Извините, что я вас беспокою, но нам только что предложили детеныша гориллы… по очень сходной цене… тысяча двести фунтов… конечно, но это совсем немного за гориллу… ну вот, я и подумал, не согласитесь ли вы оплатить часть… скажем, одну ногу или еще что-нибудь? Вы согласны? Это ужасно мило с вашей стороны… большое, большое спасибо… До свидания.
До ленча я успел собрать двести фунтов. Еще тысяча, и горилла будет моя. Следующим в моем списке стоял майор Домо. Я в жизни его не видел и не представлял себе, как он отнесется к предложению купить кусок гориллы.
К счастью, оно его позабавило. Он рассмеялся.
— Сколько она стоит? — спросил он.
— Тысячу двести фунтов.
— А сколько вы уже собрали?
— Двести.
— Хорошо, — сказал майор Домо, — приезжайте ко мне сегодня, и я покрою разницу.
Сказать, что я онемел, — значит ничего не сказать. Называя телефонистке очередной номер, я надеялся получить фунтов двадцать пять, от силы пятьдесят. О ста я даже и не мечтал. И вот майор Домо подносит мне детеныша гориллы, так сказать, на блюдечке. Я промямлил слова благодарности, бросил трубку и побежал рассказывать всем, что у нас будет детеныш гориллы.
Настал великий день, я вылетел в Лондон за обезьяной. Теперь бы только не оказалось, что это шимпанзе! Торговец встретил меня в аэропорту и проводил в помещение, оборудованное Обществом защиты животных. Он отворил дверь, и я увидел… двух детенышей шимпанзе. Они сидели на столе и задумчиво ели бананы. У меня сердце оборвалось. Я живо представил себе, как возвращаюсь на Джерси несолоно хлебавши. Но торговец проследовал к клетке в углу, открыл ее, и в мою жизнь вошел Н'Понго.
Он был ростом около восемнадцати дюймов, на редкость красивый и складный. Проковыляв через всю комнату ко мне, Н'Понго поднял руки — возьми, мол, меня. Я удивился его весу, и ведь все это были кости и мышцы, ни капли лишнего жира. Тело покрывала густая и мягкая шерсть светло-шоколадного цвета; кожа рук, ног и лица была нежная и блестела, как искусственная. Небольшие, глубоко посаженные глаза сверкали, будто угольки. Лежа на моих руках, он немигающим взглядом внимательно осмотрел меня, потом пухлым указательным пальцем осторожно потрогал мою бороду. Я пощекотал ему ребра, и он весь задергался, хрипло хихикая и сияя довольными глазами.
Я посадил Н'Понго на стол и угостил бананом. Он принял угощение, тихонько ворча по-медвежьи от удовольствия, и стал аккуратно есть, не то что шимпанзе, которые любят набивать полный рот. Потом я выписал чек, мы затолкали сердито ворчащего Н'Понго обратно в ящик и поспешили на самолет, идущий на Джерси.
В Джерсейском аэропорту я извлек Н'Понго из его ящика, и мы поехали на машине в зоопарк. Н'Понго сидел у меня на коленях и с большим интересом рассматривал пасущихся коров, поворачиваясь иногда, чтобы заглянуть мне в лицо. Когда мы приехали, я отнес его в наш дом, потому что клетка для него была еще не совсем готова. Пусть денек-другой поживет у нас в гостиной. Его важные, учтивые манеры и грустная физиономия тотчас завоевали мамино сердце. Да и Джеки не устояла. И вот Н'Понго предается уже неге на диване, а они потчуют его всякими лакомствами. Один за другим все служащие зоопарка поднимались на второй этаж засвидетельствовать ему свое почтение, словно Н'Понго был какой-нибудь чернокожий владыка. Я слишком хорошо помнил дни, когда у меня в доме гостил шимпанзе Чемли, и по опыту знал, на что способна человекообразная обезьяна. В рекордно короткий срок она может превратить самую образцовую квартиру в нечто совершенно невообразимое. Поэтому я следил за Н'Понго как коршун. Когда ему наскучило лежать на диване, он решил обойти гостиную и хорошенько рассмотреть все интересное. Шел не спеша, словно профессор по музею.