Идем мы вдоль бесконечных составов. Путь наш уныл и долог, и Валет проповедует:
- Шща! А вот почему в России любят убогих и нищих? Да потому, что им не завидуют! Особенно в эпоху всеобщего равенства и братства. Таки да, что братство кончается там, где брать больше нечего! И тогда приобретение носового платка расценивается как чистоплюйство и отрыв от пролетарской массы, которая сморкается пальцем. Трудно советскому человеку пережить за тот случай, если у его соседа есть что-то лучше. Не важно что: жена, радикулит или носовой платок, потому что если Бога мы обижаем недостатками, то ближнего - достоинствами. И со страшной силой действует в СССР удивительное оптическое явление: в чужих руках хрен толще! Куда бежать совчеловеку от такого кошмарного феномена? Конечно, в НКВД! "Не корысти ради, а токмо ради…" благородной идеи всеобщего равенства по хреновости, чтобы всем было одинаково хреново! Ибо нет у советского человека других радостей, кроме чужих неприятностей! И это, Санек, медицинский факт: изо всех сословий только честный вор не закладывает вора!
А честному работяге, который несребролюбив, так как серебра в глаза не видал, а стеклотару вчера сдал, - ему честный вор не страшен, потому как государство работягу до ниточки обобрало и радиопарашей задолбало, внушив ему: "Труд есть дело чести, доблести и геройства!" И сидит работяга герой, замороченный, дурной, у тарелочки пустой, разинув чавкало, с ложкой в правой руке. Сидит и ждет пришествия коммунизма или выигрыша по облигации. Золотую Рыбку ждет, чтобы она занялась его проблемами. И в толк советский народ не возьмет, что Золотая Рыбка давно на него х… вот именно - хвостиком махнула! И правильно сделала: помогать дуракам - дурное занятие.
И сказочное будущее советского народа - в недописанном эпилоге к "Сказке о Золотой Рыбке", в котором престарелые рабочий и крестьянка у разбитого корыта сидят и поедом друг друга едят, объединяясь, когда увидят еврея вблизи своего корыта…
Лязг и скрип вагонов ползущего рядом поезда, заглушают слова Валета. Поезд мешает идти рядом с Валетом, я отстаю и наблюдаю сзади за его легкой, настороженной походкой. Ишь… волк - санитар леса. А интересное продолжение сказки "О Золотой Рыбке"!
Но лучше всех написал о советском народе Чуковский в сказке "Тараканище"! Народ - огромное, безмозглое стадо. До поноса боится русский народ сумасшедшего усатого ничтожества - таракана! Каждая скотина в стаде за свою жизнь дрожит и всех других заложить спешит! Каждая глупая корова своих телят отдать готова безумному старикану - усатому таракану!
Но самое ужасное в этой сказке то, что и тогда, когда появляется освободитель советского стада от рабства - храбрый воробей, - то стадо быкомордастое старается забодать его, затоптать его, лишь бы он, воробей, Тараканище не потревожил! И в этих строчках - вся безнадега попытки освобождения советского народа от рабства. За одиннадцать лет жизни в этом стаде я только об одном герое узнал, который, быть может, ценою своей жизни напечатал на обложках школьных тетрадок: "Долой СССР!" Это был единственный храбрый воробей из миллионов трусливых скотов!! - так ничтожен в СССР процент смелых людей. А скотам трусливым нужна ли свобода?
"О, люди, люди! Порождение крокодилов, как сказал Карл Моор! - воскликнул граф, потрясая руками над толпой. - Я узнаю вас, во все времена вы достойны самих себя!"
Конец репортажа 10
Репортаж 11
Байкал и валет червей
Славное море - священный Байкал…
(Песня)
Валет червей: для сердца - приятный гость, для судьбы - несбывшаяся надежда.
(Толкователь карт)
Прошло полгода.
Время - 29 апреля 1939 г.
Возраст - 12 лет.
Место - г. Иркутск.
Там, где кончается асфальт, там начинается Сибирь. Из многих бед у России только две: дураки и дороги. Дорогой в Сибири называют то место, по которому едут не от большого ума. Колесо истории после сотворения мира сразу застряло на сибирских дорогах. Но если во времена Кучума сибирские дороги были просто опасны для проезда, то ныне они похожи на "полосы препятствий на танкоопасных направлениях". Даже гусеничные трактора в Сибири держатся от дорог подальше.
Дорога к Байкалу, по правому берегу Ангары, камениста, а потому хорошо сохранилась. В сухую погоду по ней можно ехать даже на колесах, если водитель сибиряк, для которого тормоз - деталь лишняя, а подвеска кузова после первой профилактики у машин - безрессорная. Хорошая сибирская дорога состоит из колдобин меж обочинами. Обочины исчезают иногда, но колдобины остаются всегда! После ремонта дороги по сибирской технологии колдобины берут реванш, становясь буграми. Так как ремонтируют дороги в Сибири всегда, даже зимой, то бугры и колдобины меняются местами перманентно.
Весело прыгая по буграм и колдобинам дороги, наш маленький автобус лихо трясет внутри фанерного чрева, раскаленного весенним солнышком, живописный конгломерат из сидоров, углов, скрипух и дюжины ко всему приученных чалдонов и чалдоночек, крепко законсервированных в собственном поту. Говорят, в развратных заграницах изобрели для загнивающей буржуазии потрясный аттракцион: "Русские горки". И трясут буржуев до полного посинения, вытряхивая из них кишки и валюту. Хотя "того, что бывает в развратной загранице, у нас нет и быть не может!", однако есть в Сибири кое-что помохначе "того". Не менее потрясающий и душу вытрясающий аттракцион бесплатно прилагается к любой автобусной поездке.
Идет второй час изнурительной тряски, а я не перестаю удивляться: как наш автобус делает такой большой шум, не распадаясь при этом на запчасти? В отчаянном единоборстве с ухабистой дорогой автобус упрямо перелезает с одной горушки на другую. Залезая на каждую горушку, автобус громко бренчит фанерной коробкой кузова и свирепо рычит, скрежеща внутренностями, а едва забравшись, оглушительно пукает выхлопной трубой, гордо оповещая Приангарье о победе над кознями коварной дороги.
Внутри фанерного ящика, который называется по-парижски красиво - "салон", душно, пыльно, а единственное окно не открывается. Пыль забивается в волосы, нос, уши, намертво клеится к потным лицам по-сибирски терпеливых пассажиров. Пыли на пассажирах собралось столько, что воздух в наглухо запечатанном "салоне" должен бы стать почище, если бы сквозь щели в полу вместе с выхлопными газами не пробивались сюда новые порции пыли.
Мое место далеко от единственного окна. Это располагает к печальным размышлениям, чем я и занимаюсь под чувствительные пинки со стороны моего деревянного сиденья. От крепких пенделей мысли мои то перескакивают с одного на другое, то повторяются, как на заезженной пластинке. Как ни крути, а в том, что случилось и уже непоправимо, виноват я! Лох! Мудак!! Дур-р-рак малохольный… Высоко подбрасывает меня вместе с застрявшей мыслей жестокое и жесткое сиденье.
Увы, слова "Какой я был дурак!", свидетельствуют не о зарождении ума, а об излишнем оптимизме, потому что признать себя дураком в прошлом - не значит не стать им в будущем. А ведь все можно было тогда повернуть по-другому, чтобы не было сейчас таких самокритичных откровений! Начиная с того дня, когда пропустил я мимо ушей слова Валета "Я один на льдине…", и кончая последним днем, когда можно было купить молчание Фугаса за несколько кусков… Как жаль, что умные мысли ко мне приходят редко и поздно. "Задним умом", то есть из того места, которому сейчас так достается! А бывает ли передний ум, если опыт приходит тогда, когда все позади? И сколько умных мыслей тратится из-за одной глупой потому, что глупая мысль всегда выскакивает впереди умных?! Как и дураки в этом мире.