Предлагаемый читателю роман Чарльза Кингсли описывает реальное историческое событие, произошедшее в Александрии в 415 г. н. э. Обезумевшая толпа христианских фанатиков затащила в церковь красавицу-философа Ипатию и растерзала язычницу острыми устричными раковинами. Книга Кингсли не единственное, но безусловно самое популярное произведение о трагической судьбе Ипатии – ученого-астронома, математика, философа, одного из последних и самых ярких представителей неоплатонической школы.
В романе описана Александрийская философская школа, возглавляемая Ипатией и ее отцом-ученым Теоном – сосредоточение поздней эллинской культуры, представлены такие значительные фигуры, как глава Александрийского христианства Кирилл, птоломейский епископ Синезий, бывший наставник императора, монах Арсений и другие.
В оценке исторических событий и лиц сказалась, конечно же, личность автора – англиканского епископа, духовника королевы Виктории, и время создания романа – середина прошлого века.
Однако, мы надеемся, что захватывающий сюжет, острота и драматизм борьбы завоевывающего мир христианства и уходящего язычества, мастерский современный перевод сделают роман интересным для сегодняшнего читателя.
Содержание:
ПРЕДИСЛОВИЕ 1
Глава I - ЛАВРА 4
Глава II - УМИРАЮЩИЙ МИР 7
Глава III - ГОТЫ 10
Глава IV - МИРИАМ 12
Глава V - ДЕНЬ В АЛЕКСАНДРИИ 15
Глава VI - НОВЫЙ ДИОГЕН 19
Глава VII - ТВОРЯЩИЕ НЕПРАВДУ 20
Глава VIII - ВОСТОЧНЫЙ ВЕТЕР 22
Глава IX - СТРУНА ЛОПАЕТСЯ 24
Глава X - БЕСЕДА 25
Глава XI - ОПЯТЬ ЛАВРА 27
Глава XII - ПРИЮТ НЕГИ 28
Глава XIII - НА ДНЕ БЕЗДНЫ 29
Глава XIV - УТЕСЫ СИРЕН 33
Глава XV - ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ 33
Глава XVI - ВЕНЕРА И ПАЛЛАДА 34
Глава XVII - МИМОЛЕТНЫЙ ЛУЧ 37
Глава XVIII - ЗЛОПОЛУЧНЫЙ ПРЕФЕКТ 39
Глава XIX - ЕВРЕЙ ПРОТИВ ХРИСТИАН 41
Глава XX - УСТУПКА В НАСТОЯЩЕМ РАДИ ПОБЕДЫ В БУДУЩЕМ 43
Глава XXI - ВОИНСТВЕННЫЙ ЕПИСКОП 45
Глава XXII - БЕЗУМНАЯ ОРГИЯ 48
Глава XXIII - ВОЗМЕЗДИЕ 50
Глава XXIV - ЗАБЛУДШИЕ ОВЦЫ 51
Глава XXV - В ПОИСКАХ ЗНАМЕНИЯ 54
Глава XXVI - ЗАТЕЯ МИРИАМ 56
Глава XXVII - ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА 58
Глава XXVIII - ЖЕНСКАЯ ЛЮБОВЬ 61
Глава XXIX - НЕМЕЗИДА 62
ЭПИЛОГ 65
ПРИМЕЧАНИЯ 67
Примечания 72
Чарльз Кингсли
Ипатия
ПРЕДИСЛОВИЕ
Когда ты предо мной, и слышу речь твою,
Благоговейно взор в обитель чистых звезд
Я возношу, – так все в тебе, Ипатия,
Небесно – и дела, и красота речей,
И чистый, как звезда, науки мудрой свет…
Так Паллад, один из последних талантливых представителей "языческой" поэзии обращался к Ипатии, так же, как и он сам, одной из последних носителей умиравшего эллинства.
Один из героев "Ипатии", епископ Синезий, сочетавший в себе философа-неоплатоника и христианского епископа, приветствовал ту же Ипатию в своих письмах гомеровской цитатой:
…Не забуду его, не забуду, пока я
Между живыми влачусь и стопами земли прикасаюсь!
Если умершие смертные память теряют в Аиде,
Буду я все-таки помнить и там благородного друга.
Так перекликались между собой в оценке и женской красоты, и человеческой значимости герои романа Кингсли: последователь умиравшего "язычества" и приверженец уже победившего христианства. Тем более трагичной представляется судьба самой Ипатии. В марте 415 г. н. э., в великопостный день, толпа христианских фанатиков вытащила ее из экипажа, заволокла в церковь и там совершила своего рода жертвоприношение, содрав с прекрасной, но ненавистной представительницы проклятого язычества острыми устричными ракушками все мясо, до костей, и бросив жалкие останки в пламя. Именно эта жуткая трагедия в связи с обрывочностью всех сведений, иллюстрирующих жизнь и учение Ипатии, очень рано превратила ее жизнь почти что в легенду, в блестящий аргумент для борьбы с деспотизмом христианства.
Светлый образ Ипатии и ее трагический конец давали прекрасный материал для достижения художественного контраста, а бедность исторических сведений о ней представляла широкий простор фантазии писателя и публициста. В самом деле, не совсем вразумительный и не вполне надежный рассказ историка церкви Сократа и отрывочные, хотя и любопытные Фрагменты Гезихия, и, в особенности, Дамаския , сохраненные византийским лексикографом Свидой, – вот и все, что известно о прекрасной дочери александрийского математика Теона, преподававшей философию Платона в ее позднем, неоплатоническом толковании, а также математику и астрономию. Любопытно, что сама христианская церковь чувствовала некоторую неловкость за кровавую расправу с Ипатией. Приходилось тщательно выгораживать Кирилла Александрийского, чтобы снять с этого признанного авторитета клеймо погромщика.
Это было почти безнадежным делом. Недаром трезвый и саркастический историк поздней Римской империи, Эдуард Гиббон, замечает: "Убийство Ипатии наложило неизгладимое пятно на характер и религию Кирилла Александрийского". По странной иронии судьбы Кирилл, этот ревностный и неутомимый борец за достоинство христианской богоматери, как девы и матери не человека, а именно Бога, оказался идеологическим вдохновителем гнусного растерзания девушки, правда "языческой". Интересно, что растерзанная Ипатия доставила даже материал для христианской агиографии. Составленное около X века н. э. житие мифической Екатерины Александрийской почти точно повторяет житие Ипатии. Обе героини, "языческая" и христианская, занимаются философией, математикой, астрономией, блистают красотой, чистотой, красноречием, и обе погибают мучительной смертью в руках разъяренной толпы. Таким образом, жертва христианского фанатизма и изуверства превратилась в христианскую святую.
Но если церковь использовала "страсти" Ипатии как материал для житий своих собственных мучеников, то это была лишь благочестивая, хотя с изрядной примесью цинизма, литературная контрабанда. Подлинной и настоящей темой образ Ипатии стал только в руках писателей-антицерковников и атеистов. Уже в 1720 году Джон Толанд посвятил Ипатии один из очерков своего "Тетрадима", характеризуя свою героиню, как "… добродетельнейшую, ученейшую и достойнейшую даму, разорванную на куски александрийским духовенством, чтобы удовлетворить гордость, завистливость и жестокость своего архиепископа, обычно, но незаслуженно называемого святым Кириллом". Памфлет Толанда, превозносящий Ипатию в пику официальной церковности, очевидно, попал в цель, так как вызвал против себя злостное, но беззубое опровержение клерикала Льюсиса, трактовавшего Ипатию как "самого бесстыдного школьного преподавателя Александрии".
Не забыл Ипатии в своей борьбе против католицизма и Вольтер. Чтобы яснее представить своему читателю облик Ипатии, он переносит александрийскую трагедию в современный ему Париж, где кармелитские монахи якобы растерзали некую парижскую красавицу за то, что она предпочитала Гомера поэме кармелита, посвященной Магдалине. Вольтер, которому свойственно иногда сочетание сарказма и цинизма, приписывает александрийским монахам даже мотивы низменного сладострастия, прибавляя к своей смелой модернизации следующую сентенцию: "прекрасных дам обнажают вовсе не для того, чтобы их убить".
В самом конце XIX века образом Ипатии воспользовался известный автор "Истории атеизма" Фриц Маутнер, роман которого "Ипатия" имеет кое-что общее с романом Кингсли, с той, однако, существенной разницей, что маутнеровское произведение гораздо резче заострено против официальной церковности. Для Маутнера Ипатия – духовная дочь Юлиана Отступника, борющаяся с "галилейским" учением во имя реставрации эллинского мировоззрения.
Конечно, приведенными выше характеристиками Ипатии далеко не исчерпывается трактовка образа Ипатии в мировой литературе – они указывают лишь общую направленность этой трактовки, ее, если не всегда атеистичность, то во всяком случае антирелигиозность. У французского писателя XIX века Леконта де Лиля Ипатия становится даже настоящим символом погибавшей эллинской культуры, последним воплощением "духа Платона и тела Афродиты", и этот план ее изображения дает возможность Леконту де Лилю выразить одну из основных мыслей своей поэзии – любовь к миру и культуре древнего эллинства.