Я тут же поняла, что это был глупый вопрос. Но Ирина, видимо, не расслышала его, она была чересчур поглощена своим счастьем…
Через неделю Ирина стала женой Каргина.
В первый раз - хорошо помню - я почувствовала это, возвращаясь домой после нашей удачи с закалкой и признания Ирины.
Я знала, что Саша придёт сегодня поздно - его вызвали на какое-то совещание в райком, - и я шла не торопясь.
И вот тогда я впервые ощутила, что для полноты счастья мне чего-то не хватает. Всё было хорошо в моей жизни в тот вечер - удача на работе, счастье Ирины, - но вдруг я почувствовала, что мне чего-то не хватает, что есть во мне какой-то неиспользованный запас чувств, не применимых ни к работе, ни к Саше, ни к Ирине. И мысли мои снова, как это было часто за последнее время, обратились к Коле.
В ту минуту, когда я рассталась с Колей у подъезда большого серого дома, я вдруг поняла, что он всегда жил в моём сердце и что, даже когда рядом была Маруся, внешне так похожая на мою Любу, я и тогда любила маленького измученного Кольку…
На другой день после работы я пошла навестить Колю. Он жил теперь в детдоме, но с осени собирался поступить в ремесленное училище и переехать в общежитие.
Однажды я привела Колю на Нарвскую. Он деловито и с достоинством поздоровался с Сашей, осмотрел комнату и сказал улыбаясь:
- Здорово живёшь, тётя Лида.
Саша, всячески развлекая Колю, начал рассказывать о том, что было в этой комнате во время блокады, но Коля, узнав об артиллерийском наблюдательном пункте, возразил равнодушно:
- Так то в блокаду… А я про теперь. А в нашей комнате мертвяки лежали. Их со всей квартиры сносили… То в блокаду…
Вечером я проводила Колю домой и, возвращаясь, всю дорогу думала о нём. Я думала, что для полноты счастья мне не хватает этого круглоголового мальчика со спокойными, недетскими глазами. Я вырвала его у смерти, это мой, мой ребенок. Я хочу, чтобы он был около меня, хочу видеть, знать, как он растёт, как становится юношей, потом взрослым человеком.
Я видела в этом ребёнке частицу самой себя, мои усилия, моё прошлое, мою веру в победу, и в Сашу, и во всё самое лучшее.
Но я почему-то долго не решалась рассказать Саше о своих переживаниях. Наконец я всё же решила поговорить с ним.
В те дни он неизменно был в отличном, весёлом настроении. С работой у него ладилось. Саша рассказывал, как хорошо относятся к нему в редакции, в газете почти каждый день появлялись его статьи, и мне было очень приятно, когда в лабораторию приходили свежие газеты и кто-нибудь из наших, разворачивая номер, нарочно громко говорил:
- Ну-с, почитаем, что сегодня Савин пишет.
Иногда я думала: "Почему это так происходит? Почему для меня работа, как правило, приносит волнения, неудачи и только редко радости, а Сашина работа точно сплошной праздник?" И каждый раз казалось, что дело в том, что Саша - знаток в своей области, а я ещё очень мало знаю и большинство моих неудач - от неопытности и неуверенности в себе…
В тот день, отправляясь на работу, я твёрдо решила, что по возвращении поговорю с Сашей о Коле. Но днём произошло событие, которое отвлекло мои мысли.
Когда я вошла в лабораторию, Ирины не было. Я вспомнила, что она и вчера в полдень ушла куда-то и уже не возвращалась.
Ирина появилась только к концу дня. По её сосредоточенному взгляду, суровым губам я поняла: что-то произошло.
Но я ни о чём не спрашивала. Так повелось между нами: никогда ничего не выпытывать друг у друга.
Под вечер Ирина зашла в нашу комнату и чуть заметно кивнула мне. Я пошла за ней.
- Ты знаешь, зачем меня вчера вызывали? - спросила Ирина.
- Я даже не знаю, кто тебя вызывал и куда, - ответила я.
- В главк, - сказала Ирина. - Мне предлагают ехать работать в сибирский филиал.
Сначала я просто ничего не поняла.
- Как ехать? Тебе? - недоуменно переспросила я.
- Ну да, мне, - повторила Ирина. - Что тут непонятного?
Между тем тоном, спокойным и только слегка раздражённым, которым говорила Ирина, и содержанием её слов был такой разрыв, что я никак не могла поверить в то, что она рассказала.
- Но как же так? - спросила я. - Почему именно тебе? И насколько? И как же Василий Степанович? Да расскажи же толком: что случилось?
Мы шли с Ириной по заводскому двору.
- Все очень просто, - ответила Ирина. - На филиале решено внедрить закалку в производственный процесс, - ты знаешь, ведь там поточный способ. Меня вызвали в главк и предложили поехать туда и помочь организовать это дело.
- Надолго?
- Об этом не говорили. Из беседы я поняла, что это поездка на несколько месяцев.
- Ну, а что же ты? - прервала я Ирину. - Разве ты не могла отказаться?
- От чего? - взглянув на меня, спросила она. - От чего я могла отказаться? Два года мы вместе работаем над закалкой, и вот представляется возможность заняться не экспериментом, а широким внедрением закалки в производство. Как я могла отказаться?
- Да что ты такое говоришь, Ирина? - снова прервала её я. - Ведь ты же теперь не одна. Разве Василий Степанович отпустит тебя? - Я подумала: "Неужели у них жизнь не налаживается?"
Ирина ответила не сразу.
- Ты помнишь, мы как-то втроём гуляли по парку и Василий вдруг начал говорить о том заводе? Ну вот, - продолжала Ирина, - как же ты можешь думать, что он меня не отпустит? У него нет двух правд, а только одна. И потом, что это за слова - "отпустит", "не отпустит"?
Мы вошли в маленький садик, разбитый в конце двора, и сели на скамейку. Я старалась осмыслить всё, что сказала мне Ирина. Это было так неожиданно и странно, что не укладывалось в голове.
- И ты едешь? - спросила я Ирину.
- Да.
- И тебе не жалко?
Ирина посмотрела мне в глаза и медленно покачала головой.
- Да, конечно, зачем говорить неправду… Он снова останется один, но ведь это же не навсегда. Ведь вот вы с Сашей тоже четыре года не были вместе. Когда я решала, то думала о вас.
- Так это же была война! - вырвалось у меня.
- Нет, - убеждённо сказала Ирина, - тут дело не в войне. Тут дело в жизни. В отношении к жизни. Ты всё ещё не согласна со мной?
От этого напрямик поставленного вопроса мне стало не по себе. Я вдруг поняла, что всё, о чём говорила Ирина, было правдой, нашей правдой, той самой, которой мы жили все эти годы, и мне стало стыдно оттого, что я сразу не смогла этого понять.
- Когда ты едешь? - спросила я.
- Очень скоро, может быть, на днях. Едет целая бригада.
- Может быть, ты зайдёшь сегодня к нам? - спросила я, стараясь, чтобы Ирина не заметила моего смущения. - С момента приезда Саши ты ни разу не была у нас.
- Хорошо, - согласилась Ирина, - может быть, я сегодня зайду…
Вечером я сказала Саше:
- Ты знаешь, Ирина уезжает в Сибирь, работать в филиале.
- То есть как это? Совсем?
- Нет, но всё же надолго.
Саша помолчал немного, а потом сказал:
- Жалко. Ты ведь говорила, что они с Каргиным поженились.
- Почему же жалко? - спросила я.
- Ну… я подумал, что, может быть, у них что-то разладилось, раз она уезжает. Ирину было бы жалко. Она столько испытала в жизни…
- У них ничего не разладилось, - выпалила я, и слова мои прозвучали зло. Мне почему-то стало неприятно, что Саша подумал то же самое, что и я, когда Ирина сообщила мне о своём отъезде. - У них ничего не разладилось, - повторила я. - Наоборот. И всё это не имеет никакого отношения к её отъезду. Ей вовсе не хочется расставаться с Каргиным.
Саша посмотрел на меня. Очевидно, его удивил мой тон.
- Кто же её заставляет? Главк?
- Совесть.
Саша улыбнулся.
- Непонятно говоришь, Лидуша.
- Ах боже мой, - прервала я его, - что же тут непонятного?
Я говорила раздражённо и в то же время прекрасно сознавала, что недовольна Сашей только потому, что он выглядел в этом разговоре так же, как выглядела я в разговоре с Ириной.
- Что же тут непонятного? - повторила я. - Завод наш, там плохо с кадрами. Поедет не одна Ирина, а целая бригада.
- Понимаю, - кивнул Саша.
Теперь я пристально посмотрела на Сашу. Я вдруг почувствовала, что где-то в глубине сознания мне очень хочется, чтобы он сказал что-нибудь очень важное, правдивое, главное в эту минуту.
И в эту самую минуту в дверь постучала Ирина.
Наша встреча превратилась в вечер воспоминаний, и я только и слышала: "А помните?", "А это вы помните?"
- Вы подумайте, Ирина, - говорил Саша, - как все получилось! Ведь это полное исполнение желаний, как говорили гадалки. Ну, кто бы из нас поверил в тысяча девятьсот сорок втором году, что мы втроём будем тихо и мирно сидеть в комнате, и не просто в комнате, а в этой самой, пить чай и вспоминать обо всём. Ведь так только в романах бывает, да и то авторов потом упрекают в неправдоподобии. - Он засмеялся и добавил: - А теперь вот всё стало на свои места. Впрочем, вы, кажется, срываетесь с места?
Меня покоробил его каламбур.
- Да, я уезжаю, - просто ответила Ирина.
- И все действительно обстоит так, как мне рассказывала Лида?
Ирина посмотрела на меня и улыбнулась.
- Я, собственно, не знаю, что вам успела рассказать Лида, но думаю, что именно так.
- И вы действительно бросаете всех нас? - полушутливо продолжал Саша.
- Бросаю, - в тон ему ответила Ирина. - Здесь теперь не страшно: не стреляют.
- Ну хорошо, - не успокаивался Саша, - я готов допустить, что разлуку с нами вы переживёте. Но ведь есть ещё кто-то?
Глаза Ирины вдруг стали строгими и брови сдвинулись.