* * *
- Из вашего взвода, красноармеец Достовалов, должен быть наряд сопровождать пленных в штаб. Бойцы, однако, отказались брать тебя. Почему?
Комиссар прохаживался, шинель внакидку. За столом пили чай трое пленных, макали в кружку сухари.
Хари-то у них, кирпича просят - известно, на заграничных хлебах наели.
- Я б, товарищ; комиссар… - Ишь, гады, сухарики грызут. - Я б их до первого бугра довел, товарищ комиссар.
У пленных рожи сытые вытянулись.
- Вот как? - сказал Телегин и шинельку поправил.
Не избу я видел с лавками вдоль стен, с божницей в кутнем углу - стоял перед глазами бугор суходольный, на голом темени сухой песок. Не товарища комиссара я видел - Ширяева, как он песок кровью поил, топорами изрубленный.
- Ты кто по соцпроисхождению? - резко обратился комиссар к пленному с краю.
- Тульские мы, - вскочил тот, руки по швам. - Из крестьян.
- Ты? - поднял комиссар другого пленного с лавки.
- Из Маймаксы. Насильно мобилизованный. Из судоремонтников я, котельщик.
- Выйдите, - не спросив третьего пленного, комиссар всех их выдворил из-за стола.
Гурьбой, толкаясь высыпали они вон.
Телегин остановился у окошка.
- Д-да, насчет классового чутья у тебя, товарищ;, обстоит неважно. Очень плохо обстоит. Кстати, как эти в плен попали? Кто брал?
А я и брал. Заодно с Загидулиным. Секрет белых обнаружен был с вечера. Подползли мы. Луна, светлынь. Загидулин, не долго думая, крикнул: "Кончай базар, давай плен. Лазаренко, держи их на мушке!" Дескать, нас много. Ну, те трое остолопов руки вверх и винтовки кинули.
Телегин усомнился:
- Загибаешь, товарищ! То у тебя луна, светло, то белые не заметили, что вас двое. Сдались без сопротивления. Подумаешь, силачи у вас объявились в третьей роте, семеро одного не боятся!
Прищуренный глаз комиссара с ехидцей выцеливал меня в упор.
Дыхание зашлось: будя… не цепляйся, комиссар. Будя душу-то вынать! Взяли мы с Загидулиным беляков честно. Ротный, обратно же, хвалил и руку перед строем жал.
Я вытянулся, звякнули на поясе гранаты.
- Разрешите идти?
Телегин все в упор выцеливал.
- В бою злость - надо. Но после боя? Что с тобой происходит, парень? Коммунисты на добрые дела народ подняли. Революция! Тыщу лет о ней светлые умы мечтали! С ненавистью ломать можно, строить - нельзя. По злобе людей не осчастливишь.
- Что беляков добром-то наделять? - вспыхнул я.
- Ты о пленных? А они ж не белые. Они пока что серые… Нет, новый мир так не создашь. Где найдешь окончательно-то и бесповоротно идейных? Какие есть люди, их и надо воспитывать, чтобы в будущее вместе идти.
Прискакал нарочный из штаба. С порога выдохнул:
- Срочный пакет!
- Ну вот, - развел руками комиссар. - Когда и с народом работать при вечных недосугах? В деревне остался заслон, большая часть отряда спешно была переправлена на правый берег Двины.
Бои, бои… На железнодорожном направлении сдана станция Обозерская, онежский фланг белых соединился с наступавшими от Архангельска американцами. На Печоре князь Вяземский… Тяжелые дни переживает Северный фронт республики.
* * *
Поле. Ровное-ровное, гладь и простор, оно мнится и частью неба и частью земли, великой земли, которой нет и от веку не будет конца-краю…
Со стен окопа стекал песок. Струями, ручьями. Желтый, зернистый. Рожь, поди, родит на этом песке. За пшеницу не поручусь: ей надобна земля сытая, мягкая. Изведано, за большака небось хозяйствовал. Тек, осыпался на дно окопа песок. Курчавились на небе облака, и стлало от деревни дым - чуждый полю смрад пожарища. Горела деревня, подожженная орудийным огнем.
По тому, как противник лупил, не жалея снарядов, не столько по обороне, по окопам, сколько по площадям, было ясно - перед нами каманы.
Жучат снарядами почем зря. Сперва артналет, следом атака. Во… во! Пошли!
Кто - не худо б узнать. Юбки в клетку, то шотландцы. Береты с помпонами - французы. Пилотки, - стало быть, англичане. Если шляпы, так американцы.
Ветер нам в спину. Задыхаемся в копоти, в чаду пожарища.
Шли на приступ окопов вражеские цепи… Гудело, ревело где-то уже за деревней - батареи перенесли огонь в глубь обороны.
Оборона? Никого там, сзади-то нас, одни поля.
На бруствер выскочил комиссар товарищ Телегин личным примером воодушевить бойцов.
- Северные орлы, держаться стойко! Революционное презренье тому, кто спину врагу покажет!
Подпустили врага, и затакали часто оба ротных пулемета. Во фланг, считай, в упор, когда одна пуля троих прошивает насквозь, прежде чем смирить свой смертный лет.
- Гранаты к бою!
Слава богу и интендантству: гранат у нас навалом!
Отбитые гранатами, посеченные пулеметами, отхлынули вражеские цепи.
Несет дым над полем. Несет над полем паутинки. День ведреный, чего ж паутине не лететь?
Аэропланы подкрались со стороны солнца. Неуклюжие, тупорылые махины с выключенными моторами спланировали к полю. Хлынул дождь при ясном небе. При солнце, в смрадном дыму свинцовый ливень.
Развернувшись, аэропланы на втором заходе стали бомбить. Сверкнула под крылом передней машины капелька. Крошечная, блеснула она металлом.
Не судите деревенского парнишку, очень хотелось увидеть, как бомба падает, и высунулся я из окопа.
Крошечная, остро сверкнула капелька, мгновенно пропав, поглощенная сияющей синью неба. Тотчас сверлящий визг пронзил мне уши, горячее, дымно-красное облако накрыло с головой.
Глава XIX
Два пишем, три в уме
"Кто такая?", "Почему в прифронтовой полосе шляешься?" Взяли меня конники в кольцо. Рта не дают открыть. Особенно этот чубатый зубоскал. На смех меня поднял: "В штаб тебе? Не комфронта товарищ Кедров, случаем, понадобился? Или я не Серега Белоглазов, или нам очки втирают и вола крутят нахально!"
Провалиться мне, если не Серега давеча муку нес по просеке! Он и пригнал меня, как под конвоем, в село, прямо на пристань.
На берегу подвод, народу - шум и толчея.
Идет погрузка…
Отступление, ну да. Теснят опять наших на фронте.
Отчалил пароход без гудка, взяв на буксир баржу, заполненную красноармейцами, лошадьми, повозками. Пароход был перегружен: в трюме, на палубе раненые, воняет карболкой, йодом, по настилам стучат костыли и бегают запаренные санитары.
Серега все ж добыл отдельную каюту. Жох ведь и проныра. Сапожки наваксил, галифе раздул пузырями - и пошел, пошел по палубам. С сестрами в белых передниках перемигнулся - захихикали, будто невесть какой им достался подарочек. У матросов покурить разжился, на капитанском мостике что-то такое загнул штурвальному, тот и колесо с хохоту бросил… На-ко, дивись, народ: добрая половина парохода Сереге друзья-приятели! Чего там, цигаркой раздобыться и каюту выморщить - Серега, если надо, небось с черта оброк сдерет.
В каюте завалился Серега на верхнюю полку. Пристроил полевую сумку в изголовье, сунул под подушку наган и захрапел.
Он или не он был на просеке?
Тыл, конечно. А всякие люди есть в тылах. Для нас страховка - первая заповедь. Бди и уши не развешивай лопухами. Прежде всего страховка и тройная конспирация.
Храпишь, соседушка? Храпи на здоровье, посапывай.
Сумка его была туго набита. Ремешок не поддавался, с трудом вытащила. Бумаги в сумке и… граната. Парасковья-пятница, пакет к гранате прикручен дратвой, узелки, приметные, тятины!
- Положи на место! - открыл один глаз Серега.
Ага, не спишь?
- Партизаны… Через вас заикой станешь! Скалка у тебя в руках или боевое оружие?
- Задело тебя, Серега? Во как заговорил!
- Ладно, Серега. Но все-таки вспомни: два пишем, три в уме.
Он с полки ноги спустил.
- Ну, партизаны… Два пишем, три в уме, а получаем двадцать пять!
Наконец-то назвал отзыв пароля.
- Слушай, ты где пропадала? Нарочно ради тебя на просеке маячил, пулю без малого не схлопотал. Ой, девушка, или я не Серега Белоглазов, или, помяни мое слово, не будет из тебя путной старухи.
Сказать бы ему, как он для меня мышонком по просеке шмыгал, да ладно, насмешничай, зубоскал, стерплю.
- Ты, наверное, есть хочешь, сестренка?
- Не откажусь.
- Давно бы так! - Серега повеселел. - У меня мировая таранька припасена: в фонтане у шаха персидского плавала.
Из кармана тужурки Серега выложил тощую воблу, ржаную лепешку и пару луковиц.
- Обрати внимание: лучок сахарного сорта. С моим лучком, извиняюсь, купчихам бы чай пить.
Клюкву Серега снес на камбуз: морс раненым полезен, понимать надо. Зато у поваров раздобылся посудой, кипятком:
- Пируем, сестренка!
Как-то само собою получилось, что наша каюта скоро превратилась в чайную, благодаря общительности Сереги. Потянулись к нам раненые. Махорочный дым, звяканье кружек и разговоры, разговоры - о боях на двинском правобережье и под Усть-Вагой, у Обозерской и на Пинеге. Разговоры, разговоры - за чаем отмякает русский человек, позывает его к душевной беседе.
Пароход неутомимо крутил колесами, проплывали высокие берега, тугой волной вливалась в окно речная свежесть, и было мне хорошо, покойно: Темная Рамень все-таки позади!
Серега мне определил верхнюю полку, на нижнюю привел раненого моряка. Улучив минуту, шепнул:
- Свой товарищ, Из охраны Кремля. По личному распоряжению товарища Ленина матросов из Кремля перебросили на Север. Соображаешь?