- В дипломатии, братец, вчерашний день в расчет не идет. Важен нынешний, того важнее завтрашний, а завтра, глядишь, народ против Бирона в открытую пойдет. Сторонников он себе при дворе сыскал, а в армии ни в какую. Гвардия, как покойная императрица еще в болезни лежала, о цесаревне заговорила. И добрая-то она - каждому слово ласковое найдет, никаким нижним чином не погнушается. И щедрая - без гостинцев к солдатам не выйдет, деньгами непременно одарит. И веселая - с людьми и песню споет, и в хоровод пойдет, а там и чарку опрокинуть не погнушается. Солдатам лестно - иначе, как матушкой, теперь не зовут.
- Не рано ли?
- Может, и рано. Да как остановишь! На чужой роток не накинешь платок - сбросят.
- Слыхал, и старые знакомцы к цесаревне потянулись?
- А как же. Александр Бутурлин целую реляцию прислал. Вместе с супругой. Повергает себя к милостивым стопам государыни цесаревны. Мол, всегда, хоть и вдалеке, хоть и без отзыва, был рабом ее верным.
- Ишь ты, и супругу приплел.
- Для приличия. Добрым состоянием она князя не обделила, а ко двору, по старой памяти, ой как хочется.
- Да на насиженное местечко.
- Э, прожито - пролито, ничего не воротишь. Да Бог с ним, с Александром Борисовичем. Тут, вишь, и родня цесаревнина обеспокоилась. Не только к ней самой - к Алексею Григорьичу челобитные писать принялись. Чтобы в случае чего попомнил, цесаревне, опять же, подсказал, имением не обделил.
- Это кто же?
- Да хоть бы Гендриковы. И того в толк не возьмут, что письма цесаревнины все читаются. За домочадцами не углядишь. Теперь и вовсе Бирон доносчиками весь дом набьет. Каково это будет, когда такая цидулка до герцога дойдет.
- Упредить бы.
- Умный сам сообразит, от дурака такие разговоры пойдут, не приведи, не дай Господи.
- Так что ж тогда?
- Торопиться пора настала, Роман Ларионыч, нам торопиться.
…Шуваловы твердят, торопиться надо. Им бы не поверила: нетерпеливые. Власти не дождутся. Михайла Ларионыч куда расчетливей. Всегда семь раз отмерит, а тут тоже туда же. Время… Куда от памяти уйдешь? Анна Иоанновна, покойница, только к власти пришла. После коронации с поздравлениями от польского примаса Потоцкий приехал, от дядюшки своего. Две недели царица его продержала, покуда грамоты верительные вручить дозволила. А через три из нашего государства выслала. За то, что цесаревне представлялся, что с другими о ней как о наследнице престола толковал. Живописец Иван Никитин прознал. В Измайлове. В церкви Иосафа Царевича Индийского. Там еще брат Ивана, поп Родион, всенощную служил. Из соглядатаев кто-то подойти захотел, Родион пение прервал, будто споткнулся. Оглянулась - сразу все поняла. А Никитины в Сибири теперь гниют. Неведомо, живы ли. Господи, скольких бы вернуть, обласкать за невинное претерпение. Ведь и не успеть можно. Торопиться когда и хорошо, только теперь ли? У престола какая толпа собралась. Сгрудились. Может, пусть для начала сами меж собой разберутся? Внимания бы на себя не обратить. А советчики - не им за жизнь цесаревны отвечать. Где они все окажутся, неизвестно…
- Чего вы добиваетесь от своей супруги, принц?
- Мне надоело правление регента, Анна. Я отец императора и не желаю быть во власти этого недоучки, бывшего фаворита бывшей императрицы. Не желаю. И удивляюсь вашей безмерной снисходительности. Или безразличия. Вас не волнуют вопросы чести.
- Вы забываетесь, принц. На этой земле и в этой империи вы такой же пришелец и случайный человек, как герцог Курляндский, если его вообще можно так титуловать. Ваших отеческих владений здесь нет.
- Отлично. Но это владения моего сына.
- Владения, принадлежащие Иоанну только потому, что он мой сын. На вашем месте, ваше высочество, мог оказаться любой другой, мое же положение незаменимо.
- Вы, как всегда, препираетесь по мелочам, лишь бы ссориться.
- Царственное наследство вы считаете мелочами?
- Вы придираетесь к словам и не желаете слушать о том, что касается нас обоих.
- Нас обоих не будет касаться ничто. Мы разные особы и с разными правами. Если это положение до сих пор не узаконено, тем хуже. Но подобная ошибка, несомненно, будет исправлена.
- Кем же, позвольте полюбопытствовать, принцесса?
- Я не выдаю своих сторонников и не собираюсь рассуждать о них с вами. При вашей болтливости это было бы непростительной ошибкой.
- Теперь понимаю. Эту нелепую выспреннюю роль для вас написала ваша доверенная фрейлина и подруга сердца Юлия фон Менгден. Ведь вы способны говорить только с чужого голоса, а уж думать тем более.
- Не пытайтесь меня оскорбить, Антон-Ульрих. Это бесполезно. Сначала я займусь регентом, потом очередь дойдет до вас. Потрудитесь оставить меня одну: мне претит ваше общество.
- Делаю это с великим удовольствием, тем более что, может быть, вы обратите время и на то, чтобы привести себя в порядок. Хотя бы сменить этот вечный мятый капот на платье и сделать прическу, достойную родительницы императора, как вы не устаете говорить.
- Вон!
- Мой Бог, где же ваше воспитание, принцесса? Кстати, платок на вашей голове вряд ли придется по вкусу фельдмаршалу Миниху, который торопится к вашим дверям. Старик повидал на своем веку достаточно коронованных особ. Впрочем, вы к их числу не относитесь.
- Притворите, пожалуйста, дверь за его высочеством, фельдмаршал. Я рада вас видеть.
- Ваше высочество, старый слуга к вашим услугам. Но вы чем-то взволнованы? Не могу ли я быть вам полезен?
- Вы полезны мне всегда. Только на этот раз все дело в принце Антоне: он вывел меня из себя. Боже, как он невыносим со своими вечными претензиями и грубостями!
- Я не осмеливаюсь спросить, какие у принца вообще могут быть претензии.
- Его раздражает Бирон. Но Бирон раздражает и меня. Однако я молча сношу его деспотизм.
- А есть ли смысл в вашем долготерпении, ваше высочество? В вашей власти положить конец неудачному регентству, установление которого многим представляется весьма сомнительным.
- Что вы имеете в виду, Миних?
- Этот пункт завещания был вписан накануне кончины почившей в Бозе императрицы, когда она лежала в беспамятстве и приходила в себя, если вообще приходила, на слишком краткие мгновения. Отдавать себе отчет в происходящем ее императорское величество никак не могла.
- Мне говорила об этом фон Менгден, но что это может изменить? Ведь мы же признали завещание.
- На тот момент, ваше высочество. Но рассмотрев все обстоятельства, вы вправе в них усомниться и регентство отменить.
- Вы шутите, Миних?
- Как бы я посмел? Напротив - я предельно серьезен и проникнут ответственностью минуты. Вам, ваше величество, следует только со мной и моими гвардейцами проехать во дворец и произнести формулу ареста герцога - остальное сделают офицеры.
- И Бирон согласится с ними?
- Сомневаюсь. Но вооруженных гвардейцев будет много, а он один. К тому же в своей спальне, раздетый и безоружный.
- А если он все же схватится за оружие?
- Ваше высочество, вы обижаете старого солдата!
- И это обязательно, Миних?
- Что именно, ваше высочество?
- Мне ехать с вами.
- Но помилуйте, ваше высочество, это будет переворот в вашу пользу и переход власти в ваши руки. Кто же может вас заменить? Как может все это произойти без вас?
- Не знаю как. Но на меня, фельдмаршал, не рассчитывайте. Встретиться с Бироном один на один? Там еще будет эта омерзительная Бенигна с ее гнусавым голосом. Она начнет кричать на меня. Нет, ни за что! Берите, если хотите, принца. Ему эта роль как нельзя более подойдет.
- Но тогда это будет переворот в его пользу. Ваше высочество, я умоляю вас переменить ваше решение.
- Не просите, Миних. Это бесполезно. Я устала от разговора. Отложите дела на следующий раз.
- Но следующего раза может и не быть. Мы не знаем всех замыслов герцога, и особенно возможностей его союза с принцем.
- Союза с принцем? Союза Бирона с Антоном-Ульрихом? И вы серьезно думаете, что он возможен?
- Если только он уже не намечен, ваше высочество.
- Тогда придумайте что-нибудь, Миних! Скорее придумайте! Должен же быть какой-то выход? Без моего участия.
- Что ж, ваше высочество, в таком случае благоволите отпустить со мной вашу карету. Все будут думать, что в ней находитесь вы. То же самое гвардейцы скажут Бирону.
- Вот видите, Миних, как все превосходно устраивается. Надеюсь, эта поездка во дворец не займет у вас слишком много времени? Боже праведный, как я буду без вас волноваться.
- Клянусь честью офицера, ваше высочество, все будет выполнено по вашей мысли, осечка невозможна. Я возьму с собой восемьдесят солдат. Так будет надежней.
- О да, берите побольше и, пожалуйста, пока ничего не говорите принцу. Воображаю, как он удивится, не правда ли, Миних?