Никогда еще Джехол не ступал так осторожно, так медленно. Проезжая вдоль строя могил, Уроз вглядывался в каждый промежуток между нагромождениями камней и порой прощупывал их рукояткой плети. Вдруг рука привидения ухватится за нее. Он ехал чуть ли не на ощупь. Ночная темнота полностью покрыла землю. Вдруг, несмотря на натянутый повод, Джехол пошел быстрее. И Уроз увидел, почему. Перед ними на уровне почвы, но чуть выше, на некотором расстоянии, темноту прорезала золотистая ломаная линия, похожая на застывшую молнию. "Отблеск пламени, окаймляющего привидения взамен тени", – подумал Уроз. И отпустил повод.
Джехол побежал почти рысью. "Наивный, он думает, что это настоящий очаг", – подумал Уроз. Светящаяся линия не шевелилась. "Покойник надо мной потешается", – решил Уроз. И вдруг он оказался перед костром. Перед настоящим костром. Небольшим, из сухого хвороста. Он горел в углублении перед грубым надгробием. За костром сидел человек. Не скелет. Не привидение. Живой человек. На нем была длинная накидка. А у ног лежала сума. При свете костра нельзя было определить его возраст. Он сказал:
– Пусть великий покой этого места снизойдет на тебя, о Уроз.
И Уроз поклонился, насколько позволяла ему его поза в седле, и ответил.
– Мир и хвала тебе, Пращур. Мне удивительно повезло, что я встретил тебя здесь.
– А я ждал тебя, – посмотрел на него Гуарди Гуэдж.
III
ПЛАКАЛЬЩИЦЫ
Камни, покрывавшие надгробие, сильно нависали над теми, что поддерживали их. Получался навес. Да еще с каждой стороны, с боков, были сложены камни, образующие стенки. Так что получалось подобие пещеры, открытой только со стороны плато.
Костер, разведенный Гуарди Гуэджем, был как бы пламенеющим окошком в этом подобии склепа. Мокки и Зирех увидели на светлом фоне силуэты Уроза и коня, словно нарисованные тушью. Зирех прошептала:
– Это не он, это его тень.
– Нет, – ответил Мокки. – Нет!
Он уже однажды попался в ловушку. Одного раза довольно. Сложив ладонь рупором, он крикнул: -Уроз, о Уроз, я здесь.
– Так чего же ты ждешь и не снимаешь меня с седла? – отвечала тень.
Зирех вцепилась в плечо Мокки.
– Не ходи, – умоляла она. – Не слушай привидения.
– Разве ветер доносил бы от привидения запах гноя? – возразил саис.
Как раз в этот момент порыв ветра отклонил в сторону завесу пламени от костра. За ним стал виден редкой худобы человек, прислонившийся к стене надгробия.
– Видишь, видишь, – прошептала Зирех. – Дух покойника вышел из могилы, чтобы и нас туда затянуть.
Тут Мокки заколебался. Он решительно не понимал, кто это может быть.
– Уроз, о Уроз, – крикнул он неуверенным голосом, – тот, кто сидит за костром, он просто путник как все?
И не успел Уроз ответить, как в ночи раздался слабый голос, подобный звуку надтреснутого хрусталя:
– Иди к моему огню и не бойся, – произнес он. – Привидениям не нужен костер для согрева старых костей.
– Он живой… – подтвердил Мокки, обращаясь к Зирех… – И кажется… кажется…
И, не закончив, саис побежал к входу в нишу и над светом костра разглядел в пляшущем его пламени лицо Гуарди Гуэджа, человека без возраста, разглядел его морщины, такие глубокие и многочисленные, что щеки его были похожи на древний пергамент, испещренный загадочными знаками.
Мокки низко поклонился, коснувшись ладонью холодной земли, и воскликнул:
– Я так и знал… Пращур… я знал, о Память Всех Времен… Кто хоть раз слышал твой голос… не забудет его никогда. Клянусь Пророком, так думают все садовники, повара, пастухи и саисы, кому в наших краях ты рассказывал о славных делах Аттилы, великого полководца. Ты рассказывал, что он родом из наших мест, из Меймене, что он вышел из своего родного города Акча и завоевал полмира.
Быть может, то была игра света? Но по бесцветным губам Гуарди Гуэджа словно скользнула тень улыбки. Прожитые годы, опыт и усталость иссушили и исчерпали в нем все источники радости. Но старый сказитель все еще любил свои рассказы. И ему было приятно, что совсем молодой человек помнит один из них, и что дети его детей передадут их потомкам, и будет он жить вечно, вопреки бегу времени и косе смерти.
Уроз испытывал адскую боль. Стиснув зубы, он приказал саису:
– Отнеси меня к костру. Джехола стреножь и привяжи поближе ко мне. Юрту мне расставлять не надо.
– Чуть дальше, – посоветовал Гуарди Гуэдж саису, – ты найдешь колодец, а рядом с ним – сухой хворост. Каждый караван, проходя здесь, оставляет запас для следующего.
Мокки усадил Уроза спиной к стенке, рядом с Гуарди Гуэджем, и сказал:
– Я приведу Джехола, когда он напьется.
– И чаю, да поживее, – сказал Уроз.
Он промерз до мозга костей. Чтобы зубы не клацали, ему пришлось двумя руками прижать нижнюю челюсть к верхней.
– Я так и думал, что встречу тебя в таком состоянии, дошедшим до последней границы самого себя, – сказал ему Гуарди Гуэдж.
– Как… как ты мог знать… что найдешь… найдешь меня… на этом высокогорном кладбище?
– Для того, кто отказывается ходить обычными путями, единственная дорога проходит здесь, – отвечал Гуарди Гуэдж. – Она пересекает нагорье, а единственное тут место для стоянки – это кладбище.
Продолжая прижимать подбородок ладонью, Уроз спросил:
– А где ты узнал о моем поражении, Пращур?
– На тропе, ведущей от Калакчекана к конюшням Осман-бая, – ответил Гуарди Гуэдж.
Оба с такой интенсивностью подумали в эту минуту о Турсуне, что им показалось, будто его образ явился и сел между ними. Однако имя его не было произнесено. Каждый ждал, что другой первым заговорит о нем. Гордость мешала Урозу сделать это. А Гуарди Гуэдж молчал потому, что был мудр.
Огонь стал слабеть. Старик подбросил хвороста. Пламя осветило его пальцы, кисти рук, лицо. Они были такими хрупкими и прозрачными, что на них было тяжело смотреть. Кожа да кости без намека на плоть.
– Как удалось тебе добраться так быстро сюда из степей, Пращур? – тихо спросил Уроз.
– Так ведь у старых коз ноги надежнее и идут они кратчайшим путем, не так ли? – отвечал Гуарди Гуэдж.
Тем временем Мокки напоил коня и стреножил его возле Уроза. За саисом шла Зирех с чайником, мешочком сахара и двумя чашками. Она налила чай обоим мужчинам, начав с Гуарди Гуэджа, и исчезла во мраке каменной ночи, маленькая, хрупкая. Мокки посмотрел ей вслед и спросил у Гуарди Гуэджа:
– О, Память Всех Времен и Всех Мест, наставь меня. Куда ведет это жуткое плоскогорье? И куда нам двигаться дальше?
Гуарди Гуэдж отглотнул крепкого, темного чая и сказал:
– Плоскогорье, где мы находимся, упирается в горный хребет. Есть только один проход через него, такой узкий, что его прозвали Лестницей. Над ней есть еще одно плоскогорье, усеянное серым и черным гравием. А потом будет спуск к Банди-Амиру.
– О, Пророк! Озера Банди-Амира! – воскликнул Мокки. – Это правда?
– Это правда, – отвечал Гуарди Гуэдж. – И самые прекрасные описания их – ничто по сравнению с самими этими волшебными водами.
Уроз ничего не говорил. Он дрожал. Мокки пошел за одеялами для него, а затем хотел накрыть одним из них и Гуарди Гуэджа. Но тот отказался:
– Не стоит. Мои кости уже не боятся холода.
– Плов, приготовленный Зирех, скоро порадует тебя, Пращур, – пообещал Мокки.
Старик простер руки над костром. Они были прозрачными.
– Спасибо тебе, о саис, – отвечал Гуарди Гуэдж. – Но мне и кормить-то нечего, плоти совсем не осталось.
Уроз почувствовал признательность к старику. От одной мысли о тяжелой, жирной пище тошнота подкатывала ему к горлу.
– Иди, – отослал он саиса, – иди и наполняй себе желудок, а нас оставь в покое.
Мокки снял с мула вьюки и стал разбивать юрту. Ни он, ни Зирех не хотели провести ночь под навесом склепа. Почва была каменистой, и он с трудом забивал колья. Впрочем, это его даже радовало. Работа согрела его. А запах наперченного риса, медленно варящегося на костре, который горел в стороне, наполнял его внутренности приятным ожиданием.
Гуарди Гуэдж разглядывал в нише лицо Уроза. Оно было похоже на маску, перекосившуюся от страдания.
– Тебе больно, – отметил старик. – Очень больно.
Обычно Уроз относился к сочувствию как к оскорблению. Никто не имел права проявлять жалость к человеку, которому безразлична собственная плоть. Но в этом голосе он не услышал ни сострадания, ни беспокойства. Старик только констатировал истину.
– Все эти одеяла давят на сломанные кости, – пожаловался Уроз. – Но если их сбросить, холод вцепится в рану и будет ее терзать.
– Тут у меня найдется для тебя помощник, – успокоил его Гуарди Гуэдж.
Он достал из котомки коричневую палочку и поднес ее на несколько секунд к огню. Когда конец ее размягчился, он отделил совсем небольшой кусочек, раскатал его прозрачными пальцами и дал Урозу:
– Вот, проглоти этот шарик и запей чаем. И потом подожди.
Уроз послушно выполнил слова старика. Потом спросил:
– Это твое лекарство волшебное, что ли, о Пращур?
– Можешь считать, что так – не стал возражать Гуарди Гуэдж. – Мне подарила его колдунья, самая старая и самая мудрая.
– Как ее зовут? – спросил Уроз.
– Земля, – был ответ Гуарди Гуэджа.
– Растение… трава? – пробормотал Уроз.
– Маковый сок, – утвердительно кивнул головой Гуарди Гуэдж.
– Что? – воскликнул Уроз.
Он резко повернулся к старику и резко спросил:
– Ты, самый старый и умный, как можешь ты давать мне яд, лишающий человека силы и достоинства, совсем как вино, проклятое Кораном?