Был Звездан недавно взят во Всеволодову дружину, но Словиша приметил его сразу: не хвастлив, не норовит князю попасть на глаза, в седле держится ловко, смелости ему не занимать. Одно только смущало: молчалив, тих, в княжеских пирах воздержан. Но зато книжной премудрости хватит и на десятерых. Бывало, в лесу на привале начнет такое рассказывать, что и у старых воев рты сами по себе раскрываются: да неужто все это случается на свете?
Увидев Словишу, Звездан разулыбался, стал виновато оправдываться: шел-де от батюшки с тяжкой думой, снова скаредничает Одноок, стыдно ему за отца перед дружинниками. А вчера побил он до смерти Веселицу - сегодня ходит мрачнее тучи, все мерещится ему, будто пригляделись к его усадьбе лихие люди, задумав дурное, хотят взломать бретьяницы . На Звездана кричал, грозился спалить ларец с книгами…
- Да, - сказал Словиша, - суров Одноок. Только ты, Звездан, не робей. Ежели что, пожалуемся князю - Всеволод за тебя вступится.
- Дело ли это - ходить ко князю с жалобами на отца? - испугался Звездан, отстраняясь от Словиши.
- Экой же ты еще молодой да доверчивый, - успокоил его дружинник. - Ну, коли не хочешь, быть по сему. А думу свою брось, по-пустому не отчаивайся. Пойдем ко мне в гости.
- Отчего ж не пойти, - согласился Звездан. Словиша тоже нравился ему: был он хоть и близок ко князю, а близостью своей не кичился; в словах неразборчив, зато умен. И себя защитить сумеет, и слабого в обиду не даст.
Поехали с княжеского двора верхами. По дороге, лениво подергивая коня за узду, Словиша рассказывал о поездке в Киев.
Звездан завидовал ему, то и дело перебивал его речь вопросами. Самому-то ему еще не доводилось надолго покидать отчий дом, а ежели и отъезжал с князем на охоту, то все в своих же лесах - вокруг-то Владимира знал он каждую тропку и каждое болотце. Но уж очень хотелось взглянуть на мир. Много дорог пролегло по земле; а чтобы по каждой проехать, не хватит, поди, и трех жизней.
Словиша искоса поглядывал на него: золотое время - молодые лета. Молодо-зелено, погулять велено.
- Хочешь, замолвлю за тебя словечко? - вдруг предложил он. - Покажешь прыть - станешь у князя на виду.
Но со Звезданом шутки плохи: сразу уловил он в речах Словиши усмешку.
- Буде потешаться-то…
- Не серчай, - успокоил его Словиша. И, помолчав, спросил:
- Ну а коли вправду?
- Вправду-то? - прищурился Звездан, прямо глядя перед собой. - Вправду-то сразу и не скажешь… Да и невзлюбишь ты меня, Словиша, ежели правду скажу.
- Это почто же? - удивился дружинник, и в голосе его послышалась обида. - Аль не в радость тебе служба у князя?
- Чего ж в радость-то? - сказал Звездан. - Сам разве ничего не видишь? Признаться себе стыдишься?
- Мне стыдиться нечего, - нахмурился Словиша. - Князю я служу верой и правдой, и уже много лет. И обиды на него не знаю никакой…
Сказав так, он вдруг вспомнил, как торопился с доброй вестью из Киева и как сухо принял его Всеволод. Больно защемило сердце.
Звездан заметил быструю перемену, происшедшую с дружинником, но понял ее по-своему.
- Окружил себя князь наш льстецами и сребролюбцами, - сказал он. - Не по делам судит о людях, а по словам. Вот и спешат наперебой: кто слаще слово вымолвит, тот ныне и в почете, тому и гривны и первое место на пиру. Кто правду молвит, того отринет князь. Бояре алчные набивают лари свои златом, а холопы их, о коих им печись надлежает, ибо нет у них иной защиты, пухнут и мрут в деревеньках от голода. Иной-то боярин и ума худого, а в чести: приноровился ко Всеволоду, слова поперек не молвит, встречает его поклонами и улыбками. Да и сам-то князь сытного пирога не пропустит: сколь уж добрых людей пошло в разор. Воистину: не имей себе двора близ княжа двора и не держи села близ княжа села: тиун его яко огонь, и рядовичи его как искры. Если от огня устережешься, то от искр не сможешь устеречься - останешься без портов… Верно ли молвлю, Словиша?
- Эк довел тебя Одноок, - покачал головой дружинник, разглядывая Звездана с недоумением. - Так ли уж плох великий князь?.. Иные, слышь, по-другому молвят, а умишком бог тоже не обошел. Собирает Всеволод Русь в единый кулак, к миру зовет князей. Оно и видно: в лихой сече не довелось тебе мечом помахать, не видел, как разваливают оскордом людишек надвое. Нынче поганые в нашу сторону и путь позабыли…
- Отыщут сызнова, - сказал Звездан убежденно. - На одном Всеволоде Русь не устоит. Думцы ему нужны, преданные люди.
- Снова бояр нам на выю прочишь?
- Будто ныне на вые не сидят? Не станет Всеволода - каждый потянет в свою сторону. И пойдет опять великая смута…
Словиша, осклабившись, дернул коня за уздцы, взмахнул плеточкой.
- Как погляжу, нынче не попируем мы с тобой, Звездан, - сказал он с сожалением. - Поворачивай-ко к себе на двор, попарься в баньке - авось дурные мысли парком вышибет. А я веселиться хочу.
И ускакал к Серебряным воротам.
Звездан поглядел ему вслед, понурился: перед кем рассыпал он бисер, кому доверил сокровенное? И, тяжело вздохнув, повернул своего коня в противоположную сторону.
2
У зятя Рюрика Ростиславича, волынского князя Романа, с утра сидел в гриднице боярин Твердислав, только что прибывший из Киева. Покашливая, выкладывал недобрые вести. Говорил глухим голосом, гнусавил в бороду:
- Я тебе еще когда сказывал, княже: Рюрику не верь. А ты гнал меня за порог, на думу не звал, поносил всякими словами.
Роман, подобравшись на стольце, морщился, нетерпеливо теребил длинный ус.
- Ты дело говори, боярин, - наконец оборвал он Твердислава. - Про обиды твои выслушаю после. Зачин твой был про плохие вести…
- С зачином аль без зачина, плохие они и есть, - обиделся боярин, любивший все говорить и делать обстоятельно. - Прибыл я, как велено было, в Киев…
- Ну? - снова оборвал его Роман.
Боярин вздохнул.
- Уступил ты Рюрику, - сказал он, - думал, отдаст он отобранные у тебя города Всеволоду, а Рюрик хитрил, вступил в сговор с владимирским князем…
- Что-то ходишь ты вокруг, яко лис, - усмехнулся Роман. - Никак в толк не возьму, к чему клонишь, боярин?
- Скоро поймешь, - мрачно пообещал Твердислав.
- Дале, дале, - подбодрил его Роман.
- А что дале? Отдал Рюрик твои города Всеволоду…
- То и мне ведомо, - хмыкнул Роман.
- Отдать-то отдал, и Всеволод те города принял, а после посадил в Триполь, Корсунь, Богуслав и Канев своих посадников, - одним духом выпалил боярин.
- Почто? - удивился Роман. - Ведь для сынов просил.
- То присказка, княже, а сказка еще впереди…
- Ты не про все города помянул, Твердислав, - вдруг обеспокоенно спохватился Роман.
- О том и речь, - сказал боярин. - Лучший город твой, Торческ, отдал Всеволод через свои руки Рюрикову сыну, а своему зятю Ростиславу…
- Врешь! - взревел Роман и, бледнея, вскочил со стольца.
- Вот те крест святой, - побожился Твердислав, в растерянности ища глазами икону. - Ты посуди-ко, княже: ну не хитрец ли Рюрик?! Эко что выдумал. Торческа, лучшего своего города, ты бы Ростиславу никак не уступил, сам взять его у тебя Рюрик остерегся. Зато через владимирского князя получил, что хотел.
Боярин помолчал, пристально глянул на притихшего Романа.
- Нынче, поди, все над тобой потешаются.
- Потешаются али нет, - медленно приходя в себя и понизив голос до гневного шепота, проговорил Роман, - то не твое дело, боярин. А весть ты мне принес и впрямь недобрую.
Исполненный достоинства, Твердислав встал с лавки и медленно приблизился к стольцу. Выставив перед собой посох, сказал:
- Не мне указывать тебе, княже. Но Рюрику ты своевольничать не давай…
- Сегодня же снаряжу гонца в Киев, - быстро согласился Роман.
- И скажи тестю, княже, - продолжал боярин окрепшим голосом: - "Не гоже это - заводить смуту в своем племени. Женат я на дочери твоей, а ты не блюдешь родственного союза. Что подумают о твоем своеволии и коварстве другие князья?.."
- Все так и скажу, боярин, - почти не слушая его, рассерженно кивал Роман.
- И еще скажи: "Верни мне мои города, коли хитростью их у меня отнял. Уступил я их по доброй воле, по доброй же воле беру назад. А иного мне ничего не нужно…"
Ушел боярин, гремя посохом, а зловещая тень его осталась в гриднице. Весь день до вечера буйствовал Роман. И над юной женой, Рюриковой дочерью, издевался:
- Вскарабкался отец твой на Гору, так нынче глядит не иначе как свысока. Глаза-то завидущие, руки-то загребущие. Дай срок - и Волынь под себя загребет.
- Ты батюшку не ругай, - со слезами на глазах защищала отца Рюриковна. - Доброй он.
- То-то от добра его и распирает, как квашню. Тесно стало тестюшке в Киеве.
- Не его в том вина…
- А чья же? - зло прищурил глаза Роман. - Уж не моя ли? Я клятвы не нарушал.
- Отца наперед выслушай…
- Слушал уж. Ирод клянется, Иуда лобзает, да им веры неймут!..
А вечером у Тверди слава собрались передние волынские мужи - бояре Чудинович, Судислав и Жидята.