- Тохта, тохта, - поторопил ага.
Бастевик побледнел, но хладнокровия не потерял - сказал тем же твёрдым голосом:
- Честь и достоинство офицера победоносной армии её императорского величества не дозволя...
Окончить фразу он не успел: тот же буджак, желая, видимо, услужить are и ускорить дело, снова скакнул вперёд, остановился рядом с капитаном и вдруг хлестнул его плетью.
Удар был сильный, но не от боли - от жестокой обиды сжалось сердце отважного капитана: грязный ногаец посмел оскорбить русского офицера!
- Бей их, ребята! - рявкнул мгновенно пришедший в ярость Бастевик, выхватывая из ольстры пистолет.
Буджак немеющими от страха руками потянул поводья, пытаясь отъехать в сторону. Но выстрел полыхнул пламенем прямо в лицо. Тяжёлая пуля проломила приплюснутый нос, разворотила кровью затылок, сорвав с головы серую баранью шапку. Буджак, всхрипнув, навзничь опрокинулся с коня, испуганно рванувшегося с места.
За спиной капитана нестройной скороговоркой захлопали выстрелы казаков.
Один из всадников, схватившись рукой за грудь, свалился на землю - остальные, нахлёстывая лошадей, трусливо кинулись врассыпную.
Воодушевлённые таким быстрым и удачным исходом стычки, казаки рванули из ножен сабли, бросились преследовать ногайцев, но тут же были остановлены Бастевиком.
- Уходить надобно! - вскрикнул он, разворачивая лошадь. - Ежели орда недалече - они вернутся...
Скакали долго, переменными аллюрами, скакали, пока не притомились кони. Пришлось съехать с дороги к ближнему лесу, на опушке которого все спешились.
Ездовой, жалеючи поглаживая раздувающиеся, словно кузнечные мехи, бока взмыленных лошадей, выпряг их из кареты, а казаки, пытаясь хоть как-то скрыть её от постороннего взора, вручную закатали за росшие поблизости кусты лещины.
Казачка Петра Бастевик оставил приглядывать за дорогой, а сам с остальными людьми, ведя коней под уздцы, углубился в чащу, выискивая подходящую для отдыха поляну.
Ногайцы, к счастью, не вернулись. Но Бастевик, считая, что лишняя предосторожность не помешает, просидел в лесу до ночи. И только в последних отсветах заходящего солнца, когда густой прохладный мрак стал быстро наползать на землю, вывел свой небольшой отряд к опушке. Казаки сноровисто запрягли лошадей в карету, но капитан в неё не сел - предпочёл остаться в седле.
У турецкой заставы, охранявшей въезд в Дубоссары, конвой появился около полуночи. Янычары встретили его враждебно, долго выясняли цель приезда, осматривали, переговариваясь, затем велели казакам стать до утра в ближайшем дворе, а Бастевика - в сопровождении двух стражников - пропустили в город...
Якуб-ага не ожидал появления капитана - поначалу растерялся, засуетился, пряча глаза, потом спросил вяло:
- С чем пожаловал, капитан?.. Кофе будешь?
- Поговорить надобно, - многозначительно произнёс Бастевик, по-хозяйски усаживаясь на низенькую тахту рядом с агой. - А кофий потом подашь.
У Якубы тревожно забегали глаза, рот передёрнулся в испуганной улыбке. Он кликнул слугу Махмута, шепнул что-то на ухо, тут же отпустил и - выжидательно, страшась - посмотрел на капитана.
А тот, обозлённый неудачно сложившимся днём, стычкой с ногайцами, пренебрегая советом Веселицкого вести себя осмотрительно, издевательски заскоморошничал:
- У меня дело простое, незатейливое. Я б сам и беспокоить тебя не стал, да господин Веселицкий любопытствует... Узнать хочет, зачем ты написал султану, что Балту сожгли русские?.. Барон надоумил?
- Какой барон? - теряя голос, одними губами спросил каймакам. Сердце его замерло, по всему телу разлилась неприятная слабость, в голове судорожно забились путаные мысли: "Всё прознали. Всё... Но откуда о консуле?.. Предал кто-то..." Каймакам съёжился, пригнул голову, лихорадочно соображая, как ответить.
- Что молчишь, ага?.. Иль сказать нечего?
- Слова твои... слова... - начал тянуть Якуб, с трудом шевеля языком в пересохшем рту. - Твои слова... Они меня... Это клевета... Конечно! Это злая клевета! Ты же знаешь меня, капитан! И не первый год...
- Верность твоя мне хорошо известна, - резко оборвал его Бастевик. И добавил, продолжая издеваться: - Сейчас ты её ещё раз подтвердишь, если расскажешь о бароне... О вашей переписке, о тайных встречах.
- Я никогда с ним не встречался! Клянусь! И не писал!
- Брось лицемерить, ага! - вскричал вдруг капитан, вскакивая с тахты. - Мы перехватили его письма Шуазелю! Из них узнали о твоей измене.
Якуб понял, что разоблачён. Некоторое время он молчал, тяжело, с хрипом, дыша всей грудью, а затем, холодея от собственной смелости, разжигая злость к этому проклятому офицеру, визгливо, срываясь на крик, стал попрекать Бастевика невыплаченными пансионными деньгами, нанесёнными обидами.
Капитан обомлел от такой наглой, беспардонной лжи каймакама, схватился за шпагу, зашипел с ядовитой ненавистью:
- Я заколю тебя, мерзавец.
- Махмут! - истошно заорал Якуб, пятясь к стене.
Коренастый, плотный слуга мгновенно ввалился в комнату, могучим ударом сбил капитана с ног, подхватил выпавшую из его руки шпагу, приставил острый клинок к горлу.
Тут же в дверях появились другие слуги, турецкие стражники, стали вязать офицера ремнями. Бастевик, пытаясь освободиться, задёргался всем телом, но слуги крепко держали его. А Махмут ударил ещё раз - несильно, ногой в бок.
- Этот гяур оскорбил меня... - начал зачем-то объяснять Якуб, всё ещё со страхом глядя на капитана. Потом махнул рукой и уже спокойно - выбор сделан! - приказал: - Заприте его... И охрану поставьте.
- Ты пожалеешь об этом, сволочь, - сдавленным голосом пригрозил Бастевик. - Я ещё получу сатисфакцию.
Якуб небрежно дёрнул углом рта:
- Если жив останешься.
Слуги подхватили капитана под руки, выволокли за дверь...
Оставшиеся на окраине Дубоссар казаки спать не ложились, коней не рассёдлывали - лишь отпустили подпруги - и, собравшись в кружок, покуривая короткие трубки, ждали возвращения капитана.
- Ну что же он не идёт? Что ж тянет? - боязливо вопрошал казачок Петро, вглядываясь в темноту. Он впервые отправился в чужие земли и испытывал тревожную растерянность. - Уж не случилось ли чего?
- Не дури, хлопец, - отозвался старый Панас, для которого конвоирование было делом привычным. - Их благородие любит поговорить.
- Так ведь сам же сказал, что обернётся скоро.
- Сказал, сказал... Ну, может, ему там чарочку поднесли, закуску добрую. Кто ж откажется от такого? - попытался пошутить Панас, но в голосе его не было весёлости.
В темноте послышались торопливые шаркающие шаги.
- Никак, идёт? - обрадовался казачок.
- Не он это, - уверенно сказал Панас. - Капитан-то верхом уехал.
- А может, лошадь там оставил?
- Балда ты, Петро! - ругнулся шёпотом Панас. - Идёт-то один, а капитан был с турками.
Кто-то остановился у ворот, стал осторожно их открывать.
Казаки насторожились. Петро суматошно хватал себя за пояс, пытаясь вытащить пистолет.
Незнакомец чёрной тенью скользнул к казакам, спросил приглушённо:
- Откуда будете, служивые?
- Тебе какое дело? - грубо отозвался Панас.
- Капитан Бастевик с вами был?
- Ну был... Ты-то кто таков?
- Я каймакамов писарь Яков Попович... Вот что, казаки. Не ждите капитана. Ага арестовал его.
- Какой ага? Как арестовал? - воскликнули казаки все разом.
- Как, как, - передразнил их Попович. - В подвал посадил - вот как!
- А ты не брешешь? - с угрозой спросил Панас.
- Вот те крест!.. Я давний знакомый капитана. Сам видел, как его в тёмную тащили.
- Говорил я, говорил, - затараторил казачок Петро.
- Цыц, сопливый! - чугунно рявкнул на него Панас. - Ты ещё скулить начнёшь... Что же нам теперь делать, мил человек? - обратился он к писарю.
- Панас! - загорячился кто-то. - Давай отобьём! Турки-то не ждут - опешат!
- Дело надо говорить, а не языком молоть, - одёрнул казака Панас. - Как из города выскочим, коль пальба начнётся? Вона у турок заставы какие!
Старого казака поддержал Попович:
- Панас правильно говорит. У подвала стража. И во дворе ту рок до десятка. Не отобьёте!.. Возвращайтесь назад, расскажите всё кому следует. Пусть губернатор требует выдачи капитана.
Все посмотрели на Панаса.
Тот с угрюмой задумчивостью выбил с одного раза погасшую трубку, сунул её в карман, буркнул неохотно:
- Ехать надо... До Орлика доберёмся - нарочного в Киев пошлём... А тебе, приятель, за предупреждение низкий поклон. Как зовут-то, говоришь?
- Попович. Яков Попович... Так и скажите его превосходительству, что, мол, Попович сообщил. Меня в Киеве знают - поверят... Ладно, казаки, побегу я. Как бы каймакам не хватился.
Писарь повернулся, нырнул в темноту.
- На конь, хлопцы! - распорядился Панас.
Казаки торопливо подтянули подпруги, стали выводить лошадей из ворот.
Неожиданно рядом раздался гортанный крик, со всех сторон на казаков набросились вооружённые турки и после короткой яростной свалки повязали их.