Клавдий Нерон сполна утолил свою ненависть к Газдрубалу, не только приведя его к поражению и гибели, но и надругавшись над мертвым телом. Он привез с собою голову карфагенского полководца и велел бросить ее перед вражеским валом. В отличие от Ганнибала, Нерон не питал особого почтения к тем немногим людям, которые попирают тысячи других. Для него Газдрубал не был великой личностью, а воспринимался им лишь как захватчик, стремившийся поработить его Родину, и, помимо того, он являлся чужеземцем, то есть почти нечеловеком. Многие соратники Нерона под влиянием широкомасштабных войн и греческого воспитания раздвинули границы своего мировоззрения за пределы померия и приобрели гордость несколько иного порядка. Потому они не могли одобрить последний поступок своего консула, но всеобщая радость была столь велика, что никто не захотел упрекать главного героя этого года.
Когда Ганнибалу принесли голову брата, он впился в нее взглядом и долго молчал. Овладев собою, он сказал: "Узнаю злой рок Карфагена". Вслед за тем к нему привели посланных Клавдием африканцев, которых тот взял в плен у Метавра. От них Ганнибал узнал все подробности о случившемся.
Через несколько дней пунийское войско оставило лагерь и поползло в Бруттий, чтобы забиться в самый дальний угол Италии. Туда же Пуниец согнал население греческих городов, державших его сторону, заставив их покинуть родные очаги.
Ганнибалу невозможно было не понять, что одолеть Рим не в его силах, но он упорно не желал покидать эту страну, в лютой, взращенной с детства злобе к италийскому городу стремясь даже наперекор судьбе вредить ненавистному врагу. Может быть, он рассчитывал на чудо, либо просто не мог поверить в то, что кто-то способен по-настоящему победить его.
В Риме, как только стало известно о предпринятом Клавдием Нероном форсировании событий, установился особый распорядок жизни. Сенат целыми днями заседал в курии, готовый при первой необходимости поддержать государство своим советом, народ толпился на форуме, а многие женщины проводили дневные часы в храмах, простирая мольбы к богам.
Сначала в Город просочились робкие слухи о победе, и люди, возбудившись до предела, все еще опасались радоваться. Потом пришло официальное сообщение о сражении от одного из легатов. Письмо прочли в сенате, а затем - с ростр. Народ восторжествовал, но все же ждал еще более авторитетного подтверждения сведений о великом успехе римского оружия от самих консулов. Наконец происшедшее стало известно во всех подробностях, и обстановка в Городе резко изменилась. Груз войны перестал давить на граждан, и они в полной мере вернулись к мирному труду. Деревенские жители начали возвращаться на свои участки и возрождать запущенное земледелие. Сенат назначил трехдневное молебствие в благодарность богам, даровавшим государству победу, а в скором времени, ввиду пассивности противника, отозвал обоих консулов в Рим.
Марк Ливий и Клавдий Нерон решили и дальше действовать столь же единодушно, как во время сражения. Они в один и тот же день прибыли к Городу и в храме Беллоны, за бороздою померия, встретились с сенаторами. После того как консулы представили отчет о военной кампании, они попросили разрешения вступить в Город с триумфом. Триумф был дарован полководцам без каких-либо возражений.
Итак, через двенадцать лет после вторжения Ганнибала в Италию состоялся первый настоящий триумф в этой войне. Марк Ливий ехал по центральным улицам города на колеснице, запряженной четверкой белых лошадей, как полноправный триумфатор, поскольку победа была одержана в его провинции и под его ауспициями. Клавдий, согласно букве закона, не мог претендовать на такую же честь и предстал перед народом верхом на коне, как при овации. Такое, второстепенное, положение Нерона во время торжеств лишь добавило к его славе героя еще и восхищение скромностью, так как все понимали, что его вклад в общую победу ничуть не уступает достижениям Марка Ливия. Даже солдаты Ливия уделяли Клавдию больше внимания, чем своему полководцу. Так, год этот, начавшись с великой тревоги, закончился великой радостью.
Тем же летом проконсул Марк Валерий Левин с флотом совершил набег на африканское побережье и благополучно вернулся обратно в Сицилию, по пути нанеся поражение еще и карфагенскому флоту.
В Греции по-прежнему шла вялая война с переменным успехом. Вначале этолийцы при поддержке войска Аттала и флота Сульпиция добились некоторых результатов в свою пользу. Затем Аттал был вынужден возвратиться в собственное царство, потому что против него начал враждебные действия царь Вифинии. После этого преимущество оказалось на стороне Филиппа Македонского. Однако и он не смог достичь чего-либо значительного.
16
На протяжении всей войны Карфаген уделял Испании больше внимания, чем Италии. Эта страна была давно освоена пунийцами и давала значительные прибыли. Многие видные старейшины африканской столицы питали свое богатство потоками серебра из испанского источника, другие наживались на работорговле иберами, а третьи возносились к вершинам пунийского счастья, перепродавая испанские товары на Восток, а азиатские - на Запад. Вот и теперь, когда Баркиды сосредоточили все силы в Италии, Африка прислала еще одного полководца в Испанию. Вначале весны воевать со Сципионом прибыл Ганнон с новым, однако, небольшим войском.
Пользуясь тем, что Сципион находился в Тарраконе в ожидании вестей с Родины, Ганнон и присоединившийся к нему со своими балеарцами Магон Барка набрали девять тысяч наемников в недрах дикой Кельтиберии. Публий не опасался пунийского войска, будучи уверен в своих силах, но считал недопустимым сам прецедент перехода населения на сторону карфагенян. Следовало в корне пресечь наметившуюся тенденцию к отпадению местных племен. Внимание Сципиона по-прежнему было приковано к Италии, потому он дал третью часть войска Юнию Силану и отправил его против Ганнона и Магона.
Силан с предельной скоростью устремился навстречу противнику. Изрезанный рельеф и густые леса Кельтиберии позволили ему незаметно подойти к самому лагерю испанцев, которые разбили собственный стан в нескольких милях от пунийцев. Беспечные, как всегда, кельтиберы обнаружили римлян, когда уже не представлялось возможным уклониться от сражения. К началу боя все же успел прибыть Магон и наскоро построить испанцев, чтобы отразить первый удар воинов Силана.
На неровной местности, покрытой кустарником, римлянам сложно было держать строй, но еще большие трудности ожидали здесь испанцев, поскольку такие условия лишали их подвижности. Очень скоро Магон понял, что кельтиберы обречены на разгром, и с небольшим отрядом бежал прочь. Через некоторое время к месту событий подоспел Ганнон с пунийцами. Но к этому моменту с испанцами было покончено, и победители всею массой напали на Ганнона. Запоздавшее подкрепление римляне разметали по округе, а полководца взяли в плен. Спасшиеся кельтиберы разбрелись по домам, а уцелевшие африканцы ушли за Бетис к Газдрубалу, сыну Гизгона. Блестяще выполнив задачу, Юний Силан вернулся к Сципиону.