3
Николай подошел к окну и раздвинул занавеску. В сумерках он заметил фигуру казака, стоящего в конвое на слабо освещенном перроне. Глаза его были освещены светом, падавшим из окна купе. Съежившаяся фигура, папаха, надвинутая на лоб, усы в мелких сосульках инея. Казак, несомненно, заметил и узнал императора. Но Николай с изумлением не увидел на его лице обычного выражения восторга. Только смертельная усталость, только холод, сковавший все члены этого несчастного человека, желание, чтобы поезд скорей прошел и можно было вернуться с поста в теплую казарму.
Все это неприятно поразило царя, и он быстро задернул бархатную занавеску и сел на диван.
Поезд набирал скорость и казак с его усталостью отступил в небытие, но какой-то неприятный осадок у царя остался.
Он вдруг отчетливо понял на долю секунды, как там, в окопах, миллионы солдат так же съежились от холода и усталости. И мечтали о том же. О том, чтобы скорее все кончилось и можно было бы вернуться в тепло.
Царь попытался отогнать от себя эту мысль, но она не уходила. "Если бы можно было прямо сейчас кончить эту войну!" – думал он.
"Он не хотел ее, видит Бог, и так боялся в четырнадцатом году. Какую энергию он развил тогда, в июле четырнадцатого… Писал Вильгельму, писал в самые критические моменты! Просил воздействовать на престарелого Франца-Иосифа, смягчить чуть-чуть этот ужасный ультиматум Сербии, отменить мобилизацию. Он сам отменил уже отданный приказ о мобилизации".
Николай понуро кивнул головой сам себе. Но ничто уже нельзя было изменить. И министр иностранных дел Сазонов, и военный министр Сухомлинов, – все подталкивали его к войне, клялись, что страна и армия уже готовы, что славянство ждет, что нельзя отдать Сербию ее трагическому жребию. Он вспомнил, как доносили ему верные люди: когда он вторично наконец отдал приказ о мобилизации, то в Военном министерстве все телефоны отключили, идиоты. Боялись, что он снова отменит приказ о мобилизации и тогда война не состоится.
"Вот и получили, – подумал он со злорадством. – Такую войну, какой никогда не бывало! Уже почти три года воюем. И никак ни мы, ни немцы, ни союзники не можем добиться какого-то решающего перевеса. Недаром Вильгельм, между прочим, достойный монарх, многое в нем заслуживает уважения, хоть он, Господи прости, и наш противник сегодня, недаром он столько раз и тайно и открыто нам мир предлагал. Совсем недавно рейхстаг там у них в Германии принял "мирную резолюцию". И папа римский, который держит сторону австрияков и с немцами заодно, тоже выступает за "почетный мир".
Если бы только можно было заключить его сейчас, если бы…
Но никак нельзя, не дадут. Россия еще 5 сентября 1914 г. подписала обязательство: не заключать сепаратного мира.
А как его заключить? Польша потеряна, Курляндию забрали. И сколько всего наболтали: трехцветное знамя победы водрузим над рейхстагом, Восточную Пруссию заберем, Турцию разделим! Долгов-то сколько понаделали. Мурманск, Архангельск и Владивосток забиты снаряжением и оружием, вывозить ничего не успеваем. Чего только нет – воюйте на здоровье? Куда от союзников отвертишься. В пятнадцатом году все больше просили да умоляли, а теперь все чаще требуют! Вот и пришлось опять перед Новым годом присоединиться к коллективному отказу союзников от предложения Германии начать переговоры о мире. Так что придется воевать, господа солдаты". Царь выпрямился и заложил правую ногу за левую.
4
… Оторвавшись от раздумий, Николай вынул часы и долго смотрел на них, определяя время. Сообразив, что пора уже спать, он расстегнул китель и потрогал приготовленную для него постель. Адъютанты ушли к себе, с тамбура доносились запах махорки, сдержанный смех и говор охраны. Царь стал раздеваться, наблюдая за иконой Николая-чудотворца, которая висела над его кроватью. Ему казалось, что тот читает его сокровенные мысли.
"…Или это – искушения Судьбы, или предопределение? – думал он. Тогда зачем так мучать меня, если это можно осуществить и легче, и проще".
Лик чудотворца колеблется и мигает и хорошо видно, что угоднику эти мысли не нравятся. Николай подходит к иконе и долго глядит на нее умоляющим, страдальческим взглядом. На глазах появляются слезы, губы шепчут молитву:
– Господь… Ты слышишь, Ты понимаешь меня. Ниспошли мне успокоение вечное, сохрани от насмешки потомков и мучительного позора на скрижалях Истории…
Он выключает свет и ложится в постель. В темноте слышнее становится шум непогоды, свист и возня ветра, бросающего на крышу и в окна охапки снега.
Он вспомнил своего деда – Александра II, погибшего от рук террористов в далеком 1881 году.
В один из таких же февральских дней тому доложили об аресте анархиста Желябова. Министр внутренних дел Лорис-Меликов, несмотря на свою болезнь, сам приехал доложить о первых допросах Желябова. Анархист оказался разговорчивым и дал показания, из которых обнаружилось, что готовится новое покушение на государя и что, несмотря на этот арест, оно все равно состоится.
Новость насторожила, стали уговаривать Александра поберечься и не ездить на развод, намеченный на воскресенье, и посидеть дома.
– Но, я полагаю, опасность не так велика? – спросил тогда царь и, получив заверения министра, что все меры будут приняты, решил не откладывать выезд.
А злоумышленники уже давно следили за выездами царя, а к концу февраля уже знали его главные маршруты, количество охраны и цели поездок.
В воскресенье около часа пополудни государь выехал из Зимнего дворца в Михайловский манеж на развод с церемонией, назначенный в этот день от лейб-гвардии саперного батальона. Конвой, сопровождающий экипаж, состоял из унтер-офицера Козьмы Мачнева, который сел рядом с кучером, и шести конных казаков. Разводом государь остался доволен и возвращался с него "в самом милостивом расположении духа". Следом в санях на паре ехал полицмейстер Дворжицкий, а за ним тоже в санях – телохранители: капитан Кох и ротмистр Кулебякин.
Крупной рысью шли от Михайловского дворца к Екатерининскому каналу. Не доезжая ста шагов до угла, обогнули караул 8-го флотского экипажа. Повернули на канал, миновали двух-трех полицейских, дворника, подметавшего тротуар, парнишку с корзиной. Обогнали двух преображенцев, навстречу которым шел фельдшер Василий Горохов, а следом за ним – невысокий молодой человек с длинными светло-русыми волосами, одетый в драповое пальто. В руках он держал белый узелок. Это и был студент Николай Рысаков.
Когда карета поровнялась с ним, он бросил свой узелок под колеса. Раздался страшный взрыв, два казака упали с лошадей, застонал раненный парнишка. В карете лопнули стекла, кузов получил повреждения. Но путь можно было продолжать. К месту взрыва бегом устремились моряки и прохожие, а Рысаков побежал к Невскому, но поскользнулся, упал и был пойман городовым и сторожем конки Назаровым. Подбежал Кох.
– Это ты взорвал?
– Я, ваше благородие, я! – ответил с вызовом Рысаков.
– Арестовать, – приказал Кох.
Сделали обыск, отобрали револьвер и кинжал.
Государь приказал остановить лошадей, отворил левую дверцу кареты и вышел. Прервал жестом Дворжицкого, подоспевшего сказать, что преступник пойман, и направился к Рысакову. Подбежал Кулебякин с просьбой быть осторожнее и вернуться к карете. Государь промолчал и не вернулся.
На вопрос Коха об имени и звании Рысаков назвался мещанином Глазовым.
Подбежавший поручик Рудыковский спросил:
– Что с государем?
– Слава Богу, я цел, – ответил государь.
– Еще слава ли Богу, – заметил Рысаков, когда царь подошел к нему.
В это время неизвестный лет тридцати человек, стоявший боком, прислонясь к решетке канала, выждал приближения государя, поднял руки и бросил что-то ему под ноги. Опять грянул взрыв, царь и те, кто был поблизости, упали. Когда рассеялся дым, человек двадцать лежали на мостовой среди снега, мусора и крови, среди лохмотьев одежды, эполет и окровавленных обрывков человеческой плоти. Царь сидел на земле, откинувшись назад и стараясь опереться сзади руками. Изорванная фуражка лежала рядом, шинель упала с плеч, из раздробленных ног лилась кровь, на лице зияли кровоточащие раны. Он кого-то искал глазами в толпе, губы едва заметно шевелились. "Жив ли наследник? – шептали они. – Холодно, холодно". И наконец, когда предложили внести его в ближайший дом для оказания помощи, он сказал:
– Несите во дворец… там… умереть.
Преступник имени своего не назвал и умер в тот же день в госпитале от полученных ранений. Следствие установило, что это был мещанин Николай Степанович Ельников, проживаювший на Выборгской стороне.
Мысли царя останавливаются, уходят в сторону С некоторых пор ему стало трудно удерживать внимание на одном предмете, особенно если он волнует, выводит из привычной колеи. Голова устает, в висках появляется и пульсирует боль…
Нельзя сказать, что он испуган или как-то обескуражен – нет. Но что-то гложет душу Поэтому с необыкновенной рельефностью предстало убийство деда, а оно готовилось вот в это же время. Подготовка покушения на отца в день его рождения 26 февраля, тоже приходится на это время. Господь тогда сохранил его, но где гарантия, что сейчас где-то не кроется рука опытного и серьезного врага, для которого убийство русского императора составляет задачу и цель существования?
По делу отца тогда выявились 15 злоумышленников. Для восьми человек смертную казнь (тогда) заменили каторгой и ссылкой на различные сроки. А пятерых казнили.
Грузно поднявшись, Николай оперся обеими руками об кровать. Словно застигнутый врасплох, он вспомнил, что среди казненных был студент Ульянов.