Но Сашу это, видимо, не смутило. Он продолжал негромко и спокойно:
- Не буду скрывать, Ирина, мы с Лидушей только что говорили о вас и о вашем отъезде. У нас даже возник на этой почве небольшой спор. И раз вы сами тут, то тем легче будет его разрешить.
- Не надо, - вырвалось у меня, - ну, не надо споров! Ирина в первый раз пришла к нам…
- Но этот первый раз легко может оказаться последним, - с улыбкой проговорила Ирина, - ведь я уезжаю. Не зажимай рта мужу, - добавила она, чуть усмехаясь, - а то вдруг я уеду - и ваш спор останется неразрешённым. Итак?
- Мы говорили о вашем отъезде, - начал Саша, - и я… словом, я удивился, когда узнал об этом. Я понимаю, что человек ради любимого дела может поехать хоть на край света. Я пойму и того, кто поедет туда, подчиняясь приказу, дисциплине. Я почти пять лет пробыл на фронте и видел, как люди шли на самые опасные дела по приказу и без приказа. Все это бесспорно. - Он замолчал, подыскивая слова.
- Так о чём же спор? - спросила Ирина.
- Видите ли, - медленно продолжал Саша, - мне непонятно, как же можно сразу поехать за тридевять земель только потому, что и там можно с пользой работать. Я понял бы это, если бы вы здесь сидели без дела, но ведь я знаю, что вы работаете, больше того, вы ведёте большую, важную работу.
- Я могу ответить вам тремя словами, - сказала Ирина: - там я нужнее. Да и уезжаю я не навсегда, а на сравнительно короткий срок. Вот и все.
- Нет! - возразил Саша. - Вы кривите душой, Ирина, это не похоже на вас. Вспомните, в какое время мы виделись с вами в Ленинграде! - воскликнул Саша, и я поняла, что он искренне взволнован. - Страшно подумать… И мне так радостно видеть вас сейчас вот такую, красивую, полную сил, - уж кто-кто, а вы-то имеете право на счастье. Поймите же, мне хочется, чтобы люди вроде вас, которые вынесли на своих плечах так много, получили бы наконец возможность пользоваться засуженным счастьем.
Он замолчал.
- Послушайте, Саша, - тихо отозвалась Ирина, и я с радостью заметила, что в голосе её нет ни раздражения, ни обиды, - я тоже могу кое-что вспомнить. Был вечер… Вы помните тот вечер, когда все ушли и мы остались там в комнате, на заводе?.. Помните?
- Конечно.
- И я спросила вас: "Если бы вы нашли свою Лиду, вы были бы совершенно счастливы?"
- И я ответил: "Конечно", - прервал её Саша, взглянув на меня.
- Да, вы ответили "конечно", но я сказала вам в ответ, что и мне, и Иванычу, и многим другим было бы уже мало просто возвращения старого. Для вас встреча была бы завершением всего, идеалом, исполнением всех желаний. А для меня, если бы даже вернулся тогда мой Григорий, эта встреча была бы началом чего-то нового, трудного, опять какой-то борьбы и стремления к лучшему.
- Ну хорошо, - согласился Саша, - может быть, я тоже так думаю, только не говорю об этом. Однако речь идёт о поступках. Неужели кто-нибудь, даже с позиций самой чистой морали, смог бы упрекнуть вас, именно вас, в том, что вы воспользовались бы маленькой частицей того счастья, которое завоевали? Ведь сейчас мир.
- Не знаю, - задумчиво ответила Ирина. - Я думаю, что дело здесь глубже. Для меня он, этот сегодняшний мир, не менее сложен, чем война. И принципы, по-моему, одни и те же. А кроме того, я не приношу никаких жертв. Я живу так, как считаю единственно возможным.
Снова наступило молчание. Саша тихо постукивал по столу костяшками пальцев, а мне уже давно хотелось прервать этот разговор, изменить его направление. Я уже несколько минут перебирала в мыслях слова, которые надо произнести, чтобы покончить с этим разговором, и, как назло, ничего не могла придумать.
- Счастье?.. - с какой-то лёгкой усмешкой тихо проговорила Ирина. - Неужели вы верите, что счастье - это что-то вроде синей птицы, которую хотят поймать мальчик и девочка? Но ведь это сказка. Её и во МХАТе-то только днём рассказывают, для вечера она уже недостаточно серьёзна. Нет, Саша, счастье нельзя поймать и посадить в клетку. Настоящее счастье такое огромное, что не уместится ни в клетке, ни даже в самой уютной комнате.
Она снова замолчала. Я чувствовала, что слова Ирины, в особенности последние, обидели Сашу. Наконец он медленно встал из-за стола и сказал:
- Что ж, есть споры, которые никогда не кончаются. Во всяком случае, я желаю вам всего самого хорошего… Я пойду купить папиросы.
Он снял с вешалки кожанку и вышел.
Я поняла, что он ушёл, чтобы прекратить этот разговор.
Мы остались с Ириной вдвоём. И как только ушёл Саша, мне стало не по себе. Я чувствовала, что не могу посмотреть Ирине прямо в глаза.
- Ты не думай, - сказала я с трудом, - ты не думай, что он… - Я не могла подобрать нужных слов.
- Ничего, - ответила Ирина, подходя близко ко мне, - ничего, я понимаю… Он просто хотел поспорить.
- Да, да, - подхватила я её слова. - Ты ведь знаешь его, он всегда любил спорить.
Слова, которые я произнесла, показались мне ненужными и смешными.
Ирина попрощалась:
- Я пойду, Лидуша, уж поздно. До завтра.
Она ушла, не дожидаясь моих прощальных слов.
Через несколько минут вернулся Саша.
И вдруг меня охватила тревога. Ничего не изменилось в нашей комнате, по-прежнему жёлтый мягкий свет наполнял её, и Саша по-прежнему сидел в кресле, внимательный и нежный ко мне, как всегда, но я почувствовала смутную тревогу.
"Я должна наконец поговорить с Сашей о Кольке, - сказала себе. - Не могу, не имею права ничего скрывать от него".
И я сказала:
- Саша, есть одна вещь, которая мучит меня, не даёт мне покоя. Я думала сначала, что это пройдёт, но ничего не проходит.
- Что случилось, Лидуша? - спросил он, наклоняясь ко мне.
- Коля… - едва выговорила я.
- Что с ним?
- Мне трудно, невозможно сознавать, что он где-то близко от меня и в то же время не со мной.
Я встала, и Саша тоже встал, и на минуту мне показалось, что в его глазах мелькнул испуг.
- Саша, - сказала я, стараясь не глядеть ему в глаза, - давай возьмём Кольку.
Он ответил не сразу. Он смотрел куда-то в землю, словно избегал встретиться со мной взглядом.
- Ты хочешь, чтобы мы взяли его… совсем? - спросил Саша, по-прежнему не поднимая глаз.
- Да, - тихо промолвила я и сразу почувствовала облегчение.
Саша молчал. Он поднял голову и стал медленно ходить взад и вперёд по комнате. Наконец он остановился рядом со мной.
- Но ведь он всё уже понимает и всё помнит. И я для него совершенно чужой человек!
- Он привыкнет, привыкнет! - воскликнула я. Мне казалось, что Саша уже готов согласиться, что нужно только убедить его - и всё будет хорошо. - Он обязательно привыкнет, - ещё раз повторила я. - Он ведь тогда, в детдоме, и меня долго дичился. Но теперь он такой общительный, ты же видел, как он быстро с тобой освоился…
- Лида, - прервал меня Саша, - я не понимаю… Зачем нам чужой? Ведь у нас может быть свой ребёнок?
- Да, да, - торопливо ответила я, - но его ещё нет, а Коля есть, он существует. И у него уже никогда не будет родителей.
Я подошла и обняла Сашу. Но он, пожалуй, в первый раз, осторожно, но настойчиво отвёл мои руки и спросил:
- Лидушка, зачем тебе? - В его голосе звучали сожаление и обида.
Я замолчала, чувствуя, что уже больше ничего не могу сказать, села на подоконник и стала глядеть на улицу…
В тот вечер мы не произнесли больше ни слова.
Я проснулась ночью, почувствовала, что Саши нет рядом, и, открыв глаза, увидела, что он сидит у окна и смотрит на меня. Должно быть, он ещё не ложился. За окном горели фонари, и голова Саши казалась резко очерченной на светлом фоне окна.
И мне захотелось выскочить из постели, обнять его и сказать тихо, на ухо, что всё прошло, что пусть всё будет по-старому.
Но я не смогла этого сделать, что-то заставляло меня неподвижно лежать в темноте и молчать.
В ту ночь я так и не ложился спать.
"Как мог я проглядеть все это? - думал я. - Ведь Лида сказала, что уже несколько недель думает о мальчике, мучается, а я ничего не видел, не замечал. Почему я ничего не почувствовал?"
Под утро я задремал. Меня разбудила Лида. Она сидела на перильце кресла, обнимала меня и говорила:
- Ну, не надо, не надо, Сашенька, я понимаю, что была не права. Я была эгоисткой, теперь я понимаю. Забудем, я никогда не буду больше об этом говорить!
Она смотрела мне прямо в лицо и улыбалась открытой и ясной улыбкой. Это была по-прежнему моя Лида, такая, какой я её знал и любил.
- Нет, - возразил я, - тебе не в чем оправдываться передо мной. Ты была права.
- Ну, не будем говорить об этом, Сашенька, - повторила Лида.
Больше мы о Коле не говорили. На завод поехали вместе.
В тот день я должен был написать очерк о заводской новостройке.
Уже вскоре после моего поступления в редакцию, осматривая завод, я увидел, что он имеет как бы два лица. С первого взгляда, "со стороны", он казался большим, спокойным, размеренно работающим заводом. Но оказалось, что позади действующих цехов возводились два новых - инструментальный и прокатный. Когда я в первый раз попал туда, были уже возведены стены одного из цехов - красные невысокие стены. Закладывался фундамент для второго цеха, и экскаватор со скрежетом вгрызался в землю.
Было странно видеть это строительство бок о бок со старым, планомерно действующим заводом. Впервые придя сюда с Андрюшиным, я подумал, что не только здесь, на заводе, я вижу это сочетание старого с новым. Ведь и наш дом тоже ещё строится, как и вообще каждый дом в Ленинграде: хоть что-нибудь в нём изменяется или возводится заново.