- Мы ползли, чтобы вытащить трупы солдат, - вздохнула Марта, - это наш долг, обеспечить погибшим христианское погребение, - она перекрестилась.
На ее медальон не обращали внимания. Мало ли что носит девушка на шее, особенно, если эта шея, усмехалась про себя Марта, такая красивая.
Человек повертел в руках паспорт: "Вообще, конечно, положено ее отпустить. Америка нейтральное государство. Но мало ли что, линия фронта рядом. Если ее сюда подослали, чтобы сведения собирать, меня потом за такое по голове не погладят. Ладно, - он передал Марте бумаги. Жандарм, сухо, сказал: "Надеюсь, вы понимаете, мадемуазель, время сейчас военное. Мы обязаны быть бдительными".
Марта кивнула: "Конечно, ваше превосходительство, я согласна присоединиться к пленным. Можете отвезти меня в бараки".
- Что вы! - человечек испугался. "Об этом и речи быть не может. Просто оставайтесь в Симферополе. Снимите какую-нибудь комнату и приходите сюда, в участок, отмечаться. Раз в неделю. А когда война закончится, - он развел руками, - езжайте на все четыре стороны".
- Ничего, - хмыкнула Марта, - я найду способ, как отсюда выбраться. Надо сходить в синагогу местную. Я слышала, кенаса она называется. Отыщу там Синани.
Человечек увидел, как грустно клонится вниз бронзовая голова, и услышал тяжелый вздох: "Только у меня совсем нет денег, месье..., Я, конечно, найду работу, буду преподавать французский, но пока..."
- Черт с ним, - решил жандарм, - проведу этот расход по какой-нибудь статье. Жалко ее, совсем девчонка. Чуть не плачет.
- Пойдемте, - велел он, поднимаясь.
Марта вышла из полицейского участка с двадцатью рублями в кармане и тихонько усмехнулась. Когда ей выдавали деньги, жандарм в форменном мундире спросил у человечка: "Ваше превосходительство, может последить за ней?"
Тот махнул рукой: "Да зачем? Девятнадцать лет девице. Вы посмотрите на нее, Илья Павлович, от горшка два вершка, ничем она не опасна. Будет приходить к вам, каждый понедельник, отмечаться, а в остальном пусть живет себе спокойно".
- Замуж, может, выйдет, - ухмыльнулся жандарм. "Сядет на кухне, и не полезет больше в такие дела".
- Как же, - кисло заметила про себя Марта. Приняв деньги, прослезившись, она выдохнула: "Спасибо вам, ваше превосходительство, большое спасибо!"
Она подставила лицо жаркому солнцу: "Сначала в кенасу, встретиться с этим Синани. Узнать у него, как отсюда выбраться на север. Тетя Джоанна мне рассказывала, в Брюсселе. Она после восстания на Украине с еврейским обозом оттуда уехала. Их и не проверяют вовсе".
Марта вздрогнула. Рядом с ней раздался стук копыт, мужчина осадил красивого, белого жеребца. Спрыгнув на землю, приложив пальцы к папахе, он спросил по-русски: "Вы что-то ищете, мадемуазель?"
Всадник был черноволосый, с такой же черной, ухоженной бородой, белозубый, высокий, в черкеске. Марта увидела золотой эфес шашки у него за поясом.
- Я не говорю по-русски, месье, - вежливо ответила она. Мужчина рассмеялся: "Очень кстати. Освежу свой французский. Сами понимаете, на войне, - он развел руками, - с этим сложно. Капитан князь Нахичеванский, Исмаил Хан Эхсан Хан оглы, - он поклонился, - помощник командира четвертого конно-мусульманского полка".
- Мадемуазель Марта, - руки она не подала. "Спасибо, месье, я ничего не ищу. Всего вам хорошего".
Марта поклонилась. Он, настойчиво, предложил: "Давайте я вас провожу, мадемуазель. Не стоит девушке ходить одной. Время военное".
Бронзовая бровь взлетела вверх: "Здесь глубокий тыл, месье...- Марта с трудом выговорила, - месье Нахичеванский..."
- Можно просто: "Ваше сиятельство" - он легко улыбнулся. У него были острые, крупные, хищные зубы. Марта повела носом. Пахло от него порохом и конским потом.
- Ваше сиятельство, - повторила девушка и внезапно рассмеялась: "Так даже удобнее. Я вряд ли запомню ваше имя. Я сама доберусь. Большое вам спасибо и всего хорошего, - со значением повторила она.
Марта уходила по узкой, пыльной улице. Шелестели листья тополей, сияло яркое, полуденное солнце. Капитан, глядя вслед ее стройной, в простом платье, спине, заметил, как блестят бронзовые, стянутые в тяжелый узел волосы: "Не помните. Но запомните, мадемуазель Марта, это я вам обещаю".
Он легко вскочил в седло и обернулся. Девушка заворачивала за угол.
- Найду, - пообещал себе князь и пришпорил коня.
В кенасе все оказалось просто. Синани, пожилой, кругленький старичок, с ухоженной, седой бородкой, выдал ей триста рублей. Когда Марта предложила оставить расписку, купец отмахнулся: "У меня с раввином Судаковым давняя дружба. Хоть они, - Синани усмехнулся, - нас евреями и не признают, но религия религией, а дела делами. Не беспокойтесь, все будет в порядке".
Обоз на север, в Литву, отправлялся в следующем месяце. Синани пообещал: "Вам наши бумаги сделают, караимские. Нам разрешено жить вне черты оседлости. Спокойно въедете с ними в Санкт-Петербург, - он подмигнул девушке и стал отсчитывать деньги.
Марта стояла перед аккуратным зданием с вывеской "Товарищество виноторговли Христофорова и К°". Она прошла мимо церкви, мимо Дворянского собрания и огляделась:
- Здесь, наверняка, комнаты сдаются. Но как с хозяйкой объясниться..., Надо будет адрес в полиции оставить, когда отмечаться приду. А потом, - она рассмеялась, - пусть меня ищут, хоть по всему Крыму.
- Что такого смешного, сударыня? - спросил веселый голос сзади, тоже по-русски. "Вы так заразительно хохочете, и я решил узнать, что это за шутка".
Марта повернулась. Он был лишь чуть старше и немного выше ее, русоволосый юноша в простом, темном сюртуке, с непокрытой головой. Глаза у юноши были карие, большие, щеки загорелые. Марта увидела пятна на его пальцах.
Девушка сказала, по-французски: "Я, к сожалению, не понимаю русского, месье..."
- Месье Менделеев, - он поклонился. "Я преподаю естественные науки - юноша поднял руку и повертел ей перед носом Марты, - в здешней гимназии. Пятна, которыми вы, мадемуазель, изволите любоваться, от химикатов. Так что за шутка? - он широко, заразительно улыбался.
- Я просто так смеялась, - Марта сморщила нос, - со мной это бывает.
- Со мной тоже, - признал Менделеев и показал на купола: "Это греческая церковь. Я, хоть недавно в Симферополе, но могу вам показать город, мадемуазель..., - юноша вопросительно посмотрел на нее.
- Марта, - она протянула маленькую руку. Менделеев бережно ее пожал.
Он быстро нашел ей комнату, и договорился с хозяйкой о пансионе. Прощаясь, стоя у крыльца, Менделеев покраснел: "Если у вас будет время, мадемуазель Марта, и если ваше состояние позволит..., - он указал глазами на повязку.
- Я даже танцевать могу, - тонкие губы улыбнулись, - ранение легкое, месье Менделеев.
Над их головами закатное солнце пронизывало зеленые листья каштана. Наверху, в еще теплом небе, были слышны крики птиц. "Какая она красивая, - восторженно подумал юноша, - я таких девушек и не видел никогда. И тоже сестра милосердия, как эти женщины, из Крестовоздвиженской общины".
- Я могу вас познакомить с нашим начальником госпиталя, месье Пироговым, - сказал Менделеев. "Он, в Севастополе, руководит уходом за ранеными..."
Марта слышала о Пирогове от врачей. Сам он ее не осматривал.
- Но сюда тоже приезжает - закончил Менделеев, - в тыловой госпиталь. У нас все сестры милосердия из Санкт-Петербурга. Дамы из общества, вы с ними подружитесь, я уверен.
- Как-то неудобно, - замялась Марта, - я все же пленная... "Из Санкт-Петербурга, - подумала она, - это очень, очень хорошо".
- Вы гражданка нейтрального государства, - удивился Менделеев, - ничего неудобного. А раненые есть раненые.
- Да, - тряхнула Марта головой, - это вы правы, месье Дмитрий. Большое вам спасибо, - она пожала юноше руку: "Наверняка, в Симферополе, есть еще, на что посмотреть, месье Дмитрий. Покажете мне?"
- Если бы даже не было, - дерзко ответил Менделеев, глядя в зеленые глаза, - я бы, мадемуазель, построил бы, как в сказках, дворец за одну ночь. Для вас.
- Увидимся завтра, - от нее пахло жасмином, она стояла совсем рядом, выше его на ступеньку. От реки доносилось мычание коров, по улице маршем шли войска. Марта попрощалась с ним, и скользнула внутрь дома.
- В лавки, - вспомнил Менделеев. "Ее в лавки надо сводить, на ней одно платье и больше ничего. Завтра и сходим. И в парке погуляем и вообще…, - он шел к себе домой, любуясь золотым сиянием осеннего солнца, и повторял: "Марта".
Деревянные, отскобленные половицы палаты блистали чистотой. Пахло хлорной известью, на столе, в простом глиняном кувшине стоял букет полевых цветов.
Марта заканчивала мыть пол. Она была в форме сестер милосердия Крестовоздвиженской общины, скромном, коричневом платье с белыми манжетами, таком же чепце и фартуке. Настоятельница, Екатерина Александровна Хитрово, услышав о том, что Марта протестантка, только улыбнулась: "Иисус, милая девочка, для всех один, и Божья Матерь тоже".
Сестры все были средних лет, старые девы или вдовы, все говорили по-французски. Мадам Бакунина приехала сюда, в Крым, из столицы. Она сразу сказала Марте: "Когда война закончится, милая, я вас увезу в Санкт-Петербург. Николай Иванович вас очень хвалит, сами слышали. Нам нужны будут руки, работы много. Я вас обязательно познакомлю с нашей патронессой, великой княгиней Еленой Павловной. У нее во дворце проходят интимные вечера, les soirees morganatiques, как мы их называем, - Бакунина подмигнула Марте, - вы там будете блистать, я уверена".