее нигде, Дао-цзин обратилась к одному из рыбаков, сидевших рядом с палатками вокруг закипающего котла.
- Здесь была женщина, она чинила у вас сети - где она?
- Кто? - удивленно переспросил рыбак. - Здесь нет женщин. Кого ты ищешь?
Дао-цзин рассказала о своей встрече.
- А-а, вон ты о ком! - рыбак на минуту оторвал взгляд от котла. - Умерла она… бросилась в море. Смерть была для нее избавлением. Сколько перенесла в жизни, бедняга! Ребенка вот жаль: совсем крохотный был. Вместе с ним и утопилась… Совсем недавно…
Взволнованная, она шла по мягкому песчаному пляжу.
Ей вспомнилось худое, пожелтевшее лицо ее недавней собеседницы с ничего не выражающим взглядом, плачущий от голода ребенок. Потом их заслонил образ ее собственной матери, с растрепанными волосами, кричащей: "Верните мне ребенка!" У Дао-цзин ослабели ноги, сердце стучало тяжело и прерывисто, но она, собрав все свои силы, продолжала идти с единственным желанием поскорее вернуться домой и лечь в постель.
- Эй, белая курочка! Цып-цып-цып! - неожиданно услышала она насмешливый голос.
Дао-цзин подняла голову. На пляже под лучами солнца лежала небольшая компания совершенно голых парней - "золотая молодежь". Возле них валялись яркие надувные спасательные круги, купальные костюмы, изящные зонты от солнца и целая куча винных бутылок.
Дао-цзин испуганно отшатнулась.
- Эй, сестра! Медицина! Мы так устали! Иди сюда, помассируй нам ноги!
Раздался взрыв хохота. Тут Дао-цзин поняла, что все это относится к ней, так как других женщин поблизости не было. Ее захлестнула волна гнева. Она выпрямилась и, гордо вскинув голову, прошла мимо компании бездельников. Через несколько шагов она остановилась и, закусив губу, окинула их уничтожающим взглядом, который сразу охладил пыл молодых наглецов и заставил их замолчать. Дао-цзин повернулась и не спеша двинулась дальше. Но не прошла она и нескольких шагов, как за ее спиной снова послышались насмешливые голоса:
- О, она даже не смутилась!
- Какой взгляд!.. Белая курочка вдруг превратилась в свирепую орлицу!..
Дао-цзин не оглянулась. Вынув платок, она с ожесточением вытерла навернувшиеся на глаза слезы.
Когда она подходила к Янчжуану, день уже клонился к вечеру. Погода изменилась: небо заволокло тучами. Дао-цзин устало присела на песок и устремила взгляд на море. Спокойное в тихую погоду, сейчас оно потемнело и посуровело. Волны, кипевшие у берега, грозно шумели словно несущийся во весь опор большой табун лошадей. Так же, как помрачнело море, стало пасмурно и тоскливо на душе у девушки. Присев на влажный песок, она медленно чертила на песке:
Горькие слезы лью, душа охвачена грустью:
Долго ль богатству и знати будет у нас почет?
Только никто не видел, чтоб Фэнь изменила русло.
Гуси стремятся к югу, как прежде, из года в год…
- Это танские стихи? - услышала Дао-цзин голос за спиной.
Обернувшись, она увидела уже знакомого ей темнолицего, худощавого молодого человека. Он стоял и улыбался.
- Любите стихи? Может быть, сами пишете? Здесь в Бэйдайхэ, на берегу моря, они очень легко слагаются.
Дао-цзин почему-то покраснела. Она быстро вскочила, стряхнула песчинки с волос и чуть слышно ответила:
- Нет, я не пишу стихи!
Она хотела тотчас же уйти, но юноша остановил ее:
- Сейчас будет гроза, можно вас проводить? Почему вы целые дни сидите на берегу?
- Не надо. Спасибо! - пробормотала Дао-цзин и, повернувшись, побежала домой.