* * *
Август 1768 г.
Снисходительно-благодушное отношение Панина к угрозам султана придвинуть войско к российским границам оказалось, увы, необоснованным. В середине августа в "Тайную экспедицию" пришло очередное донесение Поповича, сообщившего о прибытии в главные турецкие крепости значительного числа янычар.
А вернувшийся в Киев из Константинополя капитан Соловков уточнил:
- Под Очаковом стоит восемнадцать тысяч... Под Бендерами ещё тринадцать... И в Яссах гарнизон изрядно усилен.
- Сам видел иль по слухам знаешь? - спросил Веселицкий, делая быстрые пометки в записной книжке.
- И сам видел, и верные люди насказали... Да вы не сомневайтесь! Под Бендерами этих турков тьма. Останавливали до пяти раз, дознавались: "Кто таков? Куда едешь?.." Одно спасение, что нарочный офицер. А то повязали бы, точно повязали.
- Письма-то резидентские уберёг?
- В сапоге держал, - улыбаясь, вытянул вперёд ногу Соловков, словно Веселицкому важно было знать, в каком именно сапоге лежали письма.
- Ещё что добавишь?
- Да... У городка Сакчи сделаны четыре магазина, каждый по сто сажен в длину. Припасы туда завозят непрерывно - в день до трёх десятков обозов бывает. И все обыватели говорят, что к осени турецкое войско придвинется к Балте, перезимует там, а по весне нападёт. Ежели, конечно, не замиримся до той поры.
- Не замиримся! - коротко и уверенно отрезал Веселицкий, продолжая черкать карандашиком в книжице.
Соловков настороженно посмотрел на канцелярии советника.
А тот, увидев в его глазах немой вопрос, пояснил многозначительно:
- Ружьё заряжают не для того, чтобы в угол поставить. Заряжают, чтоб стрельнуть!.. Вот только по весне ли пальба начнётся?
- Зимой турки не пойдут. Точно!
- А ногайцы?.. Эти, поди, хоть сейчас к набегу готовы.
- Господин майор Вульф, что командует Орловским форпостом, говаривал, будто Едисанская орда с походными кибитками стоит. Приказа ждёт.
- То-то же. Вот кого страшиться надобно, капитан... - Веселицкий задумчиво, словно что-то вспоминая, постучал карандашиком по столу, а потом добавил с неприязнью: - То к нам просятся, то в набег собираются... Одно слово - сволочи!..
Притесняемая крымскими ханами Едисанская орда, входившая вместе с другими крупными ногайскими ордами - Едичкульской, Буджакской и Джамбуйлукской - в состав ханства, несколько раз хлопотала о перемене подданства, посылая гонцов с просительными письмами в Киев. Отсюда письма переправлялись в Коллегию иностранных дел. Но Петербург, не желая обострять отношения с Крымом и Турцией, относился к этим ходатайствам весьма осмотрительно, не давая никаких обязательств или обещаний.
Высочайшим рескриптом от 26 июня 1766 года генерал-губернатору Воейкову строго предписывалось всячески сдерживать ордынцев от перехода в российские границы, "а буде присланы будут от них в Киев нарочные с новым прошением о принятии в наше подданство, то. выслушав их предложения или приняв письма, немедленно их назад отпустить без всякого обнадёживания и, сколь возможно, скрытно...".
...Поругав ногайцев, Веселицкий не стал далее расспрашивать Соловкова, а протянул ему чистый лист и велел написать подробный рапорт о турецких приготовлениях Капитан весьма недурно владел пером, поэтому с делом управился в четверть часа, умно и складно изложив на бумаге всё увиденное и услышанное.
Веселицкий вскользь просмотрел густо теснившиеся строчки, остался доволен написанным и отпустил капитана отдыхать. А сам, собрав в папку вкупе с рапортом Соловкова ещё некоторые донесения конфидентов, отправился к Воейкову для доклада.
- Не нравится мне всё это, - хмуро сказал Фёдор Матвеевич. - Я согласен, что разбойные люди Зализняка причинили хану убыток. Но - слава Богу! - бунт подавлен, бунтовщики пойманы, хану принесены извинения. Пора бы, кажется, уняться!.. Так нет же!.. Мы ясно наблюдаем, что Порта не желает возобновления тишины и покоя... Вот и Алексей Михайлович опять предупреждает... (Воейков тронул жёлтым пальцем лежащее на столе письмо). Да-а, положение у границ представляется мне достаточно опасным. Нет ни малейшего сомнения в том, что турки готовят нападение. Благополучие и защищённость нашего края будет зависеть ныне от своевременного распознания намерений неприятеля.
- Я уже принял меры, ваше превосходительство, - сказал Веселицкий, услужливо протягивая губернатору список агентов, направляемых в главные турецкие крепости: Бендеры, Яссы, Хотин, Очаков, Кинбурн.
Воейков внимательно прочитал список, кивнул, одобряя, и заметил:
- Пусть Бастевик навестит Якуба... Пора уже решить его судьбу. Распорядитесь о капитане!..
Когда Веселицкий ушёл, Фёдор Матвеевич, сгорбившись над столом, долго нюхал табак, размышляя об интригах Порты, затем сунул табакерку в карман кафтана, взял в руку перо и неторопливо написал несколько писем.
В первом из них, адресованном генерал-губернатору Малороссии графу Петру Александровичу Румянцеву, он попросил придвинуть некоторые полки Украинской дивизии поближе к Новороссийской губернии. Во втором, к обер-коменданту крепости Святой Елизаветы генерал-майору Александру Исакову, был приказ неприметным образом приумножить войсками все пограничные форпосты и всем полкам быть во всякой военной исправности. То же самое Фёдор Матвеевич повторил в третьем письме, предназначенном кошевому атаману Запорожского войска Петру Калнишевскому.
* * *
Сентябрь 1768 г.
Капитан Анатолий Бастевик покинул Киев 12 сентября. Путь ему предстоял неблизкий, поскольку после посещения каймакама Якуб-аги он должен был без промедления проследовать в Крым, чтобы вручить хану Максуд-Гирею личное послание Воейкова...
В конце июля хан прислал в Елизаветинскую крепость нарочного Мегмет-агу с письмом, в котором в резкой форме выразил протест против разорения подвластной Галты, потребовав возместить ущерб, причинённый его подданным. Обер-комендант Исаков, не зная, что ответить, отправил агу в Киев. Там письмо Максуд-Гирея передали Воейкову.
Фёдор Матвеевич постарался успокоить хана, написав, что в ближайшее время пришлёт в Бахчисарай офицера с уведомлением о суде над бунтовщиками, которых доблестные российские войска совершенно поразили, а полковник Семён Гурьев пленил главных зачинщиков - Железняка и Гонту. И пригласил Максуд-Гирея лично присутствовать на экзекуции.
(Ивана Гонту сразу же выдали полякам, и после страшных пыток он был четвертован).
...Затяжные осенние дожди ещё не начались, просёлочные дороги, вилявшие между холмов, оврагов, перелесков, были сносными, и потрёпанная в частых переездах простенькая карета капитана за несколько дней домчала его к Орловскому посту.
Командовавший здесь майор Вульф, хорошо знавший Бастевика по его прежним вояжам в турецкие и крымские земли, вечером, за ужином, по-приятельски советовал:
- Ногайцев остерегись. Шалить стали басурмане... Ежели купец какой едет или казак с торгов возвращается - грабят без пощады... До душегубства, слава Богу, покамест не доходит, но калеченые и побитые попадаются часто.
- За Балту небось осерчали?
- А чёрт их разберёт!.. Может, и за Балту... Ты, однако, на рожон не лезь.
- Ничего, - промычал, жуя, Бастевик, - не в первый раз... Как-нибудь доберусь.
- Сам знаю, что не в первый. Только казаков в охрану всё равно дам...
Вульф, к сожалению, оказался прав: уже за Балтой, вёрстах в пятнадцати от Дубоссар, на исходе дня на капитана наскочили буджаки. Они внезапно, как призраки, появились из-за редкого, схватившегося золотым осенним увяданьем леска, минуту-другую приглядывались к пылившим вдали всадникам, затем, пустив коней вскачь, стали быстро настигать окружённую казаками карету.
Бастевик, приметив погоню, открыл дверцу, крикнул ездовому, чтоб осадил упряжку, живо вылез из кареты.
Молоденький казачок Петро суетливо подвёл к нему запасную лошадь, уже взнузданную, под седлом. Проверив, заряжен ли торчавший из ольстры пистолет, капитан сунул ногу в стремя, легко и привычно уселся на поджарую кобылицу, которую брал во все свои вояжи для верховой езды. И негромко бросил казакам:
- Ну, служивые, теперь не зевайте... Ежели что - палите.
Подскакавшие буджаки - их было десятка полтора - остановились шагах в двадцати, охватив карету и конвой жидким полукольцом. Один из них, судя по хорошей одежде - ага, костистый, широкоскулый, цепкими раскосыми глазами оглядел казаков, остановил взор на капитане, крикнул гнусаво:
- Куда едешь, офицер?
- Везу письма дубоссарскому каймакаму и его светлости крымскому хану, - объявил по-татарски Бастевик.
Ага ещё раз оглядел конвой, но теперь его взгляд - быстрый, оценивающий - скользнул по крепким лошадям, на которых восседали казаки. Взмахнув короткой плетью, он повелительно проронил:
- С нами поедешь!
- Я имею приказ побывать в Дубоссарах и Бахчисарае, - холодно, но твёрдо ответил Бастевик. - Вот письмо!
Он сунул руку за отворот мундира, достал сопроводительное письмо, подписанное Воейковым.
Стоявший ближе всех к капитану буджак скакнул вперёд, выхватил пакет, отдал are.
Тот равнодушно повертел его в пальцах, читать не стал, но и не вернул, а с ухмылкой разорвал и бросил в сторону.
- С нами поедешь, офицер, - повторил ага. - Отдай оружие!.. И им скажи, - он указал плетью на казаков, - чтоб отдали.
Дело приобретало скверный оборот... "Отдадим оружие - коней заберут", - подумал Бастевик, припомнив предупреждение Вульфа.
Поправляя шляпу, он скосил взгляд на казаков, готовых в любой миг выхватить пистолеты.