Аленка (так звали девушку) повернулась и резво побежала через красный бор. За ней припустил и Иванка. Вскоре бор оборвался, и перед Иванкой предстало небольшое селище в семь дворов, раскинувшееся на высоком берегу довольно широкой реки, за коей простирался непролазный лес.
Иванка опустился на колени и осенил себя крестным знамением.
Глава 39
ГОРЕ
На сковородке, коя лежала на двух каменьях, жарился жирный, пузастый лещ, еще вчера выловленный сыном. Теперь его нет, вновь ушел на поиски беглого поселения.
Сусанна, сидя с внучкой подле костерка, пошевеливает обгорелым концом ветки красные уголья.
- Вкусная рыбка, Тонюшка.
- А молочко с хлебцем вкуснее, бабушка.
Сусанна смотрит на бледное, осунувшееся лицо внучки и утешает:
- Скоро и у нас будет молочко.
- Тятенька принесет?
- Непременно принесет, Тонюшка, но чуток обождать надо. Ты уж потерпи, родненькая.
- Потерплю, бабушка.
Сусанна сняла двумя рогатинками сковороду, молвила:
- Надо сушняку добавить. Угольки-то гаснут, а мне еще надо водицы вскипятить. Ты посиди, внученька, я мигом обернусь.
Лес - близехонько. Угрюмый, буреломный, сушняк на каждом шагу. Однако Сусанна редко в лес заходила, все больше проводила время с внучкой. Набирая охапку сушняка, заприметила подле ели груздь. Крепкий, ядреный, не тронутый гнилью. Скинула с белой макушки прилипшие иголки и мечтательно подумала:
"Вот бы десятка три набрать да засолить. То ж царский гриб!"
Забыв о сушняке, она невольно подалась вглубь леса и вновь обнаружила три великолепных гриба. Далее пошла, и друг услышала треск под ногами. Сусанна, вскрикнув, провалилась в какую-то яму и сразу почувствовала, как что-то острое вонзилось в ее живот. Охнула от жуткой боли, рванулась из ямы и тотчас погрузилась в беспамятство…
Иванка возвращался в приподнятом настроении. Он нашел-таки лесное селище. Как порадуется мать! Еще не доходя землянки, он услышал неутешный жалостливый плач дочурки. Что с ней? И почему не видно матери?
Он подхватил Тонюшку на руки.
- Отчего ты расплакалась, доченька? Ты ж у меня молодец, никогда не плачешь. Где бабушка?
- В лес ушла.
- Давно?
- Давно, тятенька. Страшно мне без бабушки.
Иванку охватила тревога. Мать никогда не оставляла внучку надолго.
- Не плачь, Тонюшка. Я сейчас приведу бабушку.
Иванка торопливо зашагал к лесу по вытоптанной тропинке, по коей ходили за сушняком.
- Матушка!
Зловещие безмолвие. Иванку охватило предчувствие беды. Он кидался то в одну сторону, то в другую, пока не увидел неглубокую яму, забитую трухлявыми ветвями, из коих проглядывалась безжизненная голова матери с перекошенным окровавленным ртом и закрытыми глазами.
- Матушка-а-а!
Это был отчаянный возглас ужаснувшегося сына. Он быстро раскидал ветви и вытянул мать за омертвелые руки. Весь низ живота Сусанны, к коему прилип холщовый сарафан, был залит густой запекшейся кровью.
Слезы выступили из глаз Иванки. Последний раз он плакал, когда преставился его отец. Но его горе не было таким острым и безысходным. Отец последние недели сильно недужил, и смерть его не была такой неожиданной. Сейчас же он обезумел от горя. Сердце его разрывалось от жалости. Он очень любил свою мать - ласковую, рассудливую, чрезмерно работящую и никогда не унывающую. Иванка не примечал, чтобы когда-нибудь мать приболела или пожаловалась на тот или иной недуг, и ему казалось, что мать всегда будет обретаться во здравии и проживет долгую жизнь.
И вот жизнь ее оборвалась. Внезапно. Но как же так случилось?
Иванка осмотрел место гибели и все уяснил. Мать угодила под вывернутую с корнями старую ель, сокрушенную буреломом и оставившую после себя выямину с остатками острых оборванных корней. Со временем яму запорошило листвой и сушняком, и она оказалась природной западней. Мать обрушилась животом на один из крепких узловатых корней. Какая чудовищная и нелепая смерть! И что будет с дочкой, когда она увидит мертвую бабушку. Господи милосердный! Помоги же Тонюшке перенести страшную беду!
Глава 40
С ТОГО СВЕТА
Наумов был разгневан бегством Ивашки Сусанина. Удивляло то, что бывший послужилец Сеитова исчез внезапно со всей семьей, налегке, оставив после себя добрый двор, возведенный с помощью воеводы. Такие дворы без крайней надобности не покидают. Выходит, Ивашка и в самом деле воровской человек. Его провинность, поди, велика, не миновать кнута и кандалов. Миновал, сучий сын! Но кто ж его упредил?
Наумов приказал доставить ему Полинку, но от нее ничего вразумительного не добился. Знай, талдычит:
- Пробудил меня Иванка, дабы попрощаться. Я всполошилась, он же: "Нельзя нам здесь оставаться. Спешно уходим". "Куда же вы?" - пытаю. "Куда глаза глядят". Так я ничего и не уразумела.
- А посторонних в избе не было?
- Никого не зрела, воевода.
Воевода помышлял, было, отправить бывшую сенную девку в Губную избу, где бы ей развязали язык, но передумал: девка лепная, смачная, такой не худо и попользоваться. Но кой прок от изувеченной красавицы? Да она, кажись, и в самом деле ничего не ведает. Но кто ж тогда упредил Ивашку?.. Кто-то из послужильцев, только они обо всем знали. Но на кого перстом ткнуть? Старшой сказывал, что никто со двора не отлучался.
- А ты что в карауле всю ночь стоял?
- Так надобности не было, воевода, дабы своих людей караулить. Все почивали в подклете, всех и наутро видел.
- Не черт же Ивашке весть принес. Разгадаю. Тайна - та же сеть: ниточка порвется - все расползется. Изведаю - не пощажу.
Ничего не дала и погоня по Московской и Ярославской дорогам. Никак Ивашка ушел в леса, кои, опричь озера, с трех сторон Ростов обложили. Легче иголку в стогу сена найти.
Полинка и Никитична всего один день пожили в опустевшей избе. Наумов повелел взять двор на себе. Девке же сказал:
- О тебе и старой карге земский староста позаботится.
Глаза Курепы были хмурыми, когда он выслушивал Наумова:
- Поищи девке жилье, но к себе не кличь.
Старосте ломать голову не пришлось: в избу бортника Пятуни. Правда, он со своей Авдотьей пока находится в лесах, но то не беда. Ярыжки сбили замок, а Демьян Фролович, глянув на поникшую Полинку с мальцом, изрек:
- Изба тебе знакомая. И старуха привыкнет. Пятунка не выгонит.
- Не выгонит, Демьян Фролович… Мне бы немного денег, а я в долгу не останусь. Даст Бог, изделье вышью.
Курепа покряхтел, покряхтел и все же смилостивился:
- Молись Богу за меня, одолжу деньжонок.
Староста ведал: воеводы не вечные, более двух лет на одном месте не сидят. Придет срок - и вновь златошвейка окажется в его светелке. Сеитов сгиб, никто Полинку искать не будет. То-то вновь потечет копеечка.