- Не кувшин, дубина, - ответил я, - а то, что в нем находится. - Я замолчал и нахмурил брови. - С чего мне тебе об этом рассказывать, кстати? Это не твое дело. Проваливай.
- Не дождешься, - сказал он. - Это агора, а я - гражданин Афин. Говори, что у тебя в кувшине.
Я покачал головой.
- Ничего я тебе не скажу. Заведи себе собственный, если тебе так горит. А этот кувшин - мой.
Я встал и выказал готовность удалиться; тотчас же вся толпа (которая уже успела вырасти), окружила меня, чтобы остановить.
- Расскажи нам, что в кувшине, - быстро сказал тот человек. - Давай, мы не собираемся его у тебя отбирать. Мы просто хотим знать, что внутри.
- Уж конечно, хотите, - яростно сказал я. - Но если вы думаете, что я собираюсь делиться с такими, как вы, тем, что мое по праву рождения, вы сильно заблуждаетесь. Катитесь отсюда.
Слова "право рождения" захватили их внимание. Кто-то из задних рядов воскликнул:
- Я знаю его, это сын Эвтихида. Ну, знаете, Эвтихида из Паллены, которые давеча умер.
- Спасибо большое, что напомнил, - сказал я горько. - Как ты верно заметил, отец мой умер несколько дней назад, и да, этот кувшин - моя доля наследства. А теперь убирайтесь и оставьте меня и мою собственность в покое, не то мне придется прибегнуть к силе закона.
Еще один зевака наклонился поближе, чтобы рассмотреть меня.
- Эвтихид-пятисотмерник? И все, что тебе досталось - этот маленький кувшин?
Я кивнул.
- И то, что в нем. Кто бы ты ни был, второй раз предупреждать не буду. Проваливай, пока я не нанес тебе увечье.
Толпа к этому моменту разрослась до тридцати человек. Я решил, что этого достаточно.
- Да давай же, - завопил кто-то. - Расскажи, что у тебя в кувшине, богатый ублюдок.
Даже если бы я сам писал сценарий, то не смог бы придумать ничего лучшего.
- Кого ты назвал ублюдком? - взревел я, подчеркнуто не заметив эпитета "богатый". Это не осталось без внимания.
- Ты собираешься сказать нам, что у тебя в кувшине, или нет?
- Ладно. - Я вздохнул и уселся на место. - Ладно. Если вы обещаете разойтись и оставить меня в покое, я скажу. Довольны?
Раздался одобрительный ропот и все принялись рассаживаться вокруг, пихаясь и толкая друг друга локтями.
Благодарение богам, сказал я себе, за неизменное афинское любопытство.
- Мой дед Эвпол, - сказал я, - был большим другом прославленного философа Сократа, вероятно, мудрейшего человека за всю историю человечества. - Я помолчал мгновение. - Я надеюсь, вы хотя бы слышали о Сократе?
- Конечно, слышали, - ответил кто-то с нетерпением. - Давай, рассказывай себе.
- А если вы слышали о Сократе, - сказал я, - то вы должны знать и о его ручном демоне, о котором он говорил на суде.
("Ручной демон" - это лучший перевод, который мне удалось подобрать для вашего звериного зубодробительного языка, Фризевт. По-гречески это звучит как "даймонинон ти" и означает, в том числе, что-то вроде "малая часть божественной субстанции". Однако я хотел, чтобы эти люди думали именно о ручном демоне).
- Конечно, знаем, - сказал кто-то.
- Хорошо, - продолжил я, кивнув. - Итак, после того, как Сократа судили и приговорили к смерти, дед отправился навестить его в тюрьме, прихватив корзину фиг и маленький кувшин вина. Некоторое время они разговаривали, а затем Сократ спросил деда, не хочет ли он забрать себе ручного демона. Конечно же, дед пришел в восторг, ибо речь шла о демоне, который жил у Сократа в ухе и нашептывал ему разные невероятно мудрые вещи, благодаря которым он и снискал всемирную известность.
- Обожди, - сказал, тем не менее, мой дед. - А он останется со мной? Или же попытается сбежать?
Сократ кивнул.
- О, он совершенно предан мне, - ответил он. - Он не захочет жить ни с кем другим, после того, как я уйду. Если ты хочешь удержать демона, его придется запереть куда-нибудь, чтобы он не улетел.
Дедушка посмотрел вокруг и увидел пустой винный кувшин.
- Это подойдет? - спросил он.
Вдвоем им удалось выманить демона из сократова уха в кувшин. Вот в этот кувшин. - добавил я, поднимая сосуд, - в котором он остается по сей день. Конечно, - продолжал я, - демону не нравится ютиться в кувшине, и поэтому он не сказал ни единого слова деду, а после него - отцу. Но однажды, когда мне было семь лет, я играл в доме. Внезапно мне показалось, что я слышу голос, доносившийся из этого маленького кувшинчика. - Привет, - сказал я. - Кто здесь?
- Короче говоря, мы с демоном подружились; я знать ничего не знал о Сократе и обо всем, что с ним связано, а демону смертельно надоело торчать в кувшине в полном одиночестве. В результате он согласился говорить со мной - но больше ни с кем. И вот теперь мой отец умер, мы разделили между собой его имущество, и я взял себе демона. В конце концов, - добавил я, - он один стоит гораздо больше, чем все остальное вместе.
Последовала долгая уважительная пауза; затем кто-то сказал:
- Я понял, что кувшин волшебный, однако в чем его практическая ценность? Я хочу сказать, какой прок от ручного демона?
Я рассмеялся.
- Ты что, шутишь? - сказал я. - Настоящий живой демон? Демон Сократа? Демон, ответственный за всю мудрость самого мудрого из когда-либо живших?
- Ты прав, - согласился зевака. - На самом деле я как-то слышал, будто демон рассказывал Сократу, где искать клады.
Я энергично потряс головой; последнее, в чем я нуждался, это репутация искателя кладов. Не хватало еще, чтобы люди таскались за мной и били по голове всякий раз, когда мне вздумается выкопать ямку, чтобы посрать.
- Не говори ерунды, - сказал я. - Вот скажи, кто-нибудь когда-нибудь видел Сократа при деньгах? Нет, сокровища, которые демон помогал ему найти, куда ценнее простого серебра. В конце концов, - добавил я, - это афинский демон.
В ответ раздался дружный смех. О, конечно же, афиняне так же любят деньги, как и все остальные; боги свидетели, они разорили достаточно городов и продали в рабство достаточно детей в погоне за ними. Но спроси среднего афинянина, выбранного наугад на площади, что он ценит больше - серебро или мудрость, и когда он ответит - мудрость, существует довольно большая вероятность, что он не врет. Или по крайней мере думает, что не врет. Разумеется, то, что мы зовем любовью к мудрости, не более чем простое любопытство. Ты видел, как кот обнюхивает опрокинутый горшок, осторожно сует лапу внутрь, толкает, пытаясь его перекатить. Точно так же мы, афиняне, смотрим на весь мир; мы не можем оставить его в покое, мы беспрерывно осматриваем, обнюхиваем, обстукиваем и ощупываем его, пытаясь узнать, что же у него внутри. В этом наша главная сила и главная слабость, в этой вечной жажде нового, как сказал знаменитый Фукидид. Эту страсть нельзя назвать мудростью, пожалуй; лично я считаю, что мудрость - это умение вовремя остановиться, но ты можешь оценить, как все перепуталось.
- Этот демон, - спросил кто-то. - Ты можешь задавать ему вопросы?
- Конечно, - ответил я.
- Ладно, - продолжил этот человек. - Я спрошу тебя, ты спросишь демона, а потом скажешь мне, что он ответил.
Я покачал головой, напустив на себя вид богача, несклонного к сотрудничеству.
- С чего бы? - сказал я.
- Я тебе заплачу.
Я оскорбился.
- Отвали, - сказал я.
- Я заплачу тебе три обола.
- За три обола, - ответил я, - я бы не стал узнавать у демона цвет его кувшина.
- Ладно, - сказал человек. - Четыре.
- Катись в преисподнюю.
- Пять.
На мгновение я заколебался.
- Не пойдет.
- Хорошо, - сказал он. - Одна драхма. Целая драхма всего за один вопрос.
Я посмотрел на кувшин. Я покусал губы. Я нахмурился. Я опять посмотрел на кувшин.
- Драхма? - переспросил я.
- Серебряная драхма.
Я вздохнул.
- Ох, хорошо, - сказал я и протянул руку. - Ладно, что за вопрос?
Мужчина прочистил горло.
- Спроси демона, - сказал он, - будет ли мое новое деловое предприятие успешным.
Я глубоко вдохнул, закрыл глаза и прижал кувшин к левому уху. Я просидел без движения столько времени, что отсидел ноги, а левая рука у меня затекла.
- Ну? - спросил наконец мужчина.
- Заткнись, - отрезал я.
- Извини.
Когда я уже не мог больше выдерживать неудобство, я выпрямился, застонал (совершенно чистосердечно) и открыл глаза.
- Ты готов? - спросил я.
- Да.
- Ладно.
И я продекламировал:
Горе вые собачьей, горе орла железным когтям
Горе земле, где свинью предпочтут урожденному сыну!
О скорби своей сокрушайся тем больше, чем ближе закат
Узри, как откатится камень, оливы росток обнажив.
Последовало продолжительное молчание.
(Признай, Фризевт, ты впечатлен; звучит в точности, как прорицание оракула и притом совершенно ничего не значит. Точнее, это может означать, что угодно, в чем и заключается секрет успеха хорошего прорицателя. Позволь сознаться: я оказался способен на такое только потому, что мы с Эвтифроном часами сочиняли подобную ерунду, такая вот была у нас игра. У него получалось лучше; можешь сам оценить, насколько хорош он был).
- Поразительно, - сказал наконец мужчина. - Чтоб мне провалиться, откуда ты все это узнал?
Я пожал плечами.
- Понятия не имею, о чем ты говоришь, - сказал я. - Ты, наверное, забыл, это не мои слова, а демона. Ты что-нибудь понял? По мне, так полнейшая чепуха.