Только что созданные новые правительства на первых порах, как правило, слишком заняты самоутверждением, чтобы заботиться о животном мире своей страны, а история не раз показывала, как быстро может быть истреблен тот или иной вид, даже многочисленный. Поэтому горилла числилась в моем списке среди самых желанных экземпляров. Правда, я не был уверен, что обезьяна, которую мне предложили, в самом деле горилла. Я давно убедился, сто рядовой торговец животными еще кое-как различает птиц, рептилий и млекопитающих, но дальше этого его познания не идут. Поэтому «детеныш гориллы» вполне мог оказаться детенышем шимпанзе. Но и отвергать предложение рискованно, вдруг это все-таки горилла!
— Сколько вы за него просите? — осведомился я и покрепче сжал в руке телефонную трубку.
— Тысячу двести фунтов, — последовал ответ.
Перед моим мысленным взором возникло лицо директора банка, но я решительно прогнал это видение.
— Ладно. — Я надеялся, что мой голос звучит уверенно. — Встретимся в Лондонском аэропорту, и, если он в хорошем состоянии, я его возьму.
Я положил трубку и увидел устремленный на меня взгляд Джеки — это был взгляд василиска.
— Что ты возьмешь? — спросила она.
— Детеныша гориллы, — небрежно ответил я.
— Ой, как славно, — обрадовалась мама, — эти крошки такие милые.
Джеки была настроена более трезво.
— Сколько? — осведомилась она.
— В сущности, цена сходная, — сказал я. — Ты же знаешь, гориллы очень редки, и знаешь, что мы теперь делаем упор на редкость. По-моему, такой редкий случай…
— Сколько? — сердито перебила Джеки.
— Тысяча двести… — ответил я и приготовился к буре.
— Тысяча двести фунтов? Тысяча двести фунтов? Ты с ума сошел. Не сегодня-завтра банк закроет твой счет, а ты вдруг заявляешь, что готов заплатить тысячу двести фунтов за гориллу? Ты не в своем уме. Помилуй, откуда мы возьмем тысячу двести фунтов? И что скажет директор банка, когда услышит об этом? Нет, ты решительно свихнулся.
— Я добуду деньги из других источников, — сурово молвил я. — Не забудь, остров кишит богатыми людьми, у них только и дела, что разъезжать по приемам, ну прямо японские вальсирующие мыши. Пора им сделать что-то для защиты животных. Я попрошу, и они дадут денег.
— Эта идея еще нелепее, чем твое решение купить гориллу, — сказала Джеки.
Но пессимизм Джеки не поколебал моей веры в добрую волю общественности. Я поднял трубку и назвал номер.
— Алло? Хоуп? Это Джерри.
— Алло, — безрадостно отозвалась Хоуп. — Чем я могу быть тебе полезной?
— Хоуп, пожалуйста, составь мне список самых богатых людей острова.
— Всех самых богатых? — оторопела Хоуп. — Что это ты еще задумал?
— Понимаешь, мне только что предложили детеныша гориллы по очень сходной цене… тысяча двести фунтов… но у меня сейчас нет таких денег…
Конец фразы утонул в звонком хохоте Хоуп.
— И ты рассчитываешь, что местные богачи за тебя заплатят? — молвила она сквозь смех. — Джерри, честное слово, ты рехнулся.
— А что тут такого, — возразил я. — Они должны быть рады, если их деньги помогут нам купить редкое животное. Нельзя откладывать, надо поскорее создавать питомники для горилл и других зверей, иначе их вовсе не останется на свете. Я уверен, они это понимают.
— Боюсь, что нет, — сказала Хоуп. — Я понимаю, ты понимаешь, но средний человек не понимает, или ему вообще на это наплевать.
— Пожалуй, ты права, — мрачно согласился я. — И все же стоит попытаться. Как ты думаешь?
— Стоит, но на твоем месте я бы не очень полагалась на их щедрость, — сказала Хоуп. — Ладно, через полчаса позвоню.
Через полчаса Хоуп продиктовала мне по телефону около полусотни фамилий, и я их быстренько записал. Потом отыскал номера телефонов, сделал глубокий вздох и приступил.
— Доброе утро, это миссис Макгергл? Говорит Джеральд Даррелл из зоопарка.